Нет, я с Захариком не согласен. То, что я собираюсь рассказывать на детектив не похоже. Скорее это почти авантюрный роман где всего понемногу. Впрочем, как в жизни любого, кто жил в этой стране. Но могу гарантировать, что скучно не будет. Надо только дочитать до конца. Но, если кто-то заскучает, то я предлагаю следующее. Сейчас я даю мой адрес, по которому живу и меня можно будет увидеть. Вот он: Москва, улица Большие Кочки, дом 43, подьезд 3, квартира 5 на втором этаже. Звонить не меньше пяти раз – мне ведь надо услышать, встать и подойти. Я лично встречу вас, если конечно еще буду жив. Вы сообщаете мне ваше нелицеприятное мнение о прочитанном., а я вручаю вам за это некий дар на память о нашей встрече. Что это будет? Пусть до времени это останется моей маленькой тайной. Я вас не обижу.
А дело было так. Сначала я родился. Вряд ли стоит отрицать этот факт. Меня принесли в плетеной корзинке из роддома, который находился поблизости.Мое рождение состоялось тогда, когда до смерти Вождя народов еще оставалось несколько лет. Замечу, что согласно результатам опроса, проведенного почти 60 лет спустя его смерти, он является самой выдающейся исторической личностью в истории нашей страны. Но теперь наступило время другой исторической личности, может быть даже более выдающейся. Можно сказать, что мне крупно повезло прожить жизнь, ограниченную с двух сторон такими фигурами! Особенно если не принимать во внимание тот не слишком короткий промежуток времени между ними когда я собственно и жил. Когда произошла смерть Вождя народов, моя молодая мать собралась идти с соседками на его похороны. Но, слава богу, нашлись умные люди, и ее от этого неразумного шага отговорили. Семья осталась полноценнойй. Да, меня действительно принесли из роддома в корзинке – видимо ничего более подходящего не нашлось.. Этого роддома уже давно нет, его, как и многие старые роддома, а также хлебозаводы за ненадобностью в Москве ликвидировали. Время было зи нее, дорога – неровная и обледенелая. Шансов уронить корзинку вместе со мной было немало. Думаю, что хотя бы раз, но это случилось. Правда никто впоследствии об этом мне не говорил. Видимо из сострадания. Очевидно, бесследным это не осталось что сказалось позднее.
Моя фамилия Пушкин. В юности я думал, что, если так случилось и у моего отца и деда такая фамилия, то это уникальный случай. Но когда подрос, узнал, что есть другие обладатели такой фамилии. И все они, так же как я и все мои предки по мужской линии не имеют никакого отношения к национальному гению. Откуда же взялась у меня такая фамилия ? На мой однажды заданный об этом вопрос отец ответил просто. Мол, у кого-то из предков была кличка « Пушка ». Скорее всего заслуженная им за очень громкий голос. Не скажу, что такое объяснение меня как-то разочаровало, но для себя я придумал иной вариант. Наш предок заслужил свое прозвище, потому что был пушкарем в армии Кутузова и проявил недюжинную храбрость и смекалку во время Бородинского сражения. Этой версии я придерживался все мои молодые годы. Поди докажи, что все было иначе
Теперь буду рассказывать дальше. А что, собственно, рассказывать? Родился, пошел в школу, , учился, поступил на службу, пошел в армию, потом опять работал, обзавелся семьей, опять работал и вышел наконец на пенсию. К этому можно добавить: где-то посадил дерево, ни одного не срубил, разводил цветы на подоконниках, дома не построил, хотя одно время хотел, увеличил количество членов семьи. А после всего этого по законам Природы перестал быть.Пока только в этой Вселенной. Что будет происходить с моим двойником в иных мирах я ничего пока сказать не могу. Вот когда уже окажусь там, то обязательно найду способ что-нибудь вякнуть о себе. Даже не сомневайтесь.Ну раз начал говорить, то останавливаться на первой фразе не буду, хотя то, что было со мной раньше – было почти у каждого из моего поколения. Почти. Конечно, похоже, что я занимаюсь этим только для того, чтобы убить время. И чертов сын Захарик сам не знает чем ему заняться. Ему скучно. Вот он и нашел занятие и себе, и мне. Правду сказать, это занятие придумал я сам, а он только с этим согласился. Опять же еще один повод встретиться за рюмкой чая. Буду откровенен – ждать от результатов наших встреч появления внятного, упорядоченного и стройного рассказа не стоит Так, кое-что о кое-чем.
Но я продолжаю. Наш дом был большой и серый и стоит по-прежнему на своем месте до сих пор. Его построили до войны прямо напротив такого же серого здания Гознака и, как можно было предположить, предназначали в основном для проживания его работников. На самом же деле дом строили для того, чтобы туда переселить людей, живших в здании Делового двора на Варварской площади, куда планировали поместить аппарат Наркомата тяжелой промышленности. Это было как бы временное решение для гигантского по масштабам деятельности учреждения, так как в дальнейшем предполагалось построить для него специально на берегу реки в Зарядье поражающее воображение размахом сооружение ( как известно, этот проект не состоялся). За серым домом позднее выстроили несколько домов для функционеров Совмина и ЦК ВЛКСМ, а дальше вглубь стояли двухэтажные бараки, в которых жили лимитчики-строители. Наша квартира состояла из довольно большой комнаты, расположенной в исключительно длинном и широком коридоре, коридоре гостиницы или семейного ощежития. Похоже, что так предполагалось первоначально.В те годы в коммуналках жили почти все, но в подобных коридорных условиях, мне кажется, не очень многие. В комнате мы жили впятером. Коридор был совершенно великолепный – он тянулся в пространстве между двумя подъездами, и по нему можно было ездить на трехколесном велосипеде что я и делал. Коренных москвичей в пятнадцати комнатах этого коридора жило мало. Контингент был социально почти однородный, все люди были небогатые, но кое у кого даже имелся телевизор с линзой, наполненной дистилированной водой из аптеки. Преобладали русские семьи, а в пяти комнатах жили старые одинокие интеллигентные еврейки. Все их имена, скорее всего в силу их некоторой экзотичности, я помню до сих пор. Старенькие сестры Фрима и Клара Марковны смотрели на меня слезящимися глазами и приглашали меня смотреть телевизор. А соседка Анна Павловна окончила Сорбонну и читала романы Золя на языке оригинала. Долгое время она проработала врачом, а на старости лет жила одиноко, тихо и незаметно. Филологическо – искусствоведческое семейство армяно-румыно-русского букета было, пожалуй, единственным чужеродным элементом, которое в составе четырех человек проживало в одной комнате и выделялось своим несколько большим достатком на фоне остальных соседей.Пожилая армянка – глава этого семейства, в прошлом видный деятель документального кино, отличалась добротой и прямо-таки мужской прямотой (в частности, не стеснялась громко произносить слово «идиот» в тех случаях, когда, по ее мнению, человек этого заслуживал), снабжала меня журналами «Крокодил» во время моих многочисленных детских болезней и, вообще, помогала чем могла. Она курила лучшие в мире папиросы «Беломор-Канал». Однажды я, открыв дверь в уборную, обнаружил ее, сидящей на стульчаке с папиросой в зубах. Особенного смущения не было у обоих. Она была совсем своей, вроде мужика, такая же, с усами. Чем-то она смахивала на Раневскую (впрочем, это пришло мне на ум гораздо позже). А вот пожилая одинокая женщина по фамилии Петрова, ходившая по коридору в кухню и обратно в гимнастерке, имела репутацию странной особы и считалась чуть ли не прототипом Анки-пулеметчицы из фильма «Чапаев». Когда я случайно оказался у нее в комнате, то, даже будучи совсем малым ребенком, поразился интерьеру ее помещения: пустота, немного скрашенная металлической кроватью в углу и огромным количеством пустых стеклянных банок по всему полу, что тогда меня не могло не удивить. После ее смерти оказалось, что у нее имелся сын, которого до этого никто не видел. Одним из соседей был отставной начальник погранзаставы с Дальнего Востока, мастер на все руки, орденоносец и хронический алкоголик. Его заслуженной пенсии хватало на прокорм всей его большой семьи – жены, тещи и троих детей. Громких скандалов и склок в коридоре я не помню. Может они и возникали, но от меня они были далекуо – в общей кухне. В целом обстановка была вполне миролюбивая. Ропот возникал лишь периодически, когда Ида Моисеевна поднимала жуткий чад в кухне, летящий по коридору прямо в комнаты, жаря на противне баклажаны. Этот одесский кулинарный изыск был чужд кулинарным пристрастиям основной части обитателей коридора . .
