К чему все это приведет? Должно быть, все же силы жизни возьмут верх, душевно опустошенное поколение будет сменено более здоровым". И далее он приходил к выводу: "В жизни Европы решающую роль должна сыграть Россия". Рассуждения А. Толстого тех лет заставляют вспомнить о пышном закате марсианской культуры Тускуба, выражавшего мироощущение общества, охваченного чувством обреченности. Таким образом, наблюдая реальную жизнь, сопоставляя и размышляя, Толстой переходил постепенно на новые позиции, становясь советским писателем и гражданином.

Вернувшись на Землю, инженер Лось слышит далекий голос, одиноко и чуть слышно звучащий в просторах вселенной. Где ты, Сын Неба? Это голос Аэлиты, "голос любви, вечности, голос тоски...", это голос надежды - быть услышанной и понятой. Так заканчивается роман.

Этот голос продолжает звучать и для нас как надежда на то, что человечеству рано или поздно удастся отыскать, наконец, другой разум во вселенной. Однако тот искренний энтузиазм, тот жар души, то неземное чувство любви, которым наделены герои "Аэлиты" - Гусев, Лось и Аэлита, захватывают читателя и приковывают его внимание, пока он не перевернет последней страницы этой волшебной книги. И потом они долго еще продолжают согревать и тревожить его воображение. Особенно помнится и волнует голос тоскующей Аэлиты, разыскивающей во вселенной Сына Неба.

Исследователи фантастики справедливо приходят к выводу, что А. Толстой начал этим романом "реалистическую традицию гуманизации космоса". Это подтверждается, если вспомнить о состоянии фантастики того времени, когда писалась "Аэлита".

В начале 20-х годов этот жанр был очень популярным в литературе, особенно в Европе и Америке. Так, книги американского фантаста Э. Р. Берроуза часто переводились в то время на русский язык; например, его "марсианская" серия о похождениях на Марсе супермена Джона Картера, а также его романы о знаменитом Тарзане.

Горький писал в письме Сергееву-Ценскому об "Аэлите": "Марсианское сочинение написано Толстым не "по нужде", а по силе увлечения "фабульным" романом, сенсационностью: сейчас в Европе очень увлекаются этим делом. Быт, психология - надоели. К русскому быту - другое отношение, он - занимает. Чудно живет большой народ этот, русские!" В толстовской "Аэлите" просматривается некоторое влияние Уэллса и Берроуза. Однако Алексей Толстой шел своим особым путем. Толстой отверг представление Уэллса о человеке будущего: "В романах Уэллса, - подчеркивал он, - человек будущего всегда дегенерат, и это характерно для уэллсовского "социализма".

В образе Гусева писатель показал революцию как глубоко народное, национальное дело, и благодаря этому герою сам лучше разобрался в революционных событиях на Родине. Образ Гусева в ту пору был очень современен. В нем - новое отношение к миру, отрицающее страх перед будущим, что было характерно для зарубежной фантастики. Этот герой утверждал оптимизм, необходимость борьбы за справедливое переустройство мира.

Главная линия романа - лирическая, почти неземная любовь. Лось и Гусев очень различны по характеру. И если писатель с симпатией относится к Гусеву, то еще больше симпатии проявляет он к Лосю, талантливому инженеру, интеллигенту, изысканно культурному человеку. Лось в романе стремится избавиться от чувства одиночества после смерти жены и находит избавление в любви к Аэлите. Он возвращается к жизни благодаря сильному чувству.

Для Аэлиты и Лося главное в жизни - любовь. Трагическое предчувствие несчастья, как бы обреченности счастливой любви, выражается, в частности, в тоске Лося по Земле, в неудержимом стремлении на родину.

Описывая внешность Аэлиты и других марсиан, Алексей Толстой сделал их похожими в основном на землян. Писатель придерживался обсуждавшейся в то время теории происхождения жизни во вселенной примерно так, как излагает ее его герой Лось: "Одни законы для нас и для них, во вселенной носится пыль жизни. Одни и те же споры оседают на Марс и на Землю, на все мириады остывающих звезд. Повсюду возникает жизнь, и над жизнью всюду царствует человекоподобный: нельзя создать животное более совершенное, чем человек".

Этл мысли Толстого перекликаются с современной гипотезой И. Ефремова, довольно подробно изложенной им в знаменитом романе "Туманность Андромеды", в главе "Великое Кольцо". Надо сказать, что этой точки зрения придерживается целый ряд других современных писателей, в том числе и зарубежных. Основы же этой гипотезы - гипотезы панспермии заложил еще С. Аррениус.

А. Толстой серьезно занимался изучением новых и в то время научных теорий, и не только биологических (о жизни во вселенной), но и из области техники. Инженер-технолог по образованию, он был в курсе основных технических новинок своего времени. Задумав "космический" роман, он обратился к научным исследованиям проблемы межпланетных сообщений.

По описанию ракеты Лося в форме "яйца" и полета на Марс видно, что писатель знал работы и идеи К. Э. Циолковского, читал его знаменитый труд "Исследование мировых пространств реактивными приборами". Ракета Лося, описанная в общих чертах, очень напоминает конструкцию летательного космического аппарата Циолковского. То, что сейчас для нас самая обыкновенная реальность, для того времени было совершенно фантастичным. Насколько же изменились масштабы инженерной мысли с тех пор, когда писалась "Аэлита"! И как велика заслуга А. Толстого, который именно в то время, когда Россия оставалась еще технически отсталой страной, заглянул в ее будущее, в эпоху начала космической эры в истории человечества, открытой советскими людьми.

Толстой совсем не стремился к популяризации новых достижений науки и техники. По наблюдению Горького, он сводил "всю технику к необходимому минимуму", стараясь только сохранить достоверность при ее описании. Обычно Алексей Толстой использовал готовые, но еще не осуществленные проекты, дополняя условность научного материала правдоподобием.

После выхода в свет романа "Аэлита", в котором он впервые обратился к событиям русской революции, стремясь ее понять и объяснить, взглянуть на нее как на закономерный этап в истории своей Родины, а также заглянуть в будущее своей страны, свершилось многое. Но уже тогда Д. Фурманов положительно оценил живой образ нового человека Гусева; А. М. Горький предсказал тогда успех этой книге, а мы убеждаемся сегодня, что он не ошибся: "Как произведение художника она очень оригинальна... Написана "Аэлита" очень хорошо и, я уверен, будет иметь успех".