– Можно, Марианна Петровна?

Голос у Лизаветы был слащаво-почтительный, но чуткое ухо Марианны уловило в нем легкую насмешку. И она поняла, что горничная прекрасно знает про все мужнины шашни с другими бабами.

Ну еще бы, прислуга все всегда знает. И покрывает его, небось прячет рубашки, измазанные помадой, и белье…

Ну что ж, сама напросилась.

– Идите, конечно, я ужинать не буду, просто чаю попью…

После ухода Лизаветы Марианна наведалась на кухню.

Там было тихо, темно и пусто, стало быть, Нина Ивановна уже приняла свою положенную дозу спиртного и улеглась на боковую. Теперь до утра не появится.

Водителя тоже нет, очевидно, его вызвал муж, чтобы ждал и отвез потом домой. Муж в этом плане очень осторожен, если выпил, за руль не сядет. Может, и правда у него деловой ужин, а не ласки с брюнеткой… как же ее там… Марианна осознала, что сейчас этот вопрос ее волнует меньше всего.

Она заглянула в каморку при кухне, там Лизавета держала свою рабочую одежду – комбинезон, в котором она занималась уборкой квартиры. Подавать завтрак, накрывать в столовой и встречать гостей полагалось в темном платье с белым воротничком. Платье Лизавете ужасно не шло, да и гости к ним в дом не приходили.

Марианна взяла комбинезон, который противно пах какой-то химией, и отнесла его в спальню. После примерки выяснилось, что он ужасно велик, Лизавета была девушка плотной комплекции. Пришлось пододеть вниз спортивный костюм.

Марианна примерила парик, как следует растрепав его, чтобы пряди свисали на лицо, в последний момент сообразила вытащить из ушей свои серьги с бриллиантами – подарок отца («Ой, папа, папа, что же с тобой случилось!..»).

В кармане Лизаветиного комбинезона очень кстати оказались тонкие резиновые перчатки, что Марианна посчитала хорошим знаком.

Она вошла в кабинет, чуть шаркая ногами и переваливаясь, как Лизавета, не зря долго репетировала ее походку.

Не включая свет, подошла к стене и сняла одну из картин, ни на минуту не забывая отворачиваться от камеры. Так, одно плечо вперед, картину положить на пол, наклониться неловко, так, чтобы камера смотрела на ее пятую точку.

Вот и сейф. Марианна с замиранием сердца нажала на панели четыре цифры кода, те, что она запомнила, когда случайно примерно полгода назад увидела в зеркале, как муж открывает сейф.

Четыре цифры: 23 54.

И ничего не произошло. Не слышно было легкого гудения, и дверца не открылась. Код не подходит, муж его поменял.

Неужели из-за того раза, когда она случайно вошла в его кабинет? Неужели он ее подозревал?

Да нет же, она, Марианна, до того случая в ресторане, когда муж буквально сошел с катушек, была для него вроде прикроватной тумбочки. Вроде она есть, но ее не замечают.

В плане своих секретов муж, конечно, человек серьезный, не станет он устанавливать код сейфа из дня и месяца своего рождения и уж тем более из дня рождения своей жены (см. выше про тумбочку). Да он и не помнит эту дату, ему, как говорится, до лампочки. Марианна сама ненавязчиво напоминала ему про свой день рождения, чтобы он не попал в неприятное положение, как она себе объясняла. На самом деле ему все равно, но муж не выносит, когда ему на вид ставят.

Так что дату ее рождения и проверять не стоит.

Но с другой стороны, запомнить новый код все же не так просто. Можно и перепутать.

По какому-то наитию Марианна набрала цифры наоборот, справа налево: 45 32.

И это сработало, дверца открылась. Марианна посветила внутрь фонариком телефона.

Какие-то бумаги, пачки наличных – рублей и евро. И сзади, за документами, она увидела коробочку. Ту самую, которую помнила еще с подросткового возраста, когда тайком примерила серьги и отец застал ее и очень сердился. Коробочку синего бархата, сильно потертого за столько-то лет.

Руки отчего-то задрожали, когда она осторожно взяла коробочку и открыла. Серьги были там. Две веточки старинной работы из белого золота, на каждой – два камня, два изумруда, один светлый, а второй, пониже – очень сочного глубокого цвета, цвета Адриатического моря в знойный полдень.

Те самые, фамильная драгоценность. Которую отец велел беречь как зеницу ока. А сам не уберег. И как они очутились в сейфе ее мужа? Неужели он как-то причастен к смерти ее отца?

От этой мысли Марианне стало плохо. Захотелось упасть тут же, на дорогой ковер, что устилает пол кабинета, и лежать там, оглохнув и ослепнув от горя.

Нет уж! Марианна потрясла головой, чтобы прийти в себя, и поняла, что надо скорее уходить. Но перед этим сфотографировала серьги на свой телефон.

Затем убрала коробочку и закрыла сейф. Потом, тщательно следя за тем, чтобы лицо ее не попало на камеру, повесила на место картину. Причем повесила намеренно криво. Пусть муж сразу узнает, что в сейфе кто-то копался. И бумаги в сейфе она переложила по-другому. Так он точно заметит, и Лизавета не отопрется. А то скажет, что картина упала и она ее просто на место повесила.

Муж, разумеется, ей не поверит, но так надежнее.

Она вышла из кабинета, переоделась в своей комнате и повесила комбинезон на место как раз вовремя, потому что в дверях заскрежетал ключ. Это водитель привез мужа.

Услышав возню и здорово пьяный голос мужа, Марианна резвой антилопой скакнула наверх и заперлась в спальне. Там она рассмотрела фотографии и убрала их подальше в «облако», чтобы никто не смог до них добраться в ее телефоне.

Потом разодрала парик на мелкие прядки и спрятала в непрозрачный пакет на самое дно шкафа, понадеявшись, что Лизавета туда не полезет, ей будет не до этого.

И как в воду глядела, потому что, проснувшись утром, услыхала громкие крики.

Орал муж. С сильного похмелья голос был злой и хриплый. Бывало и раньше такое, тогда Марианна просто делала вид, что спит. И ждала в спальне, когда он уйдет. Сегодня же она накинула халат и босиком прокралась к лестнице, чтобы послушать.

Скандал был в самом разгаре. Басовитый рык мужа перекрывал плачущий голос Лизаветы.

– Это не я! – рыдала она. – Я ничего не трогала! Я к сейфу близко не подходила!

С непонятным удовлетворением Марианна поняла, что дело ее – труба, что муж Лизавету просто не слышит. И не отреагирует, что бы она ни говорила. Все ясно: он с утра заметил криво висящую картину, проверил камеру и узнал Лизавету в удачно замаскированной Марианне.

– Ах ты! – муж полностью перешел на мат. – Да я тебя!

– Андрей Сергеич! – воззвала Лизавета. – Христом Богом клянусь, ничего не брала у вас!

– Да еще бы ты брала! – загремел муж. – Да если бы ты взяла – я бы тебя вот сейчас на месте придушил!

– Не прикасалась я к вашему сейфу, как я туда попаду, там же код у вас!

– А вот это мне тоже нисколько не интересно… – проскрежетал муж таким страшным и грозным голосом, что даже Марианне наверху стало не по себе.

– Ой! – взвизгнула Лизавета. – Андрей Сергеич, не надо! Андрей Сергеич, пожалуйста…

Марианна поняла, что пора вмешаться, а то муж в пылу скандала может горничную и побить. Это бы еще ладно, но вдруг он так разойдется, что и насмерть укокошит. Мало ли – случайно не рассчитает силу удара, мужик он здоровый. И тогда уж случившееся не скроешь. И непонятно, как муж будет реагировать.

От уголовной ответственности уж как-нибудь отмажется, но все равно в доме будут посторонние – полиция, адвокаты…

Марианне же это совсем не нужно, это только помешает ей разобраться с мужем до конца. Вот именно: это их личное дело, его и ее. Семейное, если можно так выразиться.

Путаясь в полах длинного халата, она сбежала вниз, чтобы увидеть, как муж трясет горничную, держа буквально на весу, и воротник платья так перехватил шею, что глаза у Лизаветы уже грозят выскочить из орбит, и лицо багровое.

– Что случилось? – спросила Марианна. – Отчего такой шум?

Муж повернулся к ней, слегка ослабив хватку.

– А, это ты… да вот эта… – он смачно выплюнул неприличное слово, – в мой сейф залезла. Чего тебе там надо было? – он снова затряс ее так, что у Лизаветы лязгнули зубы. – Кто тебя нанял, говори! Сама бы ты такое не придумала!