— Хватит… Хватит!!! — вслух закричала я, и все чувства вдруг как отрезало.
Пропало даже осязание и обоняние. Хорошо хоть зрение и слух остались. Неуверенно отняла руки от лица, ожидая возобновления приступа, но эмоции не спешили возвращаться. Тут раздались чьи–то приближающиеся шаги, ширма распахнулась, и рядом с моей кроватью оказался мужчина в белом халате, очках и странном чепчике, оставлявшем открытым только лицо. Возможно, будь ситуация немного другой, меня бы позабавил такой нелепый наряд, но чувство юмора наверняка отключилось вместе со всеми остальными.
— Как ты себя чувствуешь, Саске–кун?
Сначала я хотела спросить, как, по его мнению, должен себя чувствовать ребенок, на глазах которого недавно убили родителей, но решила ограничиться нейтральным:
— Нормально. Сколько времени я был без сознания? — обращение к самому себе в мужском роде соскользнуло с языка совершенно привычно.
— Две недели. На тебя было наложено мощнейшее гендзюцу, и его невозможно было снять извне.
Тут я подумала, что подобное известие должно было бы меня расстроить, но, так как эмоции были словно заморожены, я ничего не ощутила и решила на всякий случай симулировать хоть какое–то подобие чувств, сжав край одеяла.
— Похороны уже прошли? — я понизила голос и опустила лицо.
— Да, сам понимаешь, мы не могли ждать дольше нескольких дней.
В палате повисла напряженная тишина. Я просто не знала, что еще сказать, и у врача, кажется, была та же проблема.
— Саске–кун, думаю, тебе необходимо восполнить силы. Сейчас тебе принесут специальный обед, который поможет тебе восстановиться, — наконец, нашелся доктор.
Похоже, он ожидал возражений, и мои слова его почти удивили.
— Хорошо. Я не чувствую голода, но сделаю, как вы скажете.
Врач кивнул и вышел. Я помнила о местной традиции среди шиноби — сбегать из больницы, не дожидаясь выписки. Но в моей ситуации было бы глупо возвращаться в пустой квартал, да еще и на голодный желудок. Надеюсь, там хоть кровь смыли, а не только убрали тела.
После обеда, во время которого я порадовалась, что не чувствую вкуса, нашла в тумбочке рядом с кроватью свою одежду и переоделась. Был самый разгар дня, и в больнице было довольно многолюдно; меня легко могли заметить при «побеге», а в окно второго этажа прыгать я не решилась, хотя память Саске говорила, что ничего со мной не случится. Но не зря я теперь ниндзя, хоть и начинающий! Сложив печати, применила хенге, которое гениальный Саске уже успел освоить. Сначала мне казалось, что ничего не выйдет (все–таки это странно — применять почти магию), но доставшееся мне тело прекрасно помнило, что делать. Приметная рубашка с широким воротником и символом клана Учиха на спине превратилась в обычную футболку, а прическа с вечно топорщащимся на затылке хохолком стала короткой стрижкой.
В больнице никто не обратил внимания на мальчишку, и я беспрепятственно «сбежала». Дорога до квартала Учиха тоже прошла без происшествий. Проскользнув под желтой лентой с надписью «Не входить!», я смогла оценить масштабы разрушений. Учитывая, что дома здесь строили из дерева и бумаги, было удивительно, как их вообще не сровняли с землей. Передо мной находилась та самая улица из моего якобы сна, и в ее конце располагался особняк главы клана, теперь принадлежавший мне.
Несмотря на отключенные эмоции, тут все равно было жутковато. Мне постоянно казалось, что за мной наблюдают, и, возможно, это была вовсе не неожиданно проснувшаяся паранойя. Только вот было неясно, призраки убитых за мной присматривают или вполне живые люди. До особняка я почти бежала, невольно подмечая тут и там почти стертые меловые следы. Похоже, недавно прошел дождь, и кровь смыло полностью, а мел, которым обозначали положение тел, частично остался.
Перед дверьми, за которыми во сне раз за разом убивали моих родителей, я остановился, не решаясь протянуть руку и открыть их. Где–то в глубине души я почувствовала страх, даже сквозь эмоциональное онемение. Наконец, решившись, я рывком распахнул двери. Внутри дома кровь смыть никто не догадался (хорошо, что ее было не так много, как в иллюзии, наложенной Итачи). Меловые же силуэты на полу добили меня окончательно.
— Мама… папа… — ноги ослабли, и я чуть не упал, но успел ухватиться за ручку двери и устоять.
«Это не твои родители!» — мне удалось справиться с воспоминаниями Саске и снова от них отрешиться.
Я выпрямилась и закрыла дверь. Ощущение чужого взгляда наконец–то пропало. Я по большой дуге обошла кровавые пятна на полу и двинулась внутрь дома. Только сейчас я поняла, как сильно устала. Ноги и руки дрожали: все–таки такая долгая прогулка и моральные потрясения были слишком большим испытанием для семилетнего ребенка, да еще и после двухнедельной комы.
В глубине души теплилась глупая надежда, что стоит мне подняться в свою комнату и лечь спать, как завтра утром все снова будет в порядке. Даже не знаю, кто из нас — я или Саске — пытался себя обмануть. Но сон определенно был лучшим, что мы сейчас могли сделать, поэтому я, не раздеваясь, буквально рухнула в постель и отключилась.
Глава 3
Утром я проснулась в тепле и уюте, потянулась и почувствовала сильный голод. Мама, наверное, уже приготовила завтрак… От этой мысли меня сковало холодом. Мать Саске мертва, и ее кровь пропитала пол этажом ниже, а моя… Возможно, она совсем рядом, за той тонкой, но практически непреодолимой гранью, что разделяет параллельные миры. А возможно, она и вовсе в другой галактике. Я напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядят созвездия в этом мире, но тех единственных, что я могла опознать, — Млечного пути и Большой медведицы — здесь не было.
И что–то настойчиво мне подсказывает, что обратно я уже не вернусь. И это значит, что я крупно попала. Даже не так. Я ПОПАЛА. И не будь мои эмоции заморожены, сейчас устроила бы истерику не хуже Саске. А вместо этого предалась философским размышлениям на тему: «Создал ли Кишимото Масаши мир Наруто, или он просто кто–то вроде пророка, но считает, что придумал обычную мангу?»
Окончательно проснувшись, обнаружила, что осязание, обоняние и вкус ко мне за ночь вернулись. И вместе с этим поняла, что вся пропахла больничными запахами, да и зубы почистить бы не помешало. В ванной к вороху моих проблем добавилась еще одна. Я же теперь мальчик, но такой маленький! Раздевшись, осмотрела себя в зеркале. Миленькое личико со щечками, которые так и хочется потискать, трогательный хохолок на затылке, большие глаза с темной радужкой, которая по цвету сливается со зрачком. Сделала бровки домиком, надула губы и поняла, почему Итачи едва ли не плющило от любви ко мне. Саске не понимал, почему у нии–сана иногда бывает такое выражение лица, но мне все было ясно. Не удивлюсь, если у Итачи под подушкой хранится моя фотография. Я ведь теперь вылитый фарфоровый ангелок!
— Ути, пупсик, — не удержавшись, погладила себя по голове. — Не волнуйся, я о тебе позабочусь!
Материнский инстинкт, что ли, срабатывает? Остальные эмоции не ощущаются, но что–то вроде умиления и желания защитить пробивается. Легонько потрепав Саске за щечки, продолжила осмотр.
Н-да… Надеюсь, вот эта штучка еще вырастет, а то я так и комплексовать начну, даром, что девушка! Или это нормальный размер для семилетнего возраста? Помнится, когда я была совсем маленькой, мама купала нас с младшим братом вместе, но тогда я вообще не задумывалась, что мальчики отличаются от девочек, так что ничего определенного сказать не могу.
Приняв душ и почистив зубы, поняла, что голод разыгрался не на шутку. На кухне наверняка должно быть что–то съедобное, хотя большая часть наверняка испортилась. К сожалению, выяснилось, что в холодильнике все прокисло. Несколько минут пришлось потратить на уборку. Наконец, покончив с этим, выскочила на свежий воздух, оставив окна и двери открытыми, чтобы выветрить противный запах. Хорошо, что за домом был сад и огород, где росли обожаемые мной помидоры. Я и в прошлой жизни их любила, а Саске к ним вообще питал нежные чувства.
