Дереку так не казалось. И еще ему не понравился отчаянно-проказливый блеск в ее глазах.
– Давай!
Внедорожник скакнул вправо, разбросав гравий и опасно накренившись к ограждению. Взгляд Дерека автоматически метнулся к зеркалу заднего вида – первая привычка облажавшегося водителя, как будто дорожный патруль в Калифорнии хватает нарушителей только сзади. Если сзади коп, то он не остановит меня только в том случае, если ослеп, уснул или откинулся. Надо взять к обочине и избавить его от необходимости включать огни.
– Ну же, малыш, спусти пса! – взвыла Дэника, не ослабевая натиска. – Давай! Спусти пса!
Шаря рукой внизу, он коснулся ее грудей. Интерпретировав жест как аванс, она глухо застонала, сунула руку в трусы и бесцеремонно ухватила плененную плоть. Машина качнулась, под капотом жутко заскребло.
– Не могу переключить! Подвинься!
Дерек оттолкнул Дэнику. Сильно. Ей это не понравилось, но он подумал, что еще меньше ей понравилось бы, если б они перевернулись. Он медленно выдохнул, но выдох застрял где-то возле колотящегося в горле кома. Еще бы чуть правее…
– Послушай, изви…
– Боже, какой же ты зануда! Если я тебя не устраиваю, почему бы тебе не трахнуть свингершу Шелли, а? А Грег пусть смотрит!
– О’кей, пьянчуга, давай, вылакай еще бутылку. Это же так классно, когда ты в стельку… Спасибо, что не отправила на небеса.
– Ты эту тупую железяку больше, чем меня, любишь!
Не отвечая на претензии разгорячившейся подруги, Дерек, однако же, подумал, что вот сейчас она и впрямь права.
– Я не… – Дэника икнула, рыгнула и похлопала себя по груди. – Что-то мне… нехорошо…
– Эй, ты только не… Вот же дерьмо!
Дерек крутанул руль влево, причем так резко и с такой силой, что плечо вывернулось из сустава и выпятилось под рубашкой под каким-то нечеловеческим, гротескным углом.
Беспомощный, он в отчаянии наблюдал, как его драгоценная тачка пересекает полосу встречного движения, скатывается по невысокой насыпи, прорывает хлипкое ограждение из колючей проволоки, врезается в телефонный столб и останавливается с разбитым ветровым стеклом.
Тряхнуло так, что Дэнику швырнуло, словно куклу, на приборную панель, подбросило к потолку и кинуло на сиденье. По дорогущей кожаной обивке, захватив правую руку Дерека, расплескалась рвотная жижа – горячая, вонючая: кислая и в то же время сладковатая, с виноградным оттенком. До него дошло, что Дэника, возможно, ранена, что нужно наклониться, расстегнуть ремень и проверить, как она. Он еще услышал ужасающую лебединую песню своего умирающего, обошедшегося в 80 тысяч баксов внедорожника – первого автомобиля, купленного не в кредит, – выдох воздушных мешков, хлопки и стоны раздавленного двигателя, шипение спущенных камер.
Но ни о чем таком Дерек не думал. Он думал о маленьком мальчике, которого только что переехал.
Ни слова не сорвалось с его губ, но в голове они рвались криком. Господи, скажи мне, что ничего этого не случилось! Пусть даже я был не пьян, пусть даже было темно, пусть даже меня отвлекла Дэника, и этому мальчишке нечего было делать посередине дороги – куда, черт возьми, смотрели его родители? – за рулем, что ни говори, сидел я. Я только что убил ребенка и теперь пойду за это в тюрьму. Пожизненно.
Дерек обхватил рулевое колесо и, по примеру спутницы, выдал рвотный залп.
Дэника освободилась раньше. Выброшенная в кровь доза адреналина протрезвила ее в считаные мгновения. Выскочив из машины, она обежала ее сзади, ухватилась за ручку смятой, как обертка от жвачки, дверцы, рванула с нечеловеческой силой и замерла, ошарашенная тем, как легко, без сопротивления та поддалась.
– Дерек! Живой?
– Ты уже снаружи. – Дерек непонимающе уставился на нее округлившимися глазами. – Мы в поле.
– Боже мой, ты весь в крови! Поранился? Отвечай! – Подгоняемая паникой, она вскарабкалась по насыпи на обочину пустынной дороги и замахала руками. – Кто-нибудь, помогите!
На ее зов никто не отозвался.
Дэника бегом вернулась к машине.
Дерек не сводил глаз с телефонного столба напротив разбитого ветрового стекла. Столб расщепился, и половинки разошлись под почти прямым углом. Если он выглядит так плохо, то каково же состояние…
– Я сбил ребенка.
Дэника вздрогнула.
– Что? Когда?
Дэника стащила с себя кардиган и прижала к глубокому порезу, протянувшемуся от линии волос до подбровья.
– Ш-ш-ш… Все в порядке.
Дерек оттолкнул руку помощи.
– Не в порядке! Ты слышала, что я сказал? Я сбил ребенка! Прекрати возиться со мной. Иди и посмотри, что с ним!
Дэника медленно покачала головой:
– Нет, милый. Не было никакого ребенка.
– Что ты такое говоришь? Думаешь, я просто так въехал в столб? – заорал он, уставившись на нее выпученными глазами. – Ты наклюкалась, поэтому и не…
– Да, наклюкалась, но не ослепла! Смотри, у тебя голова разбита. – Она сунула ему под нос пропитавшийся кровью кардиган. – Ты серьезно поранился и, по-моему, видишь то, чего нет. Если в ближайшее время никто не появится, я пойду вон на ту ферму, за полем.
Дерек выбрался из машины. То ли Дэника не желала признавать очевидное, то ли зрение сыграло с ним коварную шутку.
– Нет. Я видел его, – уверенно сказал он. – Клянусь, он смотрел прямо на меня, перед тем… как я его сбил. Такой маленький. И взялся ниоткуда! – Он закрыл лицо руками и всхлипнул. – А я его убил. Убил малыша!
Дэника положила руку ему на плечо.
– Тебе не надо бы расхаживать.
– Я в порядке! – сердито бросил Дерек, хотя и понимал, что это неправда. Умирать он не собирался, но вполне допускал, что получил сотрясение.
Дэника взяла его за руку. Подружкой Дерека она была более двух лет и понимала, что дела пойдут быстрее, если не пожалеть нескольких секунд и успокоить его. И поскорее доставить в больницу.
– О’кей, а что, если мы поищем его вместе?
– Уже темно!
– У нас есть фонарик, – напомнила она и показала на небо: – И глянь, полнолуние.
– Ладно. Бери фонарик.
Вместе они прошли по четверти мили в каждом направлении и осмотрели не только дорогу, но и поля по обе стороны от нее. Ни ребенка, ни даже признаков, указывающих на его пребывание здесь – следов обуви, рюкзака, игрушек, оберток от конфет, – им не попалось. Единственным свидетельством посещения этих мест людьми была смятая банка из-под пива, обнаруженная на обочине, и даже Дереку пришлось согласиться с тем, что редкий ребенок осмелится выползти в ночную тьму ради нескольких противозаконных глотков «Будвайзера».
– Подумай, – сказала Дэника. – Что делать ребенку в такой глуши посреди ночи, да еще совсем одному?
Дерек и сам задавал себе этот вопрос в ходе их бесплодных поисков.
– Не знаю. Может быть, он сбежал из дома?
– Но ты же сам сказал, что он маленький, да? Типа детсадовец? И как далеко, по-твоему, может убежать такой малыш? Вспомни себя в этом возрасте, когда два квартала воспринимались как двести миль и дорога в другой мир. Нет, правда, учитывая позднее время и холодрыгу, мне как-то не верится, что здесь мог быть ребенок. – В качестве последнего аргумента Дэника посветила фонариком под машиной. – Видишь? Уж кровь-то должна была бы остаться? Или там… клок волос. Или прилипло бы что-нибудь к радиаторной решетке.
– Наверное, – согласился Дерек.
– И потом… Ты на самом деле почувствовал удар, перед тем как мы съехали с дороги? Я потому спрашиваю, что сама ничего не почувствовала.
Почувствовал ли он удар? Теперь Дерек засомневался. Но что же тогда получается? Неужели он съехал с дороги безо всякой на то причины?
– Здесь жуть как темно, а ты устал. Мы заблудились и… – Дэника драматически подняла руки и повернула их ладонями к нему. – О’кей, я была немножко невыносима, поэтому ты отвлекся. Мое предположение: ты увидел косулю или что-то еще в конце поля и принял это за ребенка. Знаешь, такое бывает, когда устаешь. Я сама чего только не видела на Ай-пять, когда гнала поздно вечером из Лос-Анджелеса.