– Всему своё время.

Во дворе стоял старенький запыленный автомобиль класса кроссовер. Синтетическая автокраска стала блеклой и могла называть себя чёрной лишь номинально.

– Это что за корыто? – сказал я, забираясь на переднее пассажирское сиденье.

– Это «Номад» – классика отечественного автопрома. Работает на бензине.

– Ух ты!… Сказал бы я лет двадцать тому назад. Зачем тебе такая развалюха?

– Нормальная машина. Управление и бортовой компьютер аналоговый, без всяких маяков и интернет модулей. То, что надо!

– Ладно, убедил, – я покачал головой, – Поехали, а то мне еще вещи собирать.

Автомобиль завёлся со второго раза. Двигатель на удивление работал очень громко, а саму машину время от времени потряхивало. Ливаз вырулил на просёлочную дорогу, преодолел неглубокий ров и наконец через несколько метров мы выехали на асфальт.

– Ты в курсе, что приборная панель не работает?

– Не вся. Видишь, вот, – Ливаз указал пальцем на индикатор низкого уровня запаса топлива, – Горит же.

– Еще и бензин заканчивается. Ты же надеюсь помнишь, что в городе не осталось бензиновых автозаправок?

– Не бойся, доедем. Есть пол канистры… – Ливаз кивнул в сторону багажника, – Гм, должно быть.

Мы выехали на автостраду, которая ближе к городу переходила в главный проспект Кэстилая. На фоне электрокаров, проезжавших мимо, наш бензиновый автомобиль, рычал как лев, пугая всех вокруг характерным звуком двигателя и дребезжанием выхлопной трубы, время от времени выстреливавшей сгустком копоти. Я уже стал забывать какой гнусный и в тоже время чем-то манящий запах может источать бензиновый автомобиль. Чувствовалось, что салон пропитан пылью, маслом и дешевым ароматизатором, пустой стикер которого до сих пор болтается на зеркале заднего вида. Однозначно, автомобилю требовался хороший ремонт, после которого он станет полноправным царём дороги.

– В сам город не заезжай, – предупреждающе сказал я, – Остановись у той надземной станции. Дальше поеду на метро.

– Как скажешь, – сказал Ливаз, сворачивая и останавливаясь у обочины. – Вечером сам доберешься или тебя забрать?

– Доберусь как-нибудь, – вылезая из машины сказал я, – До вечера.

Подъёмник к надземной станции метро находился неподалеку. Поднявшись на посадочную платформу, я уселся на скамейку, ожидая прибытия поезда. На смартфон поступил звонок от Дёмина.

– Денис, черт тебя побери, ты почему недоступен был?! – надрывая голос прокричал Дёмин.

– Палыч, спокойно. Ты чего разорался? Что стряслось?

– Погоди, – из динамика доносились звуки от стука пальцев по дисплею смартфона, – Катя! Шифрование звонка, живо!

– Запрос на шифрование…, – донеся голос виртуального ассистента Дёмина, – Активирован.

– Денис, пол часа назад от меня гости вышли, сам знаешь кто. Расспрашивали про твой неофициальный разговор с Зейналовым. Говорят, ты оказывал давление на подозреваемого и превысил свои должностные полномочия.

– Что?! Они там что совсем из ума выжили?! – возмутился я, – Не было ничего такого!

– Криминалисты сделали, смыв небольшого пятна крови, обнаруженного возле стола, в кабинете Рамаренко. Это была кровь Зейналова. Рамаренко с перепугу стал открещиваться и клясться, что ничего не делал. Рассказал, что обнаружил на столе рассыпанные канцелярские иглы, утверждая мол был беспорядок, после твоего ухода, – Дёмин помолчал, а затем продолжил, – Денис, они тебя ищут и скорее всего негласно, поскольку я не видел официальных ориентировок на твоё имя. Будь осторожен.

– Спасибо за информацию, Палыч. Я твой должник.

– Сочтемся. Конец связи.

Электропоезд как раз подъезжал к станции «Периметр», название которого было озвучено через громкоговоритель, томным мужским голосом. Вдали стал вырисовываться Кэстилай, заметить который было невозможно. Территория вокруг города с годами превратилась в пустошь со слабо выраженной, по большей части даже отсутствующей флорой и фауной. Редко встречающиеся деревья и трещины в земле придавали этой местности вид безжизненной пустыни, что в свою очередь сильно контрастировало с городом и прилегающей к нему территорией, со всеми его цветущими садами и зелеными насаждениями. Несмотря на свой ужасающий вид на пустыре иногда можно встретить людей, называющих себя степняками. Когда-то им даже была посвящена целая газетная полоса. Основной костяк степняков ранее составляли осужденные, которые по обвинительному приговору суда выдворялись за пределы населенных пунктов, лишаясь всех городских благ, без права на реабилитацию. У таких осужденных конфисковалось всё – имущество, дом и деньги. Изгнание, как мера наказания применялась судами в период с 2040 по 2060 года, и в последующем была упразднена. За двадцать лет существования, всего по стране к этой мере наказания было приговорено свыше одного миллиона человек. Всё это время люди вели нескончаемые дискуссии по этому поводу. И как всегда мнения разделились. Одни утверждали, что применение крайних мер при назначении подобных наказаний оправдано, приводя в пример трагические террористические и экстремистские события из истории. Другие же были против изгнания и применения иных бесчеловечных методов борьбы с преступностью, скандируя о гуманизации уголовных наказаний. Среди жителей даже ходили слухи о том, что это ничто иное как демографическая политика государства, направленная на уменьшение численности населения. Интересно лишь то, что даже после введенного моратория и последующей отмены изгнания, ряды степняков продолжали пополняться. Наблюдалась миграция целых семей за пределы города, примыкавших к степным жителям. Один журналист, имя которого в статье не указывалось, написал труд о наблюдениях за степняками. Он инкогнито провёл целый год, проживая совместно с ними.

Всю территорию за пределами населенных пунктов, степняки прозвали «Инчи», что переводится как «Свобода». На земле Инчи почва не везде пригодна для возделывания. Это и разделило всех степняков на две абсолютно разные фракции – Козгалы и Конысы. Представители фракции Конысов, или Поселенцев, заняли плодородные участки земли, где взращивали овощные культуры. Козгалы же, или Передвижники, стали неким извращенным аналогом древних кочевников.

Жизнь в изгнании отбросила абсолютно всех степняков на много столетий назад в развитии. Тем не менее, Конысы приспособились к новой жизни. Они создавали поселения, называемые твердынями. Выстраивали забор вдоль своих границ. А избранный народным голосованием правитель, находился у власти до самой своей смерти. Размеры поселений были различными, но в основном могли вместить в себя до ста тысяч человек. Быт и жизненный уклад жизни внутри поселений журналист не узнал, поскольку ему «посчастливилось» оказаться во фракции козгалов, на которых земля Инчи повлияла гораздо иначе. Изо дня в день козгалы преследовали единственную цель не умереть от жажды, голода и холода. Рацион питания козгалов был предельно скуд – съедобные дикие растения и коренья, птицы, степные грызуны такие как хомяки и пищухи, иногда рыба и птицы. По долгу на одном месте они не останавливались и старались большую часть времени находится в движении. Жили они в самодельных кибитках с деревянным каркасом и войлочным покрытием. Каждая кибитка вмещала в себя до шести человек. Практичная конструкция позволяла козгалам быстро собирать и также быстро разбирать свои жилища. Основным способом добычи пищи у козгалов была охота и рыбалка. Имевшийся в наличие крупный рогатый скот, козгалы использовали в качестве тягловой силы. Никто и не подумывал использовать скот как то иначе. Временами отдельные племена козгалов выходили на рейд и разграбляли отдаленные деревни, не относящиеся ни к одному из регионов страны. Бывало и так, что козгалы осуществляли налёты на слабоукрепленные поселения фракции конысов, разрушая их твердыни до основания и убивая поселенцев. Более укрепленные поселения козгалы старались обходить стороной.

Зима, как утверждал журналист, переносилась козгалами труднее всего, в чём он смог убедиться на собственной шкуре. Если в жаркое время года можно было хоть как-то укрыться от палящего солнца, то зима была целым испытанием для козгалов. Для того, чтобы согреться они обматывались всей имеющейся одеждой и различным тряпьём, перед этим обмазавшись животным жиром. Как правило, число стариков и новорожденных после зимы сокращалось и выживали лишь единицы, поэтому женщины предпочитали рожать детей так, чтобы к зиме их дети окрепли и смогли стойко перенести суровые зимы на землях Инчи. Варварство и беззаконие для козгалов было обычным делом. Безусловно, у каждого племени был свой вожак, но его власть ограничивалась лишь отысканием нового места, куда он поведёт своё племя. Любой из козгал, усомнившийся в возможностях своего вожака мог безнаказанного убить его и встать во главе племени, рискуя повторить участь своего предшественника. Больше всего в племени уважали силу, представителям которой отдавали предпочтение абсолютно во всём. Те, кто сильнее – питался первым, пользовался любой понравившейся ему женщиной и забирал у других то, что ему приглянулось. К слову будет сказано, что лица женского пола любого возраста оказались в самом низу так называемой иерархии. С ними никто не считался, их мнение никого не интересовало, и они были предназначены лишь для мужских утех и продолжения рода. Мужчины же в свою очередь, тоже разделялись. И если сильному мужчине, как уже было сказано, позволено всё, то слабые мужчины были ограничены в своих правах. К несчастью, как подметил журналист, он попал в класс слабых мужчин. Изо дня в день силачи унижали его, постоянно издеваясь и надсмехаясь над ним. Несколько раз, как замечал журналист, он и другие «слабаки» в течении нескольких дней оставались без еды или воды, так как ненасытные «силачи» съедали весь добытый дневной провиант племени. Спустя год пережитого кошмара, по чистой случайности журналисту удалось сбежать из племени и вернуться к нормальной жизни, укрывшись за стенами города. В заключении своего труда он предостерегал сограждан воздержаться от идеи примкнуть к рядам степняков, поскольку цена свободы, о которой они пропагандируют, весьма велика.