Закончив беглый осмотр второго этажа, мы направились к лестнице и на межэтажной площадке обнаружили сюрприз. Если бы пришлось брать бандитское логово штурмом, он оказался бы весьма неприятным. Но, поскольку восставшие невольники расправились со своими мучителями, то теперь решётка, сваренная из толстых прутьев арматуры, полностью перекрывавшая доступ наверх, нас не напрягла, как могла бы это сделать во время штурма.

Рассматривая неаккуратно сваренную решетку из толстых неокрашенных, покрытых ржавчиной, прутьев арматуры, полностью перекрывающую доступ наверх, если запереть калитку на пару-тройку замков, я в очередной раз подумал, что бандиты, несмотря на свой паскудный образ жизни и неправильно выбранный путь, беспечными дураками отнюдь не являлись. В стене третьего этажа, которая располагалась напротив заграждения из решётки, были сделаны отверстия–бойницы, из которых хорошо простреливалось всё пространство на лестничной клетке, перекрываемое решёткой.

К счастью, до штурма дело не дошло. Сейчас дверь в решетчатой стене была гостеприимно распахнута, поэтому мы беспрепятственно попали на третий этаж. Прежде чем войти в квартиру, Артём замер на лестничной площадке и сказал:

– На тгетьем этаже у бандитов были неплохие огневые позиции, даже не пгедставляю, как бы мы их отсюда выковыгивали, дойди дело до штугма здания. Тела лежат внутги, згелище, скажу я вам, не самое пгиятное, поэтому будьте могально готовы к тому, что ваш завтгак захочет покинуть желудок.

Я посмотрел на лицо жены, оно было спокойным и невозмутимым. Умничка, хорошо держится, подумал я, и ответил:

– Хватит пугать, давай уже показывай, как выглядит справедливое возмездие, учинённое руками доведённых до предела людей.

Артём распахнул дверь в одну из квартир и замер, предлагая нам войти первыми. Я перешагнул порог квартиры с мыслями, что нормальные мертвые не кусаются, поэтому бояться нечего.

Обстановка внутри квартиры была неожиданно хорошей для старой пятиэтажки. Видимо, использую бесплатную рабскую силу, бандиты сделали тут перепланировку и очень даже приличный ремонт. Мебель тоже была слишком хорошей и дорогой для подобного дома, значит её где-то смародёрили. Тут не было золота и лепнин, которые так любили раньше люди у себя в домах, стоило появиться большим деньгам, которые, к сожалению, давали возможность купить многое, но не могли компенсировать отсутствие вкуса, поэтому такие выскочки превращали свои дома в подобие музеев и радовались, как дети, созерцая золотые унитазы, искренне считая эту безвкусицу атрибутами красивой жизни. У бандитов обстановка была дорогой, но не броской. Этакий минимализм с крашеными стенами и качественным ламинатом на полах. Всё было в черно-белых тонах, кроме мебели. Тут преобладал дубовый и коньячный оттенок. В результате самовольной перепланировки, стена, разделяющая две квартиры, практически исчезла, превратившись в тонкие колонны, тем самым соединив две квартиры в одну. Именно в этой большой квартире, которая использовалась как огневая точка для подавления атакующих, и разыгралась кровавая драма.

На некогда чистом полу из черного ламината виднелись кровавые отпечатки обуви. Белые стены рядом с бойницами пестрили кровавыми кляксами и разводами, среди которых встречались отпечатки ладоней. Различные предметы интерьера валялись на полу, в начинающих темнеть лужицах крови. Перевернутая пепельница рассыпала по полу окурки, которые, впитав в себя красную жидкость, изменили свой цвет. Под ногами хрустело стекло от разбитой кружки, в осколках которой лежал чайный пакетик с ярко–желтым ярлыком. Везде виднелись следы короткой и ожесточенной борьбы, а на полу в разных позах застыли обезображенные тела.

Я уже привык к трупам разной степени свежести, как и к следам насильственной смерти на них, но при взгляде на эти тела меня прошиб озноб. Думаю, родственники убитых вряд ли смогли бы опознать их, вместо лиц было сплошное кровавое месиво. У одного бандита в глазнице торчала ручка от вилки, причем, судя по всему, сначала её воткнули ему в глаз, а потом били по ней ногой, вгоняя в череп, пока она не уперлась в кость со стороны затылка, и после этого всё равно продолжили пинать, загибая остаток ручки вбок. Нос был свернут на бок, я много раз слышал это выражение, но впервые видел, чтобы нос лежал на скуле, смотря в сторону. Второй глаз не был виден, его скрывала большая опухоль, которая, к тому же, наполнилась кровью из сильно рассечённой брови. Разбитые губы сильно опухли и были похожи на двух жирных пиявок, которые вдоволь насосались крови, под ними виднелись осколки зубов.

Ещё один труп, принадлежавший мужику, не мог похвастаться даже осколками зубов, его череп был раздроблен на мелкие фрагменты, представляя из себя уродливую мешанину из мелких кусочков мозга, костей и спутанных волос. Если бы рядом с телом не валялась окровавленная бронзовая статуэтка конской головы, я бы, грешным делом, подумал, что это Берсерк своей кувалдой расхерачил голову негодяя на мелкие фрагменты. Но нет, кто-то из бывших рабов с остервенением молотил бандита тяжелой статуэткой, желая расщепить его череп на атомы. Впрочем, не только голова этого трупа испытала на себе гнев бывших невольников. Кто-то, приспустив штаны, под самый корень отрезал ему детородный орган. К счастью, поблизости отрезанный орган нигде не было видно.

Ещё два тела принадлежали девушкам. Не рискну предположить даже примерно, сколько им было лет и как они выглядели, потому что невольники, не делая скидку на принадлежность к слабому полу, тоже изуродовали лица до неузнаваемости, нанеся не один десяток ударов ногами и тяжелыми предметами. У одной из них был сильно проломлен череп, у другой череп сохранил свою форму, но от сильных ударов выскочили глаза и болтались, соединённые с черепом нитками зрительных нервов. Но это, видимо, было уже кульминацией жёсткой расправы, потому что все два тела были полностью раздеты, из промежностей на пол натекло много крови, между ног валялись осколки бутылок, если быть точнее, только горлышки, которые народ обычно называет «розочками».

Яна стояла с сильно побледневшим лицом. Она первая нарушила тишину и спросила:

– Эти рабы по жестокости мало чем отличаются от сектантов.

Ей ответил Артём:

– Ты пгава, отгезать член ещё живому человеку или засунуть девкам по бутылке и газбить их внутги – это очень жёстко. Но есть одно но! В отличие от сектантов, эти люди не делают такое, отлавливая по всему гогоду выживших, а поквитались со своими мучителями. Я вам позже гасскажу, что они нам поведали, пока пгосто повегьте мне, у них были все основания так поступить с ублюдками.

– Ладно, думайте и решайте сами, я пойду на свежий воздух, хватит с меня всех этих кошмаров. – проговорила моя супруга и покинула квартиру.

Я проводил её взглядом и, закурив сигарету, спросил у Артема:

– Ладно, похер на уродов, если бы все ублюдки знали, что их ожидает подобное, может, меньше бы беспределили. Ты мне лучше скажи, что ещё интересного есть в этом доме?

– Как ты заметил, подъезд огогожен по третий этаж. На пегвых двух всякая фигня и одежда с обувью. Тгетий этаж занимают две совмещённые квагтигы, обогудованные под огневые позиции, где сейчас мы с тобой находимся, ещё две квагтигы – жилище рабов, в котогых по совместительству кухня и пгачечная. Последние два этажа бандиты использовали как жильё. Одна из квагтиг на пятом этаже обогудована под огужейную комнату, ещё одна под пгодовольственный склад. Улов очень пгиличный, даже если всё поделить с бывшими габами, то всё гавно нам достаётся солидный куш.

Я быстро обдумал слова Артёма и сказал:

– Тогда не будем терять время, пошли на улицу, нужно решать, что делать с этими рабами.

– А что с ними делать? Пусть живут тут.

– Может, услышав про Рынок, они захотят туда. В любом случае, нам нужно обсудить наши дальнейшие действия, изначальный план сильно изменился, и теперь нужно думать: спешить, пока светло, и сваливать отсюда или оставаться тут на ночлег. Последнее мне очень не хочется!