Неизвестно, когда Борис проснулся и спал ли он вообще. Ранним утром, кортеж из нескольких автомобилей мэра города Воронеж направлялся к администрации, именно по той улице, где часто бывал Борис. Он знал эту улица досконально и возможно, намного лучше, чем те, кто живёт здесь уже давно. Подготовка сделала своё дело.

Когда автомобиль проезжал над холодными ветвями деревьев, минуя остановки и другие автомобили, произошёл выстрел, который можно назвать роковым для мэра.

Борис был на первом этаже университета; после выстрела он успел убрать оружие, принять прежний внешний вид и выйти из корпуса училища. Несколько человек сумели его увидеть, но как бы в общем потоке лиц. Участие Бориса в этом происшествии было главным. Точность и чёткость попадания говорили о том, что стрелял серьёзный профессионал, знаток своего дела. Не сказать, что много ума, но практики тут точно было достаточно.

Борис ехал уже в автобусе, сев в него в общем людском потоке. Достав телефон, он написал сообщения «пророку», щёлкая кнопками: мэр убит.

Выйдя на остановке, где его высадил автобус, медленным шагом, не спеша Борис шёл к подъезду дома. Сегодня не было снега. Его не тревожил свой поступок, не было чувства жалости, но было то, что зовётся – глубинным страхом. Например, когда ты находишься в свободном падении, прыгая с парашюта, но в этот раз без него; в таком состоянии, когда ты ещё не приземлился, но лишь падаешь, и находился Борис.

Он был наёмник, хладнокровно делая то, что считал своей работой. Не безрассудно подходил Борис к делу, считая успехом то, что удавалось окончить. Дело с мэром было окончено. Тушеваться перед ‘пророком’ отныне не приходилось. Должны прийти деньги за выполненный заказ.

Раскаяние, жалость, беспощадность, сожаление, скорбь о том, что пришлось убить человека для Бориса, были потом: прежде – окончить начатое. Но всё же холодные мысли были, и о содеянном задумываться приходилось.

Войдя в квартиру, Борис застал Ребекку за плитой. Она готовила.

– Будешь что-то? – спросила она, предлагая ему покушать.

– Да, – ответил он. Сев за стол, Борис налил себе стопку водки, считая, что этим ранним днём повод выпить есть. Сварив картошку, Ребекка потолкла её с молоком и маслом; ещё было сало, огурцы солёные, салат с луком, помидорами и майонезом. Чай Борис не любил, предпочитая просто воду, если речь шла лишь о чае. Он почувствовал, как от водки начала кружиться голова.

Ребекка знала, чем занимается Борис, не знала она лишь подробностей: за что? почему? как? сколько платят? – в эти вещи она не вдавалась, и сам Боря на всё ответить ей не мог. Ставить её под удар ему в принципе не приходилось. Если ‘прижмут’, достаточно было бы сказать ей: я ничего не знаю. И её бы не тронули, так как действительно было не за что. Впрочем, Борис и Ребекка такого исходи не искали, поэтому приходилось действовать лихо, на опережение.

Из новостей Ребекка узнала, что мэр города Воронеж сегодня утром был убит. Она поняла кто совершил это убийство. Когда Ребекка ехала с Борей в Воронеж, то не знала кто будет жертвой; зная своего парня, то, в каких кругах он промышляет делом, ей было понятно лишь то, что они едут за новым убийством! Ничего из содеянного Борисом её не возбуждало. Полюбив его до того, как ей стало известно, чем он зарабатывает на хлеб. Потом было уже поздно. Они были уже вместе и просто бросить его она не могла. Но думы как тяжёлые мысли её не оставляли; постоянные нравственные терзания преследовали и от них было не хорошо. Ей оставалось лишь терпеть, возможно, не отдавая себе отчёта в том, что именно приходится терпеть. Одиночество, и желание не быть одной – вот причины, по которым Ребекка была с Борисом, заглушая при этом муки совести. Поставив еду ему на стол, ей о нём заботится нравилось. Поддержку от него она также чувствовала, и это тоже была одна из причин по которой он ей нравился. Бориса в роли отца, к великому сожалению, она не видела. Не могла Ребекка для себя понять, как такой преступник как он мог стать отцом её детей. Бориса же она не призирала, отнюдь, но можно сказать жалела.

– Домой когда? – резко спросила Ребекка, немного грубо.

– Вечером, – ответил Борис. Она успокоилась, так как была рада, что скоро уже вернутся в родные края. Жили они в Магадане, там у них был маленький дом, хозяйство, которое Ребекка очень любила, и видимо к нему она так тянулась.

Сейчас она была в исступлении, замечая за собой, что её поведение ужасно холодное: умер человек, а она молчит. Собой из-за этого сейчас она была крайне недовольна. Когда её любимый человек убийца, как себя вести она не понимала. Гложило в этом ещё и то, что от его поступков она не испытывала гордости. И поэтому часто ходила поникшей. Она считала, что веселье ей суждено лишь после смерти. «Верность – венец отношений» – считала Ребекка. Именно это качество было в Борисе; им они дорожили оба.

Этой ночью она совсем не спала, зная, куда отправился Боря. Уснуть, спокойно спать она не могла. Даже если у него были принципы, благодаря которым он держался за свою работу – Ребекка не могла смириться с его делом: убийца Борис её пугал! Как с ним жить, как строить семью, этого она тоже не понимала. Считая и себя его сподвижнице, в то время, когда её руки были чисты. Ребекка была уверена, что она соучастница и такой же преступник, как и Борис. Данная мысль её угнетала. Но бросить его она не могла, полюбила его, дурака.

Сам Борис в свои дела Ребекку не посвящал, и, боже упаси – не позволял ей принимать в них участия. В конце концов есть какие-то границы и у преступников.

«Пророк» остался доволен своим выполненным заданием. Впереди новое дело и тщательная подготовка; всё это на плечах Бориса. Получив деньги, он был счастлив, в связи с чем поторопился делать подарки Ребекке. Билет на поезд был куплен, Ребекка любила романтику поездов. Борис же напротив – ненавидел эти долгие и нудные поездки; поэтому он надеялся пересесть во время пути на самолёт.

Голову начало сжимать, боль почувствовалась в висках. Голова разболелась; эту боль, переживания он не любил, и старался от неё сбежать в музыку, газету или спорт. Особенно ему нравилась стрельба в тире из профессионального оружия. Будучи офицером, Боря умел обращаться с оружием.

Выйдя на улицу, он отправился на пробежку, поезд ещё не скоро. В наушниках играла музыка Газманова Олега, которая Боре очень нравилась. «…как хотели запретить мне мечтать, но теперь меня уж не удержать» – пело в ушах Бори. Сердце разрывало, хотелось реветь словно тебя режут, но Боря был весел. Выходило: радость была сквозь слёзы. И в чистоте слёз сложно было разобраться, и уж тем более в искренности радости.

Воронежские улицы были угрюмы, глухи и душны; впрочем, и в Москве, – где был Борис – в Сингапуре, в Вене, в Нью-Йорке: там ему было точно так же, можно даже сказать хуже. Ему и пусть, что здесь было грязно так, но эту атмосферу он оправдывал тем, что оно своё. Этим Борис дорожил.

Два парня, с сигаретами в зубах остановили Борю. Попросили денег, он дал им двести рублей, но они потребовали ещё. Боря отказал. С кулаками двое на него накинулись. Он дал им отпор, и они ушли. Испуганные, он их даже пожалел.

Сегодня в Воронеже было не спокойно и причины этому было изрядные. Приходило понимание, что нужно отправляться домой. Работа сделана, задерживаться смысла не было. Впереди Женева, где у Бориса следующая цель; заключалась она в том, что нужно было забрать документы и привезти их в Россию.

Билет на Магадан был куплен. Думая, чем заняться в поезде, Боря – вернувшись в квартиру – скачал сериал «Ликвидация», и ещё перевёл (то есть на его жаргоне «скачал») музыку Григория Лепса, который ему очень нравился. Собирая вещи, оба торопились на вокзал; скоро отходит поезд.

На вокзале, прежде чем отправиться в путь, пришлось столкнуться с полицией, то страха не было – было лишь желание соответствовать. Некий инстинкт проснулся в Борисе. На миг он представил, что тоже служит в полиции; где им дорожат, где он важен, где в нём нуждаются.