Но если уж взялся грызть гранит науки – грызи и причмокивай от удовольствия. Никто ведь ей насилу учиться не тащил. Сама захотела.

Ну а потом это падение посреди пересдачи, когда Стас ощутил под собой мягкое, теплое тело. Податливое. Посмотрел на неё снизу вверх. На глаза удивленные, на покрасневшее лицо.

Какая же она… жаркая.

А тот раз на кафедре, когда он забил на свои принципы, только бы ощутить её? Наваждение, не иначе. И ведь согласилась. Почему? Ради оценки? Чтобы наконец-то отмучиться?

Или всё-таки было что-то ещё?..

Больше всего Стасу нравилось наблюдать за тем, как Иванова закипает от злости, как начинает возмущенно пыхтеть и хамить в ответ.

Как назло, отключили электричество.

Что это: знак свыше или заговор вселенной?

Сколько у них разница? Десять лет? Больше? Меньше?

А она так сладко стонет и так вжимается в него, словно в последний раз. И одежда с неё слетает очень просто. Даша дышит, всхлипывая, и от этого член твердеет в одну секунду. Не нужно никаких предварительных ласк, чтобы он упирался в белье, принося неудобство и даже боль.

Гораздо лучше, когда член скользит внутри неё. Такой узкой и влажной.

После такого «марафона» все идиотские мысли тотчас потеряли значение. Стас словно бы очистился, даже воздух стал пахнуть как-то иначе. Он наполнился страстью.

Так. Надо включить голову и заставить себя выйти из лифта.

На улице он потянулся, подставляя лицо холодному зимнему солнцу. К черту всё. Можно выдохнуть и ни о чем не думать.

К сожалению, кто-то свыше рассудил иначе, потому что телефон завибрировал в кармане джинсов. На дисплее высветилось «Настя». Стас долго сомневался: брать трубку или уже не нужно? Что он ей скажет? А она ему?

– Да?

На том конце провода заверещали:

– Я беременна! Слав, представляешь? Беременна! Ты станешь папой!

– Поздравляю, – сказал Стас не своим голосом и отключил телефон.

Наверное, он – полный моральный урод. Скотина. Не мужчина. Человек, недостойный существовать. Раз на восторги невесты отозвался равнодушием и даже злобой. Но на рубашке сохранился слабый запах духов Ивановой, и это казалось важнее любых новостей.

Тем более таких, которые точно не могут быть правдой.

***

Наверное, на обратном пути меня незаметно покусала Золушка, потому что мне дико захотелось что-нибудь прибрать. Иришки не было, поэтому следующие два часа я драила комнату под панк-рок, вопящий в колонках. Даже люстру протерла, что для меня было нетипично – ибо это высоко, неудобно и небезопасно. Люстра у нас такая, что одно неловкое движение, и рухнет вместе с куском потолка.

Но повезло.

Вскоре десять квадратных метров сверкали чистотой.

Не успокоившись, я рванула на общую кухню с каким-то рецептом пирога, который нашла по запросу «пирог, который невозможно испортить».

Забегая вперед: возможно.

Но пока я этого не знала и вдохновенно смешивала ингредиенты.

– Что с тобой, Иванова? – полюбопытствовала вечно сидящая на кухне Светка (она либо готовила, либо ела). – Ты в адеквате?

– А что? – Я сыпанула соли «на глазок», прямо как по рецепту.

«Глазок» получился с чайную ложку.

Ай, нормально!

– Впервые вижу тебя готовящей. Ты либо бешенство подхватила, либо…

Она не договорила. Видимо, в голову Светке второй вариант даже не пришел. Я лишь дернула плечом. Когда-то нужно начинать готовить самостоятельно, не вечно же сидеть на шее Шевченко.

Так, в рецепте сказано взять три крупных яйца или четыре мелких. У меня какие яйца? Я сжала их в ладошке. Не, ну крупные, наверное. Ладно, всё равно добавлю побольше. Яйцом пирог не испортишь.

– Так что с тобой, а?

– У меня хорошее настроение, и я хочу приносить пользу обществу.

– Тогда выйди из кухни, – заржала Светка.

Я не ответила, только врубила на полную катушку миксер.

Спустя пять минут у плиты столпилась половина этажа. Каждый считал своим долгом лично убедиться, что Иванова Даша готовит. По-настоящему. Пирог.

Я с видом фокусника добавляла ингредиенты, не заботясь о пропорциях.

– Дашка, пирог делаешь? – Миша Семенов подошел слева и резво обмакнул в тесто ложку. – О, вкусно. Дашь готовый попробовать? О, прикольная фраза: Даш, дашь?

Прозвучало неоднозначно. Настолько неоднозначно, что я на всякий случай сделала шажок в сторону. Ох, Мишутка, знал бы ты, чем закончился для меня просмотр фильма. Впрочем, день я провела отлично, за что тебе спасибо.

– Конечно, дам.

– Спасибо. А то я упарился с этим переездом. Голодный как слон.

В общем, всё шло хорошо, пока не появился надзиратель в лице Шевченко. Она проходила мимо кухни, мельком заглянула к нам, а потом вошла с очень мрачным видом.

– Что ты делаешь?! – Иришка отобрала у меня миксер, попробовала тесто и, отплевавшись, добавила стакан молока. – Сгинь, горе-повар.

Пришлось уйти. Не победителем, но и не побежденной в неравном бою с кулинарией.

– Как свидание? – спросила Иришка, когда вернулась в спальню. – Пирог будет через полчаса.

– Нормально, но Миша – не мой типаж.

– Миша вообще может быть чьим-то типажом? – прыснула она. – Он же такой… ну… тупенький.

– Да обыкновенный он, – обиделась я за добродушного Семенова. – Уж всяко лучше твоего Кошелева.

– Сережа хороший! Он хотя бы умный и веселый! И вообще! Ты будто кидаешься на любого парня, только бы с кем-нибудь встречаться.

Это меня задело за живое. Не сама ли Иришка недавно плакалась, как устала от одиночества?

– Вот давай только без нравоучений, а? Как-нибудь сама разберусь.

– Ну и ладно, – фыркнула она. – Можешь спать хоть с Мишей, хоть с кем угодно. Тебе будто не хватило одного неудачного опыта. Что, после Вити ещё тянет на приключения? Ничему тебя жизнь не учит, да?

ЧТО?!

Я подняла на Шевченко полный негодования взгляд. Подруга и сама поняла, что перешла границу, которую мы договорились никогда даже не затрагивать.

– Прости…

Я её уже не слышала, потому что схватила кроссовки, свитер и вылетела из спальни.

Идти было некуда. Поэтому я пошла к Копернику. Всё равно его соседей никогда нет в комнате. Наверное, даже они неспособны выдержать присутствие Вани больше, чем восемь часов в сутки.

***

Ваня встретил меня почти как родную. Даже с печеньем. Экологически чистым, конечно же. Таким невкусным, которое есть – сплошное неудовольствие. Но он раскошелился на печенье ради девушки – ради меня! – и это внушало уважение.

– Итак, ты изучила третью главу? – вопросил он менторским тоном.

– Почти.

– Почти – то есть даже не дочитала?!

– Почти – то есть дочитала, но ничего не поняла.

– Впрочем, ничего нового. Ешь печенье. – Он пихнул мне под нос непонятную каку, которая остро пахла картофельными очистками.

Я щедрый жест оценила и отказываться не стала.

Часа три мы посвятили демону по имени Наука. Но, признаться, к третьей неделе обучения я перестала походить на бревно и иногда даже осмысленно кивала. Коперник был неплохим педагогом. Занудным и раздражительным, зато не терпящим полумер. Захотела знать на «отлично»? Рот закрыла и учи.

Ну а когда совсем свечерело, а соседей так дома и не появилось – может быть, Ваня выжил их? – мы перешли к пикап-урокам. Ванюша сразу разгорячился и нахохлился.

– Ты уверена, что девушки любят опасных парней? – сомневался Коперник, пока я описывала ему идеального мужчину с точки зрения женщины.

– Даже не сомневайся.

Мне вспомнились сильные руки, скользящие по моей талии. Зубы, прихватывающие мочку уха. Грозный рык.

Да, мы любим опасных мужчин. Непонятных. Сложных.

– Как мне стать таким? – Он принялся нервно расчесывать переносицу. – Подраться с кем-нибудь?

– Не так радикально.

Во-первых, потому что его банально изобьют. Во-вторых, опасность не равняется дракам. Можно ведь сделать что-то другое.

– А как?..

– Смотри, – вздохнула я. – У меня есть одна подруга. Очень хорошая девочка, которая никогда не позволяет себе лишнего. Но тут появился мужчина… парень. И он каждый раз поступает так, что это выбивает у неё почву из-под ног. Берет нахрапом. Не спрашивает разрешения. То отдаляет её от себя, то пускается во все тяжкие вместе с ней.