***
Спустя время Эбби всё так же сидела в кресле, пытаясь сделать глоток из дрожащего в её руках стакана с успокоительным.
— Наш губернатор и тётя Бетси, этого не может быть, — еле слышно выдохнула она, — она же никогда, даже намёка. Это же невозможно.
Доктор молча ждал. И тут Эбби встрепенулась.
— Она же может… Ведь она одна может попросить его, чтобы он… — она попыталась встать.
Мистер Харрис отрицательно покачал головой.
— Бесполезно. Ты знаешь её лучше меня. Двадцать лет она лелеяла свою обиду и ненависть ко всему миру.
— Теперь я хотя бы понимаю, за что она ненавидела меня всю жизнь.Что она знает?
— Я пошёл сегодня ва-банк, поэтому рассказал, что вы обвенчались и что ты ждёшь от него ребёнка, ну и всё про Двейна.
— Понятно, — девушка рассеянно смотрела прямо перед собой.
— Эбби? — доктор попытался заглянуть ей в глаза, — Ты что задумала, детка?
— Мне нужно поговорить с ней. Даже если есть только один шанс на миллион.
Доктор Харрис простонал:
— Я так и знал. Послушай, я обещал Двейну, что не дам тебе наделать глупостей.
— Только поговорить.
— Ну ты же понимаешь, что это бесполезно. Даже если случится чудо, и она согласится помочь, ты понимаешь, какую цену она может за это запросить?
— Всё, что ей придёт в голову, — отрешённо ответила девушка.
— Ну ты же сама час назад говорила мне, что не сможешь предать Двейна и вашего ребёнка? И как, ты думаешь, он будет жить дальше, зная какую цену ты заплатила за его свободу?
— Считайте это болезнью, помешательством, как угодно, презирайте меня за мою слабость и эгоизм, но я не смогу жить без него, он мой воздух, мой мир, моя жизнь, — она прямо смотрела доктору в глаза.
На секунду ему показалось, что в этом взгляде он увидел Биатрис. Непокорную и упрямую. В отчаянной попытке остановить её, доктор устало выдохнул:
— Ты же понимаешь, что все эти двадцать лет она ненавидела его?
— Это вы мужчины ничего не понимаете. Все эти двадцать лет она по-прежнему любила его, — грустно улыбнулась девушка.
========== Глава 11 ==========
Впервые за десять лет доктор Харрис шёл на вызов пешком, ещё и без помощника, да ещё и на другой конец города. Таща на себе тяжёлый саквояж с инструментами, он всю дорогу пытался понять, как ей удалось уговорить его отпустить её одну, ещё и отдав ей экипаж. Он же взрослый, по крайней мере, каким он раньше считал себя, адекватный человек. Он на двести процентов знал, что это бессмысленно, но эти двое вили из него верёвки. Ещё недавно он не смог остановить её, а сейчас думал о том, как будет смотреть в глаза ему, если конечно придётся ещё встретиться. Давно его сердце так не билось о грудную клетку, сгорая от чувства вины и беспокойства. Он и на вызов этот пошёл, только бы не сходить дома с ума от волнения. Единственное, что, хотя бы как-то успокаивало, это то, что он помнил, как взял клятвенное обещание с Адларда, что он доставит её до места, а потом, чтобы ни случилось, привезёт обратно. И то, как он крепко в этот момент держал его за грудки, буквально распластав бедного слугу по стене, внушало ему твёрдую уверенность, что его приказания будут исполнены в точности.
Всю дорогу Эбби безумно волновалась. Она не представляла, что будет ей говорить. Девушка была готова на всё, просить, умолять и унижаться. Но осознание того, что это их единственный шанс, эфемерный, почти сказочный, сжигало её изнутри, не давая спокойно дышать. Одно она знала наверняка, что будет «биться» за него до конца, пока хватит сил, но когда она вошла в пустую гостиную, как ни странно, её волнение сошло на нет.
В такой ранний утренний час бордель спал, отдыхая от бурной ночи. Эбби осторожно прошла между столами, проведя по ним рукой, потом также медленно провела по спинке дивана. Вся её жизнь прошла тут. Она знала здесь все повороты и укромные места, помнила все трещинки и сколько ступеней на лестнице, какие двери скрипят. Странно, но она никогда не думала об этом месте, как о доме. Ей всегда хотелось иметь свой собственный настоящий дом. Часто он снился ей, вымышленный и обязательно счастливый. Но она всегда думала о доме, как о месте, и только сейчас, встретив любимого человека, поняла, что её дом рядом с ним и абсолютно не важно в шалаше или во дворце.
Но сейчас она воспринимала это место по-другому. После того, как доктор рассказал ей историю её семьи, она всё никак не могла поверить в то, что сложись всё по-другому, сначала её мама, а потом и она, жили бы другой жизнью, в роскоши и богатстве. Балы, экипажи, платья и шляпки, слуги… Эбби грустно улыбнулась. Как всё это было от неё далеко. «И никогда бы не встретила его» — больно кольнуло сердце. Возможно для него это было бы благом, но не для неё. Он стал её частью, её воздухом, её судьбой.
Никем не замеченная Эбби поднялась на второй этаж. Странно, но и здесь никого не было. Обычно так случалось, когда на бордель спускалась «гроза по имени Бетси». Тогда на полчаса-час все разбегались и прятались, кто куда успевал, чтобы не попасть под горячую тяжёлую руку хозяйки и переждать её гнев. Эбби догадывалась, что могло вызвать сегодня эту «грозу». Ночью у неё был их дорогой доктор. Коленки её непроизвольно задрожали. Эбби лучше всех знала, как в гневе может быть страшна её тётка, но отступать было некуда. Девушка тихо постучала в дверь её кабинета, но никто не ответил. Немного поколебавшись, она всё-таки осторожно приоткрыла дверь, и мышкой юркнула в комнату. Как всегда, здесь царил полумрак, но, как ни странно, накурено не было. Эбби растерялась, не зная, что делать дальше, и замерла у двери. Когда её глаза немного привыкли к сумраку, она с удивлением заметила, что кресло Бетси развёрнуто к окну, спинкой к двери. Девушка хорошо помнила это кресло, это было даже не кресло, а её личный неподъёмный трон с высокой спинкой. Долгие годы оно как монумент стояло на своём месте, даря своей хозяйке чувство уверенности и покоя.
«Неужели, визит доктора мог так выбить её из колеи?» — погружённая в свои невесёлые мысли она вздрогнула от неожиданности, когда услышала резкий с хрипотцой голос.
— Пришла? Что-то ты долго. Я думала, примчишься сразу за Джастином. Я его сегодня, когда увидела растаявшего как сахар на солнце, сразу поняла, что он тут же всё тебе выболтает, как только ты посмотришь на него своими щенячьими глазами. Это ты хорошо умеешь.
— Доктор Харрис замечательный человек и хороший друг, — еле слышно выдохнула Эбби. Ей вдруг стало так обидно за доктора.
— Да, он очень хороший друг. Только мой. Был моим, а теперь твой. Не знаешь, как так могло получиться?
Эбби сглотнула.
— Он случайно помог нам и спас меня, вытащив с того света.
— И всё-то у тебя случайно, и, само собой. Случайно загубила жизнь хорошему парню, а теперь само собой ко мне зачем-то пришла. Что молчишь?
Ноги девушки подкосились, и она прижалась к двери.
— Что онемела? Неприятно, наверное, правду слушать? Ну ты же всё знаешь, как оно правильно, как должно быть, честно, справедливо. Ну, расскажи мне теперь. Молчишь? Как же это ты пришла просить спасти вора?
Эбби с шумом выдохнула.
— Не трать время. Твой «хороший друг» уже в красках донёс мне о его благородных порывах, но по факту он вор. Ты не стала на меня работать, а ведь мои девочки пошли на панель не от хорошей жизни. Почти для всех это был единственный способ выжить.
— Я никогда не осуждала никого из них… Но… ты же тоже не стала этим заниматься?
— Не смей сравнивать меня с собой, — резко рявкнула Бетси, ударив рукой по подлокотнику.
Эбби вздрогнула от неожиданности.
— За это ты ненавидела меня все эти годы?
Бетси молчала.
— За то, что я так похожа на тебя? Такая же упрямая и принципиальная? Много лет назад жизнь сломала тебя, подмяв под себя, и ты ломала меня, доказывая мне, а больше себе, что тогда сделанный тобой выбор был не твоей ошибкой, а что тогда у тебя не было этого выбора? Ты так хотела увидеть, как меня тоже сломает жизнь, что у меня не хватит сил противостоять судьбе. И только увидев меня сломленной и униженной, ты сама поверила бы в то, что тогда всё сделала правильно? — Эбби перевела дух, эта её отчаянная смелость забирала много сил, — Но в чём моя вина? Чем я перед тобой виновата? Тем, что родилась? Что не пошла в свою мать, а переняла твой характер? В том, что вы все, решая свои проблемы, лишили меня того, что было моим поправу? Лишили почёта и уважения моей семьи, лишили достатка, лишили беззаботной юности и счастливого детства? — она задохнулась от эмоций.
