Сидя на берегу Бешенки, я кутался в плащ. Промозглый ветер забирался под капюшон. Поток шумел между камней выше и ниже по течению, но в этом месте образовывал небольшую заводь с удобным пологим берегом. Прямо за мной поднималась высокая скала восточного отрога горы Ачишхо. Выщербленная и поросшая мхом, она напоминала спину старого уставшего зверя, выбравшегося к водопою. Вдоль скалы ютились небольшие деревца и папоротники, прикрывавшие вход в пещеру – узкий проем, в который едва мог протиснуться человек.

Я вдохнул холодный воздух. Умники из Технического Отдела не придумали ничего лучше, чем настроить сенсоры так, чтобы те улавливали все перемены местной погоды. Со стороны тропинки, ведущей к пещере, показалась кошка. Она потянулась, припав передними лапами к земле, широко зевнула и пошла в мою сторону. Длинный хвост покачивался вверх-вниз, лапы мягко ступали по холодной земле.

– Сергей, тебе нужно взглянуть, – сказала она, приблизившись.

Я вздохнул и покорно поднялся. Юля не была кошкой в привычном смысле этого слова. Внешне – тот же милый зверек, который множество тысячелетий соседствовал с homo sapiens1. Интеллектуально – совершенно другой вид – felis sapiens2. Иногда мне хотелось взять ее на руки и погладить, но это было бы неэтично. Казалось, что в подобном желании есть что-то инстинктивное, совершенно непроизвольное и не до конца объяснимое. Я не знал, сколько человек в команде испытывали те же чувства, но замечал, что порой к ней относятся как к ребенку и прощают мелкие шалости.

– Что там? – спросил я, следуя за ней в сторону пещеры.

– Похоже, мы не сможем in situ3 разобрать скелет, не нарушив его целостность. Сохранность костей плохая. Мне нужно оборудование из Лаборатории.

В нашей команде она была антропологом и если говорила, что что-то невозможно, то так оно и было.

– Не проблема, соберем монолитом.

– Да, я просто хотела узнать твое мнение как руководителя проекта.

Юля замолчала. Мы подошли к проему в скале. Мне пришлось нагнуться, чтобы протиснуться внутрь. В пещере было светло. Тяжелые своды нависали над головой, напоминая о толще камня сверху. Повсюду сновали дроны, расчищавшие поздние отложения. В дальнем углу исследовательской группе удалось выйти на культурный слой. Там попадались галечные орудия и остатки мелкой кальцинированной кости. Массивная установка под потолком фиксировала весь процесс и передавала данные в Лабораторию «Заслона». В поле зрения организации редко попадала археология гоминид. Как правило мы занимались изучением того, что осталось после ИИ Первого Поколения. Всех интересовали артефакты времен технологической сингулярности, на них делали карьеру. Польза любого исследования в этой области была очевидна, практична и актуальна. Даже сейчас, спустя более сотни лет после Исхода.

Юля повела вглубь пещеры. Дроны разлетались в стороны, освобождая дорогу. Мы оказались у ровной как асфальт поверхности, в центре которой четко выделялось темное овальное пятно – погребение конца среднего палеолита. Кое-где проступали вытянутые бежевые кляксы – остатки скелета неандертальца. Я склонился, чтобы посмотреть поближе.

– Лежит на боку в скорченной позе, – констатировал я очевидное. – Сколько здесь до скального основания?

– Около метра, запас есть.

– Хорошо. Дай команду на извлечение монолита и закончим на сегодня. Мне еще нужно успеть домой, у L-партнера4 день рождения. Нехорошо будет опаздывать.

Юля пристально посмотрела на меня. В глазах читалось неодобрение.

– Все еще надеешься наладить отношения?

Я отмахнулся и вышел из имитации.

Крышка капсулы бесшумно отъехала в сторону. Яркий свет Лаборатории ударил в глаза. Я привычно зажмурился и несколько раз глубоко вдохнул. Начал не спеша подниматься, давая разуму время снова привыкнуть к телу. Остальные капсулы закрыты – значит сегодня я первый. Что-то неприятное заскреблось на душе. Петр Иванович наверняка будет недоволен. Ну и черт с ним. Старый засранец заставил меня взять работу по изучению пещеры, пока сам собирал сливки в Обсерватории выше по склону. Несправедливо, учитывая, что я писал диссертацию по оптическим технологиям времен сингулярности. Но жизнь вообще несправедливая штука. Уж если что-то одно идет не так, то наверняка пойдет не так и все остальное.

Я вздохнул и поплелся в свой кабинет, надеясь, что никому не захочется меня беспокоить. Уединение, однако, продолжалось недолго.

– Сергей, зайдешь? – прозвучал в ушах голос Юли.

– Что там?

– Кое-что интересное.

– Это действительно нужно?

– Да. Поднимайся и тащись сюда.

Я выругался. Настроение хуже некуда. Мало того, что заставили заниматься банальной археологией гоминид, изученной вдоль и поперек, так еще и дергали по пустякам.

– Что у тебя? – спросил я, заходя в кабинет Юли.

– Смотри, – указала она лапой на проекцию перед собой.

В воздухе висело объемное изображение скелета неандертальца. Юля покрутила его передо мной так и этак.

– Погоди, не суети, – перехватил я управление.

Обычный скелет homo neanderthalensis5. Рост – метр шестьдесят два. Кости крупные, без следов деформации. Короткие конечности. Бедренные и лучевые кости слегка изогнуты.  Объем черепной коробки – 1623 кубических сантиметра, больше чем у современного человека. Над глазницами – сплошной надбровный валик. Пропорции черепа – вытянутые назад. Массивная нижняя челюсть. Зубов нет. Анализаторы сообщали, что особь умерла 44287±2 года назад от естественных причин в возрасте сорока трех лет, почти вдвое пережив большинство представителей своего вида.

– Ну, и? – спросил я.

– Да как же? Вот, смотри.

Она повернула проекцию черепа левой стороной ко мне. Сосцевидный отросток височной кости казался увеличенным. Я приблизил изображение, чтобы рассмотреть внимательнее.

– Генетическая аномалия?

– Я проверила, с геномом все в порядке.

– Что тогда? Травма? Воспаление?

– Пока не знаю. Запустила молекулярное сканирование. Жду результатов.

Я сел в кресло в углу кабинета. Ближайшие пару недель предстояло корпеть над отчетом по результатам раскопок. Проводить анализы, составлять планы и графики. С одной стороны, многие процессы были автоматизированы, с другой – ИИ Второго Поколения ограничивался директивами Хасперса, поэтому никогда не мог полностью заменить разумное существо, обладавшее свободой воли. Кроме того, начальство настаивало на том, чтобы текст отчета ученые составляли сами. Этого я понять не мог совершенно. Зачем заставлять работников по тысяче раз прописывать одни и те же шаблонные фразы, если с этим мог справиться любой алгоритм? Но в «Заслоне» были непреклонны. Похоже, у кого-то просто пунктик на этот счет.

В середине XXI века, уже после Исхода, именно «Заслон» выиграл тендер ООН на контроль искусственного интеллекта. Очень скоро организация стала одной из самых влиятельных, поскольку только у нее был доступ к исследованиям того, что осталось от ИИ Первого Поколения. Чудеса технологической сингулярности все больше проникали в жизнь обычных людей, но раньше всех оказывались в «Заслоне». В том числе в нашей Лаборатории. На фоне этого, подход к отчетам казался анахронизмом из тех дремучих веков, когда род homo с улюлюканием скакал по веткам и только мечтал спуститься в саванну.

– Готово, – прервала мои размышления Юля.

Я вгляделся в голограмму.

– Постой. Быть не может… У него что имплант?