И вот спустя столько веков ожидания к нему послана Вера с ее жертвенной любовью. Она была идеальной женой для гения – все прощала, все понимала, все разрешала.

Сейчас в легком бежевом платье она довольно сильно походила на Лидию. Только Вера была жива, ее можно было потрогать, можно было прильнуть к ее груди.

В своём поцелуе Саша поднимался все выше по руке, и Вера не заметила, как почувствовала вкус Сашиных губ.

Вера ответила на поцелуй, прижимая Сашу к себе цепкой хваткой, так не похожей на свои обычные мягкие объятия. Этим она ещё больше напомнила Саше Лидию.

– Я думала, ты разлюбил меня, – произнесла Вера, когда он оторвался от ее губ.

– Не говори глупостей, я любил и люблю только тебя, – Саша лгал с видом человека, который никогда не говорил ничего, кроме правды. И Вера опять ему поверила, как тогда, когда он впервые признался ей в любви. – Дело в том, что я художник, понимаешь?

О, да, Вера понимала.

– У меня кризис. Это так ведь называется? – Продолжал Саша, трогая руками лицо Веры, и внимательно разглядывая, словно видел ее в первый раз.

– Да, кажется так, – отвечала Вера, не понимая, что с ним происходит, но твёрдо желая дознаться.

– Мне нужна твоя любовь, твоя помощь, – Саша говорил почти умоляющим тоном. Лицо Веры расплылось перед ним, как всегда бывает, если смотришь на слишком близком расстоянии и слишком долго.

– Да, конечно, любимый, – Вера никогда не видела Сашу таким, ее пугало состояние мужа, но вместе с тем она чувствовала себя как никогда счастливой. Она откликнулась на Сашины мольбы всем своим существом, ликуя, что она все же нужна ему, вопреки всем сплетням, всем своим горьким думам.

– Ты ведь любишь меня, любишь, да?

– Да, да, да, конечно. Больше всех на свете.

Саша слушал эти заверения в любви и преданности, блаженно закрыв глаза. Две женщины – Вера и Лидия – слились в одну, а с ними вместе жизнь и смерть переплелись меж собой. Саша почувствовал в себе силы подчинить их себе, в нем пробудились силы титана.

Саша прижимал к себе Веру до боли, но она не посмела оттолкнуть его. А в его воспалённом мозгу уже не стало различия между Верой и Лидией, ровно как между жизнью и смертью.

Любовь дана нам свыше,

Она нам Божий дар.

Она душою слышит,

Ей чужд любой навар.

Когда идёшь на жертвы

И отдаёшь себя.

Когда готов ты первый

Бороться, уступать.

Не бойтесь, что вам трудно,

Сей труд отточит вас,

Познаете вы чудо,

Любви здесь и сейчас.

Глава 10

Вадим натянуто улыбался, с трудом подавляя зевоту. Перед ним стояла его школьная любовь, она пришла со своим мужем, узнав, что заявился Саша. Они, видите ли, поклонники его таланта.

Сам Вадим не считал, что Саша обладает хоть каким-то талантом кроме разве что суперспособностью выводить Вадима из себя. Его безумная мазня у нормальных людей вызывает в лучшем случае недоумение. Брату попросту льстят, когда называют художником. По мнению Вадима Саша был никем, а его хвалённый талант не более чем несусветная наглость.

Вера с Юлей хлопотали около разложенного Сашей стола, около бутылки освежающего лимонада, около тарелки с приготовленным Верой пирогом и закусками, принесенными с кухни.

Тонкая звонкая Настя с рыжеватыми кудрями долго владела мыслями Вадима, пока в их края не приехало семейство Левиных со своей белокурой красавицей дочкой. Вадим сравнивал обеих молодых женщин – ту, на которой женился, и ту, что отверг. Ничья. Вадима теперь решительно не устраивали обе женщины.

Вадиму всегда хотелось жениться удачно, он был ценителем женского очарования. Только это и роднило его с братом Сашей – особая слабость перед женской красотой. Разве что Саша видел в красивой женщине нечто божественное и возвышенное, а Вадима прелесть его возлюбленных тянула вниз к мерзким инстинктам животного, не знающего понятия стыда.

Настя стала первой женщиной (на самом деле тогда она была молоденькой девушкой, почти девочкой), за благосклонность которой соревновались братья. Саша находил удивительными Настину белую кожу и длинные тициановские волосы, но она предпочла ему Вадима, как и многие девочки до неё. Вадим был также хорош собой, как и Саша, но производил более яркое впечатление за счёт весёлого нрава (о, да, в юности у Вадима был даже слишком весёлый нрав, вероятно, за это он и расплачивается сейчас глубоким унынием подобно рыцарю Фаготу из «Мастера и Маргариты"), а также более продуманного образа блестящего кавалера. Вадим всегда был гладко выбрит, элегантно носил одежду, будь то школьная форма или спортивный костюм, выкроил безупречные манеры. Его тёмные волосы стриг Павел, больше Вадим никому не мог доверить своей прически.

Саша всегда был, что называется, неряшлив. Одевался он кое-как, если отец забудет погладить рубаху, так и пойдёт. Затертые джинсы мог носить по три года, не меняя, пока отец не схватится за голову и не прикупит новую пару. До появления в его жизни Лидии Саша носил на голове бесформенную швабру длинных неухоженных волос, заплетал их в хвост, но даже этот штрих не мог добавить шевелюре аккуратности. Завершали портрет творческого человека угрюмость с отрешенностью видавшего виды отшельника лесных степей. Но при всём насущном Саша всегда имел бешеный успех у противопожарном пола. Лицо Вадима прямо-таки вытягивалось от удивления, когда он видел рядом с Сашей красотку, что смеялась его шуткам и охала над зарисовками. Удивительный феномен, с завистью думал Вадим. Их мать обладала похожим эффектом присутствия. Даже находясь в церкви, закутанная в платок так, что не видно волос, без грамма косметики, мать заставляла семейных мужчин сворачивать головы себе вослед. Интересно, как бы сложилась их с отцом жизнь, не будь мать сумасшедшей? Вероятно, она изменяла бы отцу напропалую.

Саша же более строгий вид приобрел лишь с появлением Лидии, он из кожи вон лез, чтобы понравится ей. Поскольку Лидия всегда отдавала должное опрятности Павла, Саше пришлось в ускоренном темпе эволюционировать из обезьяны в человека. Он остриг волосы, дочиста сбривал щетину и даже умудрился позиционировать свою мятую одежду как особый стиль дерзкого бунтаря. Пожалуй, единственное за что семье Дроновых можно сказать "спасибо" Лидии.

Вадим помнил, как хорохорился перед Сашей, что Настя выбрала его, Вадима, даром, что он младше ее на два года, на что брат с поганой усмешечкой отвечал:

– Вадик, просто чтоб ты понимал: я рассматриваю женщин не только как кусок мяса, но и обращаю внимание на интеллектуальную составляющую. Девица, которой могло прийти в голову связаться с таким придурком как ты, для меня больше не представляет интереса. Она даже не глупа, она попросту застряла в развитии. Если хочешь, заинтересованность девушки твоими метросексуальными замашками является для меня маркером, определяющим стоит она моего внимания или нет. И знаешь, этот метод определения ещё ни разу не выдал ошибки.