незнакомом языке смотрят: у одного нога распухла – в бинтах, у другого – весь бок в волдырях плюс расстройство желудка. Хотя вполне могло и без ежа обойтись, и без сна на солнце,– да кто-ж предполагал!?

Не всегда так. Случается лучше и совсем хорошо, хуже и из рук вон плохо. Бывает, настигает ужасаюший и пронзающий мозг последний миг… Не всегда прощает природа человеку, возвысившемуся через разум ею дарованный, покровительственное похлопывание по плечу своему.

Разнообразно, непредсказуемо, непрерывно и огромно воздействие природы на человека: она рождает его, кормит и учит, ласкает теплым бризом, пугает и манит джунглями Амазонии, восхищает вздыбившимися Гималаями, хлещет песком по лицу, сводит с ума и истощает холодом, убивает тайфунами и наводнениями…

Но так устроен человек, что мало ему даров и данностей от природы. Стал человек отбирать от нее, сам трудом своим и разумом создавать: кому-то нужности с приятностями, кому-то – наоборот. С промежуточными состояниями и в различных комбинациях. С последствиями и вроде как без них.

И вот отбрасывает в сторону человек плуг, перо, зубило и скрипку и – отшвыривая все ему ненужное – делает всякие умные вещи: ездит в автомобиле, общается на расстоянии, роднится с компьютером, летает на порог Космоса и изобретает, изобретает, изобретает разноликое оружие. И все чаще человек человека обманывает, унижает, презирает, не воспринимает и убивает, убивает, убивает. Растет мастерство: все чаше обманываемые, унижаемые, презираемые, не воспринимаемые и убиваемые об этом не подозревают…

Случилось таки человеку глупому и ограниченному умалить значение Природы, задвинуть ее на задний план в гордом сознании своих сует и деяний. Но не в обиде Природа на скудоумное создание свое. Она не зла. Не зла, но и не добра. Она просто – есть…

И есть на Земле, на теле ее прекрасном места таковые, в коих позволено человеку ощутить Природы Величие, почувствовать легким уколом, отозваться мурашками по коже на вдруг проникшее внутрь зябкое дуновение непознанного. Рвутся тогда опутывающие душу цепи; взмахивают мощно невесть откуда взявшиеся крылья, устремляя ее, радостную, ввысь. Кажется человеку, что совсем рядом, чуть далее вытянутой руки, возникло что-то объясняющее, что-то самое важное в жизни его; и волшебный, простой как откровение открывающий код чрез миг окажется в руках. Хорошо становится человеку, и готов он ко встрече с настоящим, с Истинным…

И в теперешние суетные времена древневеликая земля Монгольская близка к своему тысячелетнему виду-образу: пески и каменистые россыпи пустыни Гоби вогнутой неравноширокой полосой в южной части страны; бескрайние степи востока, центра и севера; горные хребты Хэнтэя, Хангая и Монгольского Алтая; плодородные речные долины Онона, Керулена и водосбора артерии-Селенги; сотни озерных глаз в обширной межгорной котловине к западу, и в их числе и над ними – священный Хубсугул. И синее-синее небо…

Страна контрастов, страна переходных состояний Природы. Мировой водораздел. Здесь нахлынувшая с северных далей сибирская тайга уступает место степям, а степи – пескам; здесь жара соседствует с холодом, ливни – с засухой; а водимый оленеводом-цаатаном северный олень – с навьюченным кочевой юртой тружеником-верблюдом. Среди прочих видов-эндемиков произрастает и набирает необъяснимую силу на труднодоступных склонах прихубсугульских гор редчайший и чудодейственный цветок Адонис Монгольский Индиго, не желающий существовать ни в каком другом месте планеты, как бы ни ублажал его неуемный ученый-ботаник…

Молчаливы, первозданны и грозны эти места. Иной раз покажется вдруг, что задрожит вот-вот земля, и, будя давний цепенящий душу ужас, в туче пыли вылетит из-за сопок на свирепых низкорослых монгольских конях несметная лава буднично-беспощадных и не знающих страха всадников Чингис-Хана … Уважение к Природе в крови у живущего здесь человека: он сам с незапамятных древних времен обложил себя многочисленными неукоснительными табу, дабы не навредить ей, жизнь дающей…

Северная Монголия, нынешний Хубсугульский аймак. Местность, где 130-ти тысячное население состоит, в основном, из родовых племен бурят, цаатанов, дархатов и – в подавляющем большинстве – халха-монголов.

Власти государственные не только не притесняют, но стараются ни при каких обстоятельствах не вступать в противоречия с уходящей корнями в глубины вековых устоев властью племенных старейшин. Политика, бизнес и родовые общинные интересы взаимопроникающи, но до сих пор неравнозависимы: можно ругать гражданскую власть и жестко вести бизнес, но идти против старейшин и общины – путь в никуда и ты никто: можешь уезжать из страны, если, конечно, не успел зайти далеко…

Стан и в центре его белоснежная юрта старейшины халха мудрого Оюунгэрэла вот уже на протяжении последних десяти лет располагались в тридцати километрах севернее районного центра Мурэн на правом берегу вытекающего из Хубсугула Эгийн-Гола.

Генеалогическое древо Оюунгэрэла восходило к знатному роду средневековых феодалов, как считалось, потомкам самого нойона северо-северо-западной Монголии, бесстрашием, умом и организаторскими способностями заслужившем благосклонность самого Великого Завоевателя еще в тринадцатом веке…

Старый Оюунгэрэл имел двоих сыновей от давно умершей, упав с понесшего коня, первой жены Цэлмэг и сына с дочерью от ныне здравствующей пятидесяти с небольшим лет Цэцэгжаргал. Старший сын Октай занимался вопросами перекочевок и скотоводческой деятельности (клан имел многочисленные стада яков, овец и лошадей); средний – Мэргэн – с головой ушел в бурноразвивающийся и разнообразный туристический бизнес; младший и любимый Наранбаатар, закончивший университет в России, жил с семьей в Улан-Баторе и стал большим и успешным бизнесменом: издавал газету, совместно с иностранными партнерами владел крупной добывающей компанией, имел множество – в том числе родственных – связей в Хурале и чиновничьей среде, часто бывал по делам за границей; дочь Алтантуяа, как и старшие братья, жила своей семьей при стойбище и помогала матери управляться с бесчисленными хозяйственными хлопотами. Из девяти внуков один – младший сын Октая, сам недавно ставший отцом,– выучился на горного инженера и работал в компании дяди Наранбаатара, а внучка, красавица-дочь Мэргэна, училась банковскому делу в российском Иркутске.

Несмотря на общий исстари заведенный уклад, сюда проникали и приживались атрибуты цивилизации: обыденными стали солнечные батареи, электрогенераторы, бытовая техника, компьютеры и спутниковая связь. Оюунгэрэл непостижимым образом получал кучу информации, всегда был в курсе больших и малых событий. Даже турист, свернувший с нахоженных троп, вряд ли имел шанс остаться – невзирая на заселенность один человек на квадратный километр – незамеченным… Часто к нему за советом, судом, а то и в знак уважения наведывались представители властей и соседних общин. Неизменно Оюунгэрэл бывал с людьми радушен, справедлив и доброжелателен…

II

Прошло три долгих человеческих года, промелькнули три года вселенских… Год миновал, как ушел в свой последний поход на исходе дня полной луны середины июня мудрый Оюунгэрэл-гуай, завещав отары, стада, табуны и решающий голос тридцатипятилетнему младшему сыну своему Наранбаатару, законному наследнику славного древнего рода… А два года тому – в пору майских ветров – призвал старый монгол к себе Наранбаатара для серьезного разговора – разговора отца с сыном о хлопотах насущных, о делах грядущих…

Оюунгэрэл поднялся, с чувством обнял почтительно вошедшего в юрту накануне приехавшего Наранбаатара:

– Как спалось, сынок?– старик отступил на шаг, участливо взглянул в глаза сына.

Тот наклонил чуть голову, широко улыбнулся:

– Забыл, когда в последний раз удавалось так хорошо выспаться, отец. Наверное, это было в мой предыдущий приезд.