Но, увы, как и в тот раз, меня ожидало поражение. Издав досадливый стон, я откинулась на спинку стула и принялась нервно кусать нижнюю губу. Как же хотелось узнать, чем закончились эти непростые отношения! Но не могла же я отправиться к Колдуну и попросить, чтобы он разрешил осмотреть все оставшиеся книги.

«Представляю лицо Ольги Тимофеевны, если она узнает, что я ходила в гости к Семену Григорьевичу Беляку», – с иронией подумала я и бросила взгляд на часы. В школе уже закончились уроки, и скоро в библиотеке будет довольно шумно, потому что сегодня я пообещала малышне викторину с конфетными призами. А от таких призов никто никогда не отказывается.

– Как же мне объяснить тебе, что ты не одна. Что я всегда рядом… – произнесла я последнюю строчку, выдвинула ящик и с сожалением убрала письмо под папку, туда, где хранилось первое послание.

«Вечером перечитаю».

Прихватив пакет с остатками кекса, я выключила свет в библиотеке, закрыла на замок дверь и отправилась домой. В голове еще вспыхивали эпизоды викторины, звучал детский смех и подпрыгивали неверные и правильные ответы. Как же дети бьются за право стать победителями! И как хочется их всех наградить за это.

«Кстати, запас конфет иссяк и завтра опять придется идти в магазин. А я-то надеялась, что не увижу Ольгу Тимофеевну хотя бы два дня…»

– Добрый вечер, Леночка. Не уработалась ты там? Время девятый час, – поприветствовала меня тетя Вера, и я свернула к ее скамейке.

– Добрый вечер. Не думала, что так задержусь, но стала подклеивать старые книги, а это дело всегда затягивает.

– Везет нашему селу на библиотекарей.

Похвала была приятной. Усевшись рядом, я устало вытянула ноги и расслабленно вздохнула.

Возраст тети Вера уже давно перевалил за восемьдесят, но она никому не разрешала называть себя по имени отчеству. «Да я тут родня всем, чего это ты удумала», – недовольно говорила она, когда пару лет назад я делала попытки обращаться официально. Мне бесконечно нравились доброта этой пожилой сухонькой женщины, ее теплый взгляд и желание поддержать любого в трудную минуту. Нелегко было прижиться на новом месте, и тетя Вера в свое время взяла надо мной шефство. Она приносила столько пирогов, варенья и солений, что и съесть-то было невозможно. «Кушай, кушай», – приговаривала она, оставляя в библиотеке очередную трехлитровую банку квашеной капусты.

– Хороший вечер, не холодно.

– Дождя бы не было, а то опять поясницу ломить начнет, – посмотрев на небо, ответила тетя Вера и поправила узел пушистого платка. Она хорошо вязала, и сейчас рядом стояла небольшая корзинка с пряжей и спицами. Темнота для рукоделия не помеха, если руки помнят узоры. – А ты чего такая довольная? Глаза аж горят!

– Не знаю… Просто так. – И вдруг я поняла, что могу получить ответы хотя бы на некоторые вопросы. Они кружили в душе и не успокаивались. Многое не интересовало меня раньше, но теперь… – А Семен Григорьевич Беляк сколько лет живет в селе? Он книги в библиотеку приносит, говорит, не нужны ему… И как-то интересно стало узнать, кто он и откуда родом.

– Отсюда он, откуда ж ему еще быть, – махнула рукой тетя Вера. – Долго здесь не жил – это правда. А потом вернулся. Знаю я, что про него Тимофеевна болтает… Это с ее злого языка Семена Колдуном прозвали. И что за баба вредная!

– Мне кажется, характер у него непростой, может, еще из-за этого.

– А ты себя вспомни, когда приехала. Часто ли ты гостей к себе звала? Точно птица в клетке сидела, тебе дверцу-то отвори, а все равно не вылетишь. Пирогами, да огурцами солеными приманивать приходилось.

Мы обменялись взглядами и засмеялись. Есть люди, рядом с которыми удивительно спокойно, и тетя Вера, бесспорно, именно такой человек.

Свет фонаря освещал нас, и хорошо была видна суетливая мошкара, летающая бесцельно зигзагами. В отдалении залаяла собака, у Серегиных на веранде зажегся свет, и донесся требовательный голос бабы Иры: «…и чтоб дома был в десять, хватит колбасой по селу носиться… уроки делать, кто будет?..»

Полюблю ли я когда-нибудь Игнатьевку?

Наверное, я ее уже полюбила.

– Ольга Тимофеевна говорит, что у Семена Григорьевича татуировки дьявольские на груди, – улыбнулась я, желая продолжить разговор.

– Дура она, вот и мелет чушь всякую, – твердо ответила тетя Вера и недовольно фыркнула. – Образование у него химическое. И еще он этот… как его… который про людей и природу все знает…

– Биолог?

– Да! Вот у него там и нарисованы штуки всякие. Схемы вроде. Кружочки и палочки.

– Строение молекул?

– Ты мне такие сложные вопросы не задавай. Семен прошлым летом крышу у меня перекладывал, так я и увидела татуировки. Когда он из-за жары рубашку снял. Вон у Дмитрича русалки по всему телу, и ничего! Что-то Тимофеевна от него нос не воротит! Нелюдимый Семен – согласна, но жизнь в какие только углы человека не загоняет. Мать его, кстати, библиотекаршей была. Как ты.

– Что?

Почему-то это известие удивило очень сильно. Будто я услышала нечто настолько невероятное, что можно подскочить от изумления. Конечно, я не первый библиотекарь в селе, до меня работала молодая женщина с редким для наших краев именем Злата. Она уехала к подруге. Кажется в Саратов, где ей пообещали работу и комнату.

– Давно это было. – Тетя Вера устроилась поудобнее и прищурилась, точно пыталась хорошенько разглядеть прошлое и старалась не упустить мелкие подробности. – Мать Семена рано сиротой осталась, воспитывал ее дед, да и тот недолго пожил. Имя ей очень подходило – Мариша. Худенькая… Тростиночка. А такой по хозяйству всегда тяжело одной крутиться. Но характер хороший, упрямый. Уж сколько к ней сватались, а только не смотрела она ни на кого, любви настоящей ждала. – Тетя Вера повернула голову в мою сторону и с нажимом добавила: – Есть любовь на свете. Есть. Ты даже не сомневайся.

– А я и не сомневаюсь…

– Григорий лет на пятнадцать старше Маришы был, учительствовал в нашей школе. Умный мужик, работящий и добрый. Помню, как он на нее смотрел. От такого взгляда любая ледяная гора бы растаяла. А подступиться не смел. Тут тебе и разница в возрасте, и хромота его заметная.

– А отчего хромота?

– Родился такой. – Тетя Вера пожала плечами, мол, на все воля Божья, и продолжила неторопливо рассказывать: – А потом случился пожар. Жилье у Мариши совсем плохонькое было. Уж не знаю, какая искра делов таких наделала, но полыхало страшно, со всех сторон села видать было. В ту кошмарную ночь Григорий Маришу из огня вытащил, так судьба и связала их накрепко на всю оставшуюся жизнь. Уж как он ее любил… Уж как она его любила… Вот только детей им Господь долго не посылал. Лет семь, наверное… А, может, и больше. А потом Семен родился. И такой умный парнишка получился! Из библиотеки не вылезал и матери во всем помогал. Учиться ему нужно было, и не здесь, а чтоб науки разные постигать. Вот Мариша с Григорием и подались в город, когда сыну пятнадцать исполнилось. – Сцепив руки на коленях, тетя Вера немного помолчала. По ее морщинистому лицу пробежали тени прошлого, губы дрогнули. – Институт Семен закончил и дальше еще учился. Химию эту непонятную, значит, постигал. И преподавал, знаю, где-то. Но жизнь не всегда в гору идет… Года четыре назад Семен родителей схоронил, друг за другом ушли. Горе горькое. А жена почти сразу быстренько вещи собрала и ускакала не то к его другу, не то к приятелю. – Тетя Вера шумно вздохнула и притянула к себе корзинку с вязанием. – Сестра ее одно время с моей невесткой работала, так до Игнатьевки эта история и добралась. Детей у Семена нет. Теперь уж никого нет, один остался.

Непонятное волнение сначала задрожало в груди, а затем устремилось выше к горлу. Я облизала пересохшие губы, пытаясь разобраться, что со мной происходит, но ответа не было. Ощущение, будто что-то важное ускользает, заставило мысленно повторить некоторые фразы по два-три раза. «Мать его, кстати, библиотекаршей была», – слова подпрыгнули, и сердце дернулось.