Но Борька промолчал.

Как же я ненавидела его в этот момент! Почему никто не подумал обо мне? Почему никто не спросил? Борька упивался своим удовольствием и даже не удосужился взглянуть на меня. Почему? Испугался, что я прочту в его взгляде – что? Удовлетворение? Радость? Превосходство?

А надо было бы! Надо было заглянуть мне в глаза и задать молчаливый вопрос: не против ли я, хочу ли я с ним сидеть? И пообещать что-то взамен, пусть всего лишь взглядом, я бы поняла. Это стало бы проявлением уважения, я бы знала, что мое мнение имеет значение, не для учителя, нет, для него, Борьки. Мне это было нужно. Ведь это такая малость, но такая важная и решающая для меня и непосильная, как оказалось, для него.

Во мне нарастало возмущение, закипала злость. Я почувствовала себя безропотной куклой, у которой нет права выбора, нет голоса, которая должна слепо подчиниться чужому желанию, идущему вразрез с ее собственным. Какое же это мерзкое чувство! И ведь все вокруг это видели и понимали. Меня загнали в угол. Тогда я впервые поняла, как это отвратительно – быть загнанным, как зверь, и не иметь возможности вырваться из западни. Ну нет! Я не зверь и не в западне, что бы там кто себе ни думал!

Не позволю над собой смеяться! И с кем мне сидеть, я сама буду решать.

Я молча встала и пересела за другую парту.

Класс замер, в воздухе повисло недоумение, жалость, осуждение. Борькино торжество окрасилось негодованием. Его ладони сжались в кулаки, скулы напряглись. Я словно бросила его при всех, демонстративно и жестоко. Наверное, в его понимании, сев рядом со мной, он сделал мне предложение, которое я должна были принять, как неизбежное, а я отказала. Разве это не мое право?

– Юля, вернись на место! – приказала классуха.

– Не буду я с ним сидеть! – заявила я, а в голове пронеслось: зря я так, обидно прозвучало.

– Почему? – не поняла училка.

– Не хочу! – нагло заявила я и больше не добавила ни слова.

Одернуть меня, как Вовку, Анна Витальевна не могла, все-таки я одна из лучших учениц, со мной так нельзя, да и родителей моих она хорошо знает и уважает, врачи как-никак.

Класс снова загудел, теперь осуждающе. Кто-то поглядывал на меня с удивлением, мол, как это я посмела. Другие с любопытством на Борьку – как поступит?

Борька сидел на своем месте, сжимая кулаки, молчал, смотрел в стол. На секунду я пожалела о своем поступке, но и вернуть все обратно не могла. Да и не хотела.

Борьку было немного жаль. Как и себя. Еще отомстит ведь за такое-то унижение. Он же самый сильный в классе, альфа-самец, никто с ним не тягается, да и меня никто никогда не задирал, потому как знали, Борька на меня глаз положил, а с ним связываться себе дороже. Но мне было плевать. Меня он не тронет, рука не поднимется. Впрочем, я этого не боялась. Но все же, наверное, зря обидела.

Вот что у меня за характер такой? Рублю с плеча, потом жалею. Должно быть, это она, доброта.

Вскоре все успокоились, и Анна Витальевна рассадила остальных. Но напряжение так и не спало. К Борьке посадили Наташку Петрову. Меня же не покидало чувство стыда за совершенную глупость. Ох, не простит Борька. Но какое мне дело? Он мне никогда не нравился…

***

Борька жил в доме напротив, в одном с Жанкой подъезде. Сначала мы все в одни ясли ходили, потом в группу, потом в один класс. Еще в детском саду все узнали, что Борька в меня влюблен. Как-то во время тихого часа, когда я уснула, он при всех на спор поцеловал меня. Просыпаюсь, а на меня все таращатся с дурацкими улыбочками. Что? А вот то самое. Как я должна была на это отреагировать в свои шесть лет? Вот и я не знала, потому никак и не отреагировала.

С тех пор любви своей ко мне Борька не отрицал, но никогда и не признавался в ней. Так что вроде как все знали, и я в том числе, но подтверждения тому у меня не было, и я не считала себя ему обязанной. Наоборот, меня ужасно раздражало, что Борька будто все время со мной соперничал, не в знаниях, конечно, это было бы глупо с его стороны. Он это понимал. Но зато на физкультуре не упускал шанса продемонстрировать свою силу и ловкость, бравировал ими – тоже мне ухажер! Зачем со мной тягаться-то в беге? Или в прыжках в длину? Или в метании мяча? Понятное дело, что Борька сильнее. Я и не пыталась никого переубедить в обратном – ума хватало. Соперничать с высоким крепким парнем в силовой подготовке? Ой, нет, не про меня.

Борька не был красавчиком: простое славянское лицо без каких-либо запоминающихся черт, русые волосы, но в нем угадывалась мужская сила, глядя на него, не возникало сомнений, что он не раздумывая кинется в драку за то, что ему дорого, не отступит и задешево не отдаст. Но это было явно не про меня, ведь Борька никогда никуда меня не приглашал, портфель за мной не носил, гулять не звал, с днем рождения не поздравлял, даже конфетами не угощал. В отличие от того же Жорика, который хоть и приходился Борьке другом, но как-то заявился ко мне на порог и стеснительно сунул маленькую шоколадку, сообщив, что это его отец-бизнесмен из-за границы привез. Я тогда сильно удивилась такому поступку, но подарком не впечатлилась. В моей семье, где папа и мама – врачи, заморские шоколадные конфеты не переводились, пациенты постоянно угощали.

В общем, я это к тому, что ничего я Борьке не должна, и если не хочу с ним сидеть за одной партой, то и не буду.

Борька после случившегося за ту парту с Наташкой больше не садился. Вместо этого либо на уроках не появлялся, либо сидел с пацанами на галерке.

Разговаривать со мной он перестал вообще, не то, чтобы мы раньше с ним вели задушевные беседы, нет, но теперь даже не здоровался. Впрочем, это я не сразу заметила, у меня все мысли уже были заняты другим.

***

На перемене я пристала к Жанке с расспросами.

– Так кто же тот парень, а? Расскажи?

– А ты не знаешь? – удивилась подружка.

– Нет.

– А зачем ты о нем спрашиваешь? – тянула резину Жанка.

– Ты чего? Интересно. Увидела, захотелось узнать, кто он, – призналась я. – Ты-то его откуда знаешь?

– Да его вся школа знает, – на вдохе заявила Жанка. Ясно, он ей тоже нравится.

– И?

– Зовут его Игнат. Учится в 9-ом классе, – нехотя выдавала подружка информацию по крупицам, а я с жадностью ловила каждое слово.

– А с кем встречается? – я даже мысли не допускала, что такой парень и один-одинешенек.

Жанка с подозрением заглянула мне в глаза.

– Влюбилась, что ли?

– Да я его только что увидела! Не рассмотрела даже! – врала я безбожно.

Подружка погрустнела:

– Иногда и этого предостаточно.

– Так есть у него кто-то?

– А не поймешь… – развела руками Жанка.

– То есть как?

– А так. Встречался с Маринкой Лагутиной, потом вроде бы они поссорились, но через пару месяцев опять сошлись. Потом опять разбежались. Но она всем говорит, что они вместе…

– Зачем? – не поняла я.

– А чтоб другие не зарились и слюни не пускали, – сделала Жанка вывод.

– Мало ли что говорит, расстались – значит расстались.

– В том-то и дело, не понятно у них все. Тут недавно Игнат с кем-то вечером на скамейке посидел в обнимку, девица решила, что они теперь пара, так Марина ее быстро в этом разуверила.

– Как?

– Агрессивно! – нашла подходящее описание Жанка.

Ох, уж эта ее манера не называть вещи своими именами – бесило ужасно.

– Подрались, что ли? – все же уточнила я, а то мало ли что там под агрессивностью скрывается в понимании подружки.

– Так говорят, сама я не видела.

– Ну, меня она не знает, так что мне нечего бояться, – подумала я, как выяснилось, вслух. Опрометчиво.

– Будешь на Игнатика таращится, узнает.

– Не буду.

– Ну-ну! – не поверила Жанка.

Ну конечно, буду, но украдкой. Кто меня заметит? Я была уверена, что невидима и могу смело и прямо смотреть на людей. Почему? Да потому, что я же самая обычная, проще сказать, незаметная, в глаза не бросаюсь, ярко не одеваюсь, косметикой не пользуюсь, грудь маленькая, не блондинка. В общем, кроме одноклассников, меня никто не знает и не замечает.