***

За окном забрезжил рассвет, но легче ей так и не стало. Отчаяние накрыло Двейна с головой. Он осторожно подхватил её на руки, сел и прижал к себе, а потом глядя остановившимся взглядом перед собой, с отчаянием зашептал:

— Ты забрала себе моё сердце и мою жизнь. И если ты уйдёшь, то я тоже уйду за тобой. Эй, Эбби, ты слышишь меня? Я тоже умру. Жить без тебя я теперь не смогу, — из его глаз тихо текли слёзы, — И не хочу. А ты же знаешь, что такой богохульник как я обязательно попадёт в ад, а ты ангел, мой ангел, — голос его дрогнул, — и тогда, даже там мы не сможем встретиться. Ты понимаешь это? Поэтому ты обязана выжить. Слышишь меня, моя любимая девочка? Моё необыкновенное чудо, моя жизнь, моя любовь, моё всё…

Спустя время она начала бредить, тихо постанывать и говорить что-то несвязное. Двейн понял, что тянуть дальше нельзя. Но не было ни одного человека, которого он мог бы сейчас попросить о помощи. Они были только вдвоём. Его мозг бился в отчаянной истерике, пытаясь найти выход.

И тут он вспомнил, ещё в годы жизни в «Роттоне» к ним иногда приглашали врача. Он жил в городе и звали его крайне редко, в случаях жизни и смерти, так как услуги его стоили недёшево. Но раз в месяц он сам приезжал в пансион и осматривал детей. Двейн слышал тогда, что делал он это бесплатно. А где-то год назад он чинил его часы. Он плохо помнил где тот жил, но это точно было на другом конце города.

Двейн быстро вытряхнул из мокрого камзола деньги. «Мало, этого слишком мало». Он сунул деньги в карман и замер.

«Как он бросит её одну? А вдруг она…

Двейн побледнел.Однажды, он сам умирал в одиночестве и помнил, как это страшно. Он тяжело опёрся руками о стол и из его груди вырвался полустон — полукрик отчаяния. Это был единственный шанс спасти её, но и бросить её одну он просто не мог… Несколько минут он стоял, закрыв глаза и тяжело дыша, его лицо исказила мука невыносимого выбора. И наконец, приняв тяжёлое решение, он протяжно выдохнул, прошёл на дрожащих ногах через комнату, взял что-то с полки и подойдя к кровати, опустился на колени перед девушкой. Потрогал её лоб и ощутив неспадающий жар, закрыл глаза и прошептал:

— Прости… но я не могу позволить тебе умереть… — приложил к губам крестик, который он сжимал в руке, и осторожно одел его ей на шею.

— Мама, — еле слышно прошептал он, — если ты слышишь меня сейчас, то я прошу, присмотри за ней.

А затем, нежно поцеловав её в губы, он прошептал ей на ухо:

— Не бойся, милая, ничего не бойся. Ты не одна, ты будешь не одна. Наши мамы присмотрят за тобой, — а потом проглотив подступивший к горлу ком и боясь передумать, он быстро встал и пошёл на выход. Уже у самой двери он обернулся. Сейчас ему показалось, что как только он переступит порог, сердце его остановится. Двейн со стоном закрыл глаза.

«Дай мне сил… Однажды, она спросила, верю ли я? Слышишь, я верю. Верю… Я никогда ни о чём не просил Тебя, но сейчас, молю только об одном, пожалуйста пусть она меня дождётся, только дождётся, — и решительно шагнул за порог, больше не оглядываясь.

========== Глава 6 ==========

Солнце уже встало, когда Двейн наконец оказался в нужном ему районе. Он чуть не сошёл с ума по дороге, ему казалось, что он добирался целую вечность. Прохожие шарахались в стороны от полураздетого парня с безумным взглядом, поэтому он потратил ещё время на то, чтобы отыскать нужный ему дом. И вот, обессиленно задыхаясь от бега, он в отчаянии колотил в дверь. Спустя несколько минут, настороженный слуга слегка приоткрыл дверь. Двейн сразу ломанулся внутрь, оттолкнув его в сторону. Парень распахнул первую попавшуюся дверь и чуть не налетел на наставленное на него дуло пистолета.

— Одно движение, и я стреляю, — спокойно сказал немолодой доктор. — Адлард, ты там живой? Беги в полицию…

— Не надо полицию. Я не опасен, — выдохнул Вей.

— Почти каждый день ко мне в дом кто-нибудь врывается, умоляя спасти их близких, а у меня есть разрешение стрелять на поражение. Вы ещё слишком молоды, поэтому не думаю, что стоит испытывать мои выдержку и терпение.

— Я не двигаюсь… но я не уйду…

— Как же мне всё это надоело. Будь проклят тот день, когда мою голову посетила мысль стать врачом. Я не Господь Бог и не могу спасти всех, — доктор устало потёр переносицу, не опуская пистолет.

В этот момент к Двейну сзади подскочил слуга и приставил к его горлу нож.

— Только дёрнись.

Доктор устало опустил пистолет и сказал:

— Пошёл вон.

— Я не уйду, — спокойно ответил Двейн.

Ни один мускул не дрогнул на лице парня. Доктор простонал.

— У тебя есть минута.

— Моя жена умирает. Всю ночь был жар, а утром она начала бредить. Я всю ночь обтирал…

— Ты знаешь, что мой день расписан по минутам? И сколько стоит мой визит? — пребил его доктор.

— У меня есть немного денег, но я знаю, что этого мало. Больше у меня нет.

— Жалостливые истории никогда на меня не действовали. Тут полгорода умирает от лихорадки в этом чёртовом болоте. Так что, если пришёл взывать к моей совести, то не трать время зря. Совести у меня нет и жалости тоже. Вас много, а я один. Выкини его за дверь, — он развернулся спиной.

— Тогда что, если не совесть и жалость, заставляет Вас раз в месяц приезжать бесплатно в «Роттон», чтобы осматривать детей? — в отчаянии выпалил Двейн.

Доктор быстро развернулся и с удивлением посмотрел на парня, и после небольшого замешательства спокойно ответил:

— Гонорар, и не более того.

— Я точно знаю, что Вам за это не платят.

Доктор молча кивнул головой слуге, чтобы он вышел. Тот замешкался в нерешительности.

— Оставь нас.

Слуга убрал нож и молча вышел.

— Кто ты?

— Всего лишь один из тысячи воспитанников «Роттона».

Доктор смотрел на него, пытаясь что-то вспомнить, но похоже, безрезультатно.

— Она всё, что у меня есть. Она смысл моей жизни. Прошу Вас, — он выгреб все деньги из кармана и положил на стол. — Ну Вы же давали клятву Гиппократа? Ей всего девятнадцать лет.

— Меня этим не проймешь, вчера у меня на руках умер двухлетний ребёнок, — рассеянно пробубнил доктор, пытаясь что-то вспомнить.

И тут Двейн медленно опустился на колени и поднял полные боли глаза, в которых стояли слёзы.

— Я умоляю Вас. Я никогда ни у кого ничего не просил… Я бросил её там одну умирать. Я сделаю всё, что Вы скажите. Я прошу Вас, — он быстрым движением смахнул предательскую слезу и опустил глаза в пол.

— Я вспомнил тебя, — Двейн вздрогнул от неожиданности и поднял глаза, — Ты тот мальчишка, который вечно ходил с ссадинами и синяками? Ты так ни разу и не дал себя осмотреть и всегда отвечал, что споткнулся.

Двейн молча смотрел на него, а потом еле слышно выдохнул:

— Пожалуйста…

Сердце доктора дрогнуло. Все эти годы этот маленький брошенный ребёнок, а потом и юноша, ни разу не попросил о помощи и не пожаловался. А сейчас в его глазах было столько боли и отчаяния.

— Хорошо. Будем считать, что этот визит пойдёт в счёт всех твоих неиспользованных осмотров.

— Спасибо, — Вей встал с колен, пытаясь скрыть подступившие слёзы, — только, пожалуйста, скорее. Она там совсем одна и столько времени уже прошло, я боюсь, что… — он осёкся.

— Поедем в моём экипаже, и забери свои деньги. Жди меня на улице.

***

Прошло уже минут двадцать, как доктор был внутри и осматривал Эбби. Двейн стоял под дождём и его била нервная дрожь. Он всё никак не мог успокоиться. Он чуть не потерял сознание, когда они вошли в дом и их встретила гнетущая тишина. На мгновение ему показалось, что они не успели. И когда доктор нащупывал пульс на бледной руке, парень не дышал. А когда тот повернулся и ободряюще кивнул, Двейн выскочил на улицу. Теперь же он стоял под дождём, пытаясь хоть немного успокоить бьющееся о грудную клетку сердце. Он еле держался на ногах и не услышал, когда вышел доктор. Мистер Харрис коснулся его плеча, от чего парень вздрогнул и обернулся.

— Хочешь лечь рядом с ней? Зачем вышел под дождь?