Кан, в свои взрослые годы, почти всегда бывал серьёзен, порой слишком серьёзен. Сейчас я понимаю, что его нелёгкая ноша: все сомнения, волнение, переживания, были сокрыты от посторонних глаз этой маской - немного высокомерной, кажущейся холодной и безразличной. Она укрывала все его чувства, все его страхи.
Он просто не мог позволить себе быть слабым, беспечным, опрометчивым. И не мог позволить кому бы то ни было увидеть в нём проявления чувств.
Все мои воспоминания о радостном, беззаботном Кангаре, о счастливом Кангаре, о Кангаре смеющемся и танцующем, относятся к нашему раннему детству.
Наверное, день нашего знакомства был одним из немногих дней в его жизни, когда он улыбался легко и сердечно, и не стремился себя скрывать.
Воспоминание четвёртое. День рождения Солнца
Шло четвёртое лето моей жизни.
В последний жаркий месяц в поселении ассанте устраивалось грандиозное празднество в честь рождения Солнца - сына небесных Богов. К торжеству готовились многие недели, и приготовления были не менее ожидаемой и предвкушаемой всеми забавой, чем сам праздник, весёлой, яркой и очень приятной частью торжества для всего селения.
Каждое утро я, как и все дети, как и моя маленькая личная стая Шантин, просыпаясь, бежала к центральной улочке поселения, туда, где под широким навесом работали улыбающиеся ассанте: дети, подростки, взрослые, словом, все, кто только был в тот момент свободен от других обязанностей или имел желание сделать приготовление к празднику своей основной работой. Ассанте всех возрастов и ото всех семей, сообща создавали ритуальные фигуры Богов, сплетая их из длинных, жёстких кокосовых и банановых листьев, а также шили костюмы и маски для ритуального танца, готовили украшения из ракушек, камней, плели корзины, лепили глиняные вазы и горшки в дар Богам, и делали многие, многие другие предметы для праздника.
Мы называли это общинное сердце поселения 'акона' - в буквальном переводе 'круг большой работы'. Это действительно было место постоянной работы, там всегда что-то происходило, царила кипучая энергия, звучали весёлые голоса, смех и дружные песни. Ни разу не видела я ссор в аконе. Всё, что хотелось сделать или попробовать сделать, воплощали сообща, помогая друг другу, поддерживая, обсуждая и находя лучшее решение.
Ассанте ценили любовь, которую так щедро дарили им их небесные Боги и которую они ощущали во всём, что их окружало, и старались всячески её приумножать. Наверное, такая простая, первобытная, бескорыстная любовь и дружба - самые ценные дары, которыми только может обладать человек. И я бесконечно рада, что была частью этого.
Много позже, в свои самые тяжёлые и тёмные дни, я часто вспоминала свои детские годы, вспоминала нашу общинную акону и царящий в ней дух всеобщего равенства, сплочённости. Даже тогда, когда во мне самой не оставалось простого дружелюбия, лишь одно это маленькое, окрашенное детской наивностью напоминание наполняло меня светом и разжигало мой собственный внутренний алтарь любви. Это очищало меня и придавало сил. В каком-то смысле моя большая и дружная семья всегда была со мной, где бы я ни находилась. Они все - мои родные и любимые ассанте, создавшие акону - жили внутри меня самой, освещая мой путь и придавая мне сил.
Но не передать мне словами моей великой печали, которая охватывает меня каждый раз, при мыслях о том, как я и мой отец подвели нашу семью.
Я сожалею, и всегда буду сожалеть о том, что не смогла быть больше частью племени, чем частью своей личной судьбы, и вместе со всеми в годы тяжбы встать плечом к плечу, встретить врага и отразить опасность...
Я жалею о том, что мой отец ничего не сказал Вождю о том корабле, который мы видели в ночь моего рождения. Знаю, что он защищал нас с мамой, как считал необходимым... Ведь корабль тех англичан им самим тогда показался чем-то иным, чуждым, страшным, как кошмарный монстр, или проявление злых сил, и само упоминание о нём могло посеять смуту и поставить под удар наше безопасное положение в племени.
Ассанте были в большинстве своём очень суеверны и боялись злого рока. И именно по этой причине мои родители не раскрыли никому моего дара... И мне с самых ранних лет пришлось платить душевным спокойствием за принадлежность нашей семьи к сильному и знатному роду.
Но, в конце концов, не мне судить о том, что было бы лучше для нашей семьи, ведь тогда на кону стояла не только моя судьба, но и жизнь и благополучие моих дорогих родителей...
Однако наша причастность или непричастность к Шантин - это, по моему убеждению, несовершенная ценность и ничтожная цена, по сравнению с той, которую пришлось всем нам заплатить в противовес своей временной безопасности...
Сама я была слишком мала, чтобы осознать всю важность того, что мы тогда увидели, и того, что понял отец. Я была слишком мала, чтобы развеять его страх. Я была слишком мала, чтобы поддержать его, чтобы убедить, чтобы воззвать к его храбрости. Я была слишком мала для всего.
