Шубин взглянул на часы. Двигаться этим курсом они могли не больше часа. Потом надо было поворачивать назад. Ведь до ночи командование ожидало от них разведданные. Шубин еще не знал, что наступление советских войск отложено на два дня и у него в запасе есть время… И он мучился от мысли: «Неужели так и не удастся добыть нужные сведения?»

Они прошли еще километра два, когда Петя Коржаков, самый молчаливый участник их группы, вдруг воскликнул:

– Смотрите, что там за холмики, как на кладбище?

Там, куда он показывал, находилась обычная местность: пригорки, лощины, где-то поросшие лесом, где-то открытые. На одном из пригорков виднелось множество аккуратных холмиков.

– А ведь это окопы для танков, – сообразил Воробьев. – А где-то рядом и танкисты находятся.

– Давай-ка туда подберемся, – сказал Шубин.

И они кружным путем направились к пригорку. Когда подобрались ближе, стали видны траншеи, соединявшие танковые окопы и жилые блиндажи. Эти траншеи покрывали весь холм, словно паутина.

– А вот тут они обязательно должны по нужде вверх вылезать, – заключил Шубин. – Не станут же они нужду в блиндаже справлять. Надо подождать.

Неудобство состояло в том, что не было места, где лес подходил бы близко к немецким траншеям. Полоса леса шириной метров двадцать, примыкавшая к немецким позициям, была срублена. Срубленные стволы, видимо, пошли на укрепление блиндажей, а ветки свалили в овраг. В результате незаметно подобраться к немецким позициям в светлое время было нельзя.

Шубин взглянул на часы. Еще только два часа, до сумерек далеко. И потом, сильно ли помогут им сумерки? У немцев здесь наверняка стоят прожекторы, они включат освещение, и действовать будет еще труднее.

– Ладно, давайте пока перекусим, чем можем, – сказал капитан. – А уж потом будем решать, что делать.

Они отошли немного в глубь леса и достали еду. Выяснилось, что у них осталось только по куску сала на каждого и паре ломтей хлеба. Сели в кружок, накрылись от дождя плащ-палаткой и справились со скудным обедом. Затем вернулись на опушку и стали наблюдать за немецкими позициями. Время от времени то в одном, то в другом месте из траншеи показывался немец. Он отходил на два-три метра от траншеи и справлял нужду. Как правило, при этом из траншеи за ним кто-то наблюдал.

– Боятся нас, сволочи, принимают меры, – заключил Шубин.

Он заметил, что в одном месте склон холма пересекала лощина; она тянулась от леса до самых немецких позиций. Умелый человек, двигаясь по-пластунски, в этом месте мог подобраться к самым позициям врага.

– Воробьев, кто у тебя самый ловкий? – спросил Шубин.

– Наверное, Петька Коржаков, – ответил сержант. – Да еще, пожалуй, Серега Бесчастный. А вообще-то мы все ловкие…

– Коржаков, Бесчастный, пойдете со мной, – скомандовал Шубин. – Автоматы здесь оставьте, вещмешки тоже.

– Что, подберемся ближе и будем ждать, когда немец до ветру выйдет? – спросил Бесчастный.

– Прекратить разговорчики. Нет, ждать не будем, времени нет. Мы по-другому поступим. Одним ударом лишить врага сознания сможете? Вот и отлично.

И трое разведчиков, прижимаясь к земле, поползли к вражеским позициям. Вот уже и траншея близко. Шубин первым подобрался к краю траншеи и заглянул внутрь. Рядом никого не было. Правее виднелся вход в блиндаж, оттуда доносились голоса нескольких человек. Левее траншея изгибалась, и дальше ничего видно не было.

Шубин перевалился через край траншеи и спрыгнул на ее дно. Вслед за ним то же самое проделали двое бойцов. Капитан указал Коржакову – иди, мол, влево, до угла, стереги. А сам вместе с Бесчастным направился к входу в блиндаж. Заглянув внутрь, увидел стол, освещенный лампой. За столом сидели четверо, они играли в карты. Причем так сильно были увлечены своим занятием, что никто не заметил заглянувшего в блиндаж русского разведчика. На плечах у игроков были видны погоны – фашисты были офицерами.

Шубин повернулся к Бесчастному. Показал три пальца, сделал резкое движение, словно хотел отрезать все три. Потом показал еще один палец и другой рукой покрутил вокруг него, словно хотел оторвать. Боец взглянул на эту пантомиму и кивнул: понял. Троих ликвидируем, четвертого берем. Разведчики достали ножи и по сигналу Шубина ворвались в блиндаж.

Немца, сидевшего ближе всех, спиной к входу, Шубин убил ударом в шею. И сразу переместился влево. Там сидел рослый белобрысый немец. Увидев ворвавшихся разведчиков, он потянулся рукой к поясу, где висела кобура. Но Шубин не дал ему дотянуться – ударил его ножом в грудь и потом еще в шею. А Бесчастный тем временем расправился с третьим игроком в карты.

Четвертый немец, последний, еще оставшийся в живых, успел выхватить свой «вальтер». Но Бесчастный резко ударил его по руке, и пистолет полетел на пол. А Шубин, подскочив с другой стороны, стукнул немца в висок, и тот сразу обмяк, повалился без чувств на пол.

Этот четвертый сидел за столом без кителя – китель валялся сзади его на лавке. Шубин запустил руку в карман, вытащил офицерскую книжку, сунул себе в карман брюк. Затем они быстро связали пленного, засунули ему кляп в рот и потащили к выходу.

Прежде чем выйти, Шубин выглянул. Все было спокойно, справа виднелась фигура Коржакова, стоявшего на страже.

– Петр! – негромко позвал его Шубин.

Боец тут же подбежал и протянул капитану немецкую солдатскую книжку.

– Часовой подошел, пришлось его прибрать, – пояснил Петр. – Он там, за углом лежит.

– Ладно, помоги этого выгрузить, – сказал Шубин.

Общими усилиями они перевалили пленного через бруствер траншеи, потом выбрались сами и поползли назад к лесу. Пока что все шло хорошо – просто идеально. А Шубин знал, что идеальных условий для разведки не бывает. Что-то должно было случиться…

– Хальт! – донесся крик сзади. – Цурюк!

Разведчики, не дожидаясь продолжения речи фашиста, вскочили и помчались к лесу, неся пленного на руках. Больше не имело смысла ползти и прятаться. Грянули выстрелы – сначала несколько, а затем не меньше полусотни автоматных и винтовочных выстрелов, а затем заработал пулемет. В общем, здесь повторялось то же самое, что уже случилось с ними два часа назад возле танковой части, где был ранен Евгений Пастухов.

И вновь, как и в первый раз, немецкий огонь был такой плотный, что не дал разведчикам добежать до леса. Они бросились на землю и развернулись лицом к врагу. Немцы уже выбрались из окопов и теперь забегали слева и справа, старались окружить разведчиков. Шубин и его товарищи открыли огонь и заставили врагов, в свою очередь, залечь. В схватке наступило короткое затишье. Воспользовавшись им, Шубин отдал приказ ползком двигаться к лесу. Разведчики продвинулись метров на десять, и до спасительной лесной чащи осталось примерно столько же, когда по немецкой цепи прозвучала команда, враги вскочили и бросились в атаку.

– Огонь! – закричал Шубин. – Огонь!

Он нашарил в подсумке еще одну гранату и бросил ее в наступающих врагов. То же самое сделал и Воробьев. И тут же, словно немцы этого и ждали, с их стороны в разведчиков тоже полетели гранаты. Две немецкие гранаты с длинными ручками упали – одна возле Шубина, другая возле Петра Коржакова. Шубин, не думая ни секунды, схватил немецкий «подарок» и кинул его обратно. Он знал, что у немецких гранат запал устроен иначе, чем у наших «лимонок»: немецкая граната взрывается не сразу, а через четыре-пять секунд. Поэтому у наших бойцов, кто порасторопнее, всегда была возможность отбросить смертельную «посылку».

Шубин отбросил прилетевшую к нему гранату, и она взорвалась уже у немцев. А вот Коржаков промедлил, не решаясь сделать то же самое, и, когда он наконец схватил немецкую гранату, случилось страшное: граната взорвалась прямо в руке у бойца. У Коржакова оторвало кисть руки, осколками изрешетило грудь. Кроме того, Шубин услышал, как по сторонам от него послышались крики – это значило, что осколки гранаты попали еще в кого-то. Но некогда было осматриваться, подсчитывать потери – надо было прорываться.