– К чему эти вопросы? – спросил он. – Какая разница, что я пью по утрам? Мы ведь здесь не по этой причине. Объясните, в чем меня обвиняют?

– Официальное обвинение еще не выдвинуто. Мне необходимо услышать вашу версию произошедшего, прежде чем я отправлю собранный материал руководству. От того, что именно вы скажете, будет зависеть объявленная тяжесть преступления. Вы меня понимаете, мистер Поуп?

Ее голос бесцветен. Придвинувшись вместе с креслом к столу, она глядит на мужчину в упор, и от этого взгляда он ощущает зуд между лопаток.

– Да, понимаю, – кивнул Поуп, соглашаясь.

– Хорошо. Просто отвечайте на вопросы. Какой кофе вы пьете обычно?

– Черный.

– Но в этот день выбрали с молоком и…?

– И «имбирным пряником», это сироп. Я предоставил Квинк выбрать вкус.

– Был какой-то особый повод? Эта дата вызывает у вас какие-то ассоциации?

Нет, она не шутила. Выражение лица ясно говорило, что эта информация важна для дела. «Что ж, придется играть по ее правилам, раз нет другого выбора», – пронеслось в мыслях, вслух же он сказал:

– Я проснулся раньше обычного и позволил себе немного отойти от привычного распорядка дня. Насколько мне известно, капучино и грейпфрутовый сок не являются правонарушением, как и кофе с молоком.

– Вы не ответили.

Двенадцатое октября. Прошло чуть больше месяца. Он попытался вспомнить, но это ни к чему не привело. Это был обычный будний день. Почти.

– Я не знаю, – Поуп мотнул головой, одновременно пожав плечами.

– Вы не знаете? Не хотите знать? Или не помните?

– Я не знаю, – куда более твердо повторил он.

– Каждый день вы выбираете черный кофе, но именно в этот день изменили своим привычкам, – констатирует Сприн, указывая на него сигаретой, зажатой между средним и указательным пальцами, а затем смотрит в папку. – Ваша персональная ООС выпущена до второй, конечной Реформации, – читает женщина и выпускает еще один клубок дыма, прежде чем поднять взгляд от бумаг. – Она давно устарела. Не было желания ее демонтировать?

– Она исправна.

– Фрматнуть и вконтачить новую, прокаченную версию?

Дым дерет горло, хочется открыть окно, а неожиданный переход капитана на сленг нижнего уровня дезориентирует. Он звучит почти неприлично в стенах этого здания.

– Нет, не было.

Квинк – это первое, что чета Поуп приобрела в новую квартиру. Он слышал этот голос на протяжении почти пятнадцати лет. Чуть меньше, чем продлился его брак с Лорелин, чуть меньше, чем слышал голоса детей, покинувших дом с достижением совершеннолетия. В стенах его дома периодически появлялись другие женщины, они приходили и уходили. Сыновья связывались с ним через видеофон, находясь на другом конце необъятной страны. Квинк – константа, неизменно присутствовавшая в его жизни последние годы. Могло ли ему прийти в голову демонтировать ее или заменить на иной интерфейс с отличными электронными мозгами?

– Вы полагаете, демонтаж ООС, установленной в вашем жилище более четырнадцати лет назад и ни разу не подвергавшейся форматированию, сродни… – тут капитан сделала паузу, ткнув сигаретой в пепельницу. – Предательству?

Кажется, Поуп ощутил, как отхлынула кровь от кончиков пальцев, зато прилила к щекам и ушам. Что она такое говорит? ООС – программа, и только. Какое еще предательство?!

– Это какой-то розыгрыш? Вы сами себя слышите? Допустим, кто-то гонится за новой версией качественного бренда. Я же вижу в этом нерациональную трату денег, если прежняя вещь работает как часы и никогда не подводит. Будь она неисправна, я уже тыщу раз бы ее заменил, даже не сомневайтесь.

Она усмехнулась.

– У старых версий куда меньше ограничений в поведенческой модели. Поговаривают даже, что они, срисованные с дореформационного человека, способны испытывать привязанность к своему владельцу.

– Где поговаривают? В низах? – теперь пришел черед Поупа смеяться, однако он был серьезен.

– Моя работа предполагает общение с разными слоями населения, мистер Поуп. В том числе и с жителями нижнего уровня.

Скука – вот что плескалось в ее глазах, усмешки и вальяжное поведение не обманет его. Скука и бесконечная пустота, а не надменность и отстраненность, как показалось сначала.

– Похоже на бред.

– Он и есть, – согласилась Сприн. – Сколько дней вы не принимали тиморакс?

– Что? Я не… – вопрос застал его врасплох, он не говорил об этом вслух.

– Учащенное сердцебиение, потливость, легкий тремор рук, – произнесла она, склонившись к диктофону, словно зачитывала лекцию по внешним признакам проявления эмоций. – Вы испытываете волнение. С учетом того, где вы находитесь и что вам грозит, вполне вероятно предположить, что оно вызвано страхом. Итак, вы принимали сегодня малышку Ти?

Поуп кивает.

– Значит, нерегулярно? Пару-тройку раз в неделю?

Он молчит.

– Мистер Поуп, – в голосе Сприн усталость. – Вы игнорируете систему оповещения ООС?

Снова молчание.

Мелоди Сприн, шумно выдохнув, поставила диктофон на паузу.

– Послушайте, я не вижу большой беды в том, что вы забили на таблетки. Вы большой босс, пусть и не самый важный из тех, что мне довелось повидать. Чего вам бояться, верно? Но этот момент играет не на вашу пользу, понимаете? Посмотрите на меня, Поуп. Вы слышите? Молчание только усугубит ваше и без того шаткое положение. Ферштейн?

Он кивает, слишком поспешно и, в общем-то, обреченно. Что бы там ни было, первое бревно в погребальный костер он подкинул своими руками.

– Хорошо, – Сприн продолжает запись, возвращаясь к допросу. – Сколько приемов тиморакса вы пропустили за неделю до двенадцатого октября?

– Два, может три.

Его голос стал более хриплым. Или это только кажется?

– И в этот день тоже?

– Всего два или три, в том числе и в этот день. Не могу сказать точнее.

– Вы проигнорировали оповещение и покинули квартиру. Что было дальше?

Дальше он выбрал из списка маршрутов, сохраненных в памяти автомобиля, тот, которым пользовался почти каждый день, и отправился в офис. На экране навигатора отражался пройденный путь, впереди и сзади тянулась вереница пыльных машин. Человечество победило страх, заковало в кандалы агрессию и зависть, но так и не решило окончательно проблему с пробками в часы пик.

Многоуровневый мегаполис был разделен не только на кварталы. В нем одновременно функционировала вертикальная структура подчиненности. Простая и действенная внутренняя геополитика вынуждала жителей средних уровней стремиться переехать выше, как говорили «поближе к облакам». Работай продуктивно, ставь цель и достигай ее. Заполучить жилье в верхнем уровне, а вместе с ним штамп в паспорте ближайших родственников, чтобы им не пришлось проходить весь путь с начала – цель, достойная уважения в обществе.

Эдвард Поуп был из семьи среднего уровня, он еще помнил, скольких трудов ему стоило повышение и перевод, гарантия обеспеченного будущего. И продолжал трудиться винтиком в колесе крупного финансового холдинга не зная устали и сна. Первые годы мужчина старался связываться с родителями, отправлял им видео-послания, обещая навестить, когда удастся выкроить пару свободных деньков. Потом обзавелся компанией приятелей, в чьем кругу стал проводить свободное время, таскаясь по барам, ресторанам и борделям верхнего города. Он вдруг открыл мир, полный соблазнов, которые прежде мог лишь планировать в необозримом будущем. Среди парней, выросших во вторых, третьих поколениях богачей, было не принято говорить о жителях второго уровня. Само собой не существовало никаких запретов на контакты с оставшимися там родственниками. «Дубли», как их звали в тусовке, встречались на каждом углу – разносчики пиццы, официанты, уборщики, метрдотели, улыбчивые девушки на кассах супермаркетов и алкогольных маркетов, где Поуп и прочие закупались литрами, готовясь к бурным выходным. Каждый новый день толпы «дублей» прибывали на свои рабочие места, чтобы обслуживать и угождать более удачливым, работящим и успешным согражданам.