В ту же зиму 1850/51 года Толстой встретился с женой конногвардейского полковника Софьей Андреевной Миллер, урожденной Бахметевой, и влюбился в нее. Они сошлись, но браку их препятствовали, с одной стороны, муж Софьи Андреевны, не дававший ей развода, а с другой - мать Толстого, недоброжелательно относившаяся к ней. Только в 1863 году брак их был официально оформлен. Софья Андреевна была образованной женщиной; она знала несколько иностранных языков, играла на рояле, пела и обладала незаурядным эстетическим вкусом. Толстой не раз называл ее своим лучшим и самым строгим критиком. К Софье Андреевне обращена вся его любовная лирика, начиная с 1851 года.
Толстой постепенно приобретал более широкие литературные связи. В начале 50-х годов поэт сблизился с Тургеневым, которому помог освободиться из ссылки в деревню за напечатанный им некролог Гоголя, затем познакомился с Некрасовым и кругом "Современника". В 1854 году, после большого перерыва, Толстой снова выступил в печати. В "Современнике" появилось несколько его стихотворений и первая серия прутковских вещей.
В годы Крымской войны Толстой сначала хотел организовать партизанский отряд на случай высадки на балтийском побережье английского десанта, а затем, в 1855 году, поступил майором в стрелковый полк. Но на войне поэту побывать не пришлось - во время стоянки полка под Одессой он заболел тифом. После окончания войны, в день коронации Александра II, Толстой был назначен флигель-адъютантом.
Вторая половина 1850-х годов - время оживления общественной мысли и общественного движения после краха николаевского режима. Это время большой поэтической продуктивности Толстого. "Ты не знаешь, какой гром рифм грохочет во мне, какие волны поэзии бушуют во мне и просятся на волю", - писал он жене. В эти годы написано около двух третей всех его лирических стихотворений. Поэт печатал их во всех толстых журналах.
Вместе с тем это время характеризуется все более углубляющейся общественной дифференциацией. И уже в 1857 году наступило охлаждение между Толстым и редакцией "Современника". Одновременно произошло сближение со славянофилами. Толстой стал постоянным сотрудником "Русской беседы" и подружился с И.С.Аксаковым. Но через несколько лет он решительно отверг претензии славянофилов на представительство подлинных интересов русского народа.
Толстой часто бывал при дворе - и не только на официальных приемах. Однако служебные обязанности (одно время он был также делопроизводителем комитета о раскольниках) становились все более неприятны ему. Особенно тяготило его, что он не может всецело отдаться искусству, что он не только поэт, но и "чиновник". Лишь в 1859 году Толстому удалось добиться бессрочного отпуска, а в 1861 году - отставки. Он писал Александру II, что уже давно отдался бы своему призванию, если бы "не насиловал себя из чувства долга", считаясь со своими родными, которые придерживались других взглядов. "Я думал... что мне удастся победить в себе натуру художника, но опыт показал мне, что я напрасно боролся с ней. Служба и искусство несовместимы". Хотя сам Толстой и утверждал, что единственной причиной его ухода от двора является стремление всецело посвятить себя искусству, в действительности этот шаг был связан со всей его социальной позицией.
2
Толстой отрицательно относился к революционному движению и революционной мысли 60-х годов. Попытки объяснить это одними разногласиями во взглядах на искусство несостоятельны. Неприемлемые для Толстого эстетические теории Чернышевского, Добролюбова, Писарева были в его сознании органической частью чуждой ему в целом политической идеологии. Если в некоторых его полемических стихотворениях ("Пантелей-целитель", "Против течения", "Порой веселой мая...") действительно преобладает эстетическая тема, то в "Потоке-богатыре", нескольких строфах о нигилистах из "Послания к М.Н.Лонгинову о дарвинисме", во многих его письмах речь идет уже не об искусстве, а об отношении к мужику, атеизме, материализме и социализме.
Если бы идейный облик Толстого этим исчерпывался, его с полным основанием можно было бы зачислить в лагерь Каткова. Но Толстой боролся с революционной мыслью не с официозных позиций. Напротив, он в то же время крайне отрицательно относился к современным ему правительственным кругам и правительственным идеологам; достаточно вспомнить одну из самых блестящих сатир русской литературы "Сон Попова", последние строфы "Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева", "Песню о Каткове...". Письма его пестрят остротами и резкими словами о министрах и других представителях высшей бюрократии, которую поэт считал каким-то наростом, враждебным подлинным интересам страны. О манифесте и "Положениях" 19 февраля 1861 года Толстой отзывался как о произведениях бюрократического творчества - таких длинных и невразумительных, "что черт ногу сломит" (письмо к Маркевичу от 21 марта 1861 г.). Толстой негодовал на деятельность Третьего отделения и цензурный произвол. Во время польского восстания он вел при дворе борьбу с влиянием Муравьева Вешателя, а после подавления восстания решительно возражал против русификаторской политики самодержавия и зоологического национализма официозных и славянофильских публицистов.
Ненависть Толстого к служебной карьере и желание всецело отдаться искусству связаны с его общим отношением к самодержавно-бюрократическому государству, бюрократическим и придворным кругам. Еще в 1851 году он писал жене: "Те же, которые не служат и живут у себя в деревне и занимаются участью тех, которые вверены им богом, называются праздношатающимися или вольнодумцами. Им ставят в пример тех полезных людей, которые в Петербурге танцуют, ездят на ученье или являются каждое утро в какую-нибудь канцелярию и пишут там страшную чепуху". Это признание даже по своему тону напоминает аналогичные заявления Льва Толстого. "Разве есть возможность остаться художником при той жизни, которую мы ведем? - читаем в другом письме. - Я думаю, что нельзя быть художником одному, самому по себе... Энтузиазм, каков бы он ни был, скоро уничтожается нашими условиями жизни". Официальная Россия представлялась поэту глубоко враждебной искусству, антиэстетической во всех своих проявлениях.
