Он уже подзабыл этот звук, вернее убедил себя в этом. А еще давящее предчувствие того, что должно произойти в следующие часы после сигнала. Даниль перевел взгляд на руку с тостом и понял, что раздавил свой завтрак в кулаке. Его пальцы все еще оставались сжатыми с такой силой, что побелели костяшки, но Даниль даже не сразу ощутил впившиеся в ладонь ногти.

Зашипев от появившейся вместе с пониманием боли, Даниль усилием воли принудил себя разжать кулак и бросить получившийся из тоста неаппетитный комок на тарелку. Он торопливо стряхнул крошки с ладони на пол, плеснул себе на руки воды прямо из стакана, залив ею часть стола, схватил несколько салфеток, опрокинув салфетницу и, на ходу вытирая ими ладони от воды и жира, вскочил, вихрем вылетев в коридор.

Влезая в кроссовки без шнурков, Даниль на несколько секунд поднял взгляд от пола, и встретился со своим отражением в прямоугольном настенном зеркале без рамы, прикрепленном прямо к стене возле входной двери, над обувницей. Из отражения на Даниля смотрел взъерошенный молодой человек, с очень, очень бледным лицом и испуганным взглядом. Недопустимо испуганным. Краше только в гроб кладут, а лишние вопросы и внимание соседей ему ни к чему. Он охлопал карманы, проверяя, не выложил ли ключ от тайника и, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, досчитал до десяти, и вышел за дверь, надеясь, что теперь уже выглядит не слишком взволнованным.

Даниль даже укладывался в определенное инструкцией время. Не Анатолий, конечно, с его подчиненными, но те, в отличие от него, высокие показатели готовности пока что демонстрировали только на своих бесчисленных тренировках. Даниль надеялся, что так дальше и продолжится. Пусть ребята стравливают напряжение так, под присмотром одного из выборщиков, организованно, а не носятся по Долине, путаясь под ногами у них с Андреем.

На улице царило нескончаемое лето, как и вчера, как и вообще каждый день в Долине, но сейчас Даниль не ощущал жары. Он чувствовал, как сердце медленно опускается куда-то в желудок, а по спине течет одинокая, невероятно холодная и мучительно неторопливая капля пота. Жутко хотелось вытереться, а еще лучше спрятаться в душе и смыть с себя соленую влажную пленку, которая моментально начала впитываться в одежду, но куда уж там.

Следовало действовать четко по плану, но мысли в голове путались и никак не хотели выстраиваться в нужной последовательности. Именно Даниль разработал большую часть их инструкций по предотвращению вторжений, так почему же сейчас все шло кувырком? Андрей говорил, что любой план рано или поздно сталкивался с человеческим фактором, даже если этим фактором оказывался сам его составитель, но они обладали таким техническим потенциалом и опытом, что Даниль мог позволить себе с ним не согласиться. И все равно боялся. Боялся случайностей, которые невозможно предвидеть, боялся себя.

Постаравшись сосредоточиться, он, наконец, спустился с крыльца и поспешил к большому многоугольному зданию Центра мониторинга, или просто «Центра», где располагались все системы управления общепоселковыми Творцами, да и вообще всеми важными контурами контроля их осколка.

Несмотря на то, что дом Даниля располагался всего метрах в ста от Центра, в целях оптимизации, естественно, по дороге туда ему встретилась соседская девочка – Аня, дочь Николая и Дарьи Петровых. Первый ребенок, который родился здесь, в Долине. Сейчас она уже выросла в озорного белокурого сорванца, со скоростью света носившегося из одного конца Поселка в другой. Вероятно, чтобы пытаться успевать задавать вопросы всем его жителям одновременно. Даниль выматерился сквозь зубы, кляня судьбу за такой подарок именно сейчас. Впрочем, рвани он в другую сторону, этот маневр смотрелся бы крайне подозрительно.

Аня лежала на животе, прямо на пешеходной дорожке из прозрачного полимера, под которой виднелась расползающаяся параллельно земле зеленая газонная трава, и пристально разглядывала ее, постукивая по поверхности дорожки носками белых кед.

Даниль мысленно попросил судьбу оградить его от лишних на данный момент расспросов, потому что несмотря на относительное внешнее спокойствие, чувствовал себя он просто отвратительно. Первый случай после трехсот семидесяти дней спокойствия. Самый долгий промежуток между появлениями визитеров. Как бы он хотел, чтобы в этот раз датчики ошиблись, но они никогда не ошибались. Ни один местный механизм никогда не ошибался. А вот насчет себя он до сих пор сомневался.

– Дядя Даниль, доброе утро! А вы куда бежите?

Он невольно вздрогнул, задумавшись и прозевав момент, когда Аня, похожая на знак «Стоп» в своем ярко-красном сарафане, возникла прямо на его пути, и едва успел затормозить, чтобы не налететь на девочку.

– Привет, Ань.

– Вам плохо? Вы белый.

Насколько же в точку попал этот незамысловатый детский вопрос. Как-то он чувствовал себя нехорошо, действительно. Вряд ли чьей-то психике может пойти на пользу периодическое соучастие в убийствах, пусть и косвенное. Косвенное? Да кого он обманывает? Самое прямое, с какой стороны не пытайся смотреть. Убийство есть убийство, нажимаешь ты на курок, закапываешь труп или стоишь на стреме. Все остальное – лишь та степень вины, которую ты готов на себя принять. Которую ты готов вынести и оправдать, если нуждаешься в этом. Свой якорь Даниль нашел, им являлось общее благо, но предел прочности был у каждой вещи и каждого существа. Поняв, что задумался и затянул с ответом, Даниль с натугой выдавил довольно неубедительную улыбку.

– Да нет, Ань, не выспался просто, зачитался, поздно лег.

Ну да, нужно повторить это еще тремя способами, и тогда этот разговор будет вообще ни капли не странным.

– А книжка интересная? А как называется?

Да что же ты будешь делать? Даниль, продолжая мысленно, да и не мысленно тоже обливаться потом, едва не начал нервно прищелкивать пальцами, визуализируя процесс придумывания названия книжки. Как же все-таки легко это дается Андрею – врать, глядя людям любого пола и возраста прямо в глаза. Хорошо это или плохо? Во всяком случае, полезно. Ему бы сейчас пригодилось. Почему за все годы, проведенные рядом с напарником, Даниль так и не смог впитать в себя его образ мыслей, научиться этому? Может потому, что восхищался им и не понимал его в равной степени? Трудно учиться тому, что не можешь проанализировать. Трудно анализировать то, о чем не спрашиваешь. Трудно спрашивать, когда боишься не соответствовать.

– «На странных волнах», про пиратов. Тебе такое еще рано. Слушай, мне тут нужно за солнышком присмотреть, давай, если захочешь, забегай вечером поговорим о книжках, хорошо? А лучше завтра.

Даниль не стал дожидаться новых вопросов, ласково потрепал девочку по волосам и, решительно обогнув ее, быстрым шагом направился к высокому голубому куполу Центра, надеясь, что Аня удовлетворила свое детское любопытство и как минимум до вечера забудет о его обещании, а лучше вообще забудет. Ну не умел он общаться с детьми, и не очень хотел учиться. Даже замечал, что говорит с ними иначе. Андрей периодически делал комментарии по поводу того, что при его уровне интеллекта, речь Даниля слишком пересыпана грубыми сокращениями и просторечиями. Что же, возможно, Данилю стоило стать воспитателем, ведь при детях он автоматически начинал говорить почти литературным слогом по сравнению с обычным своим уровнем. Впрочем, ни ему, ни окружающим это, кажется, не мешало.

Уже стоя на невысоком пороге Центра, он инстинктивно обернулся и заметил, что в этот же момент девочка отвела глаза в сторону. По спине Даниля пробежал холодок. Уж больно не вязался этот настороженно-пристальный, совсем недетский взгляд с общим видом Ани. Она что-то почувствовала? Данилю некоторое время назад начало казаться, что дети в Долине взрослели быстрее, возможно, из-за особенностей местной системы обучения. Надо будет поговорить на досуге с Антониной Михайловной. Она, кажется, как раз должна заканчивать долгосрочный проект по психологическому профилированию своих подопечных, должный пролить свет на то, как повлияли на них события Исхода и то, как изменилась жизнь вокруг них. Многие вряд ли уже даже помнили базовую реальность. Он бы тоже предпочел ее забыть, и даже не из-за Раскола. Там он был чужим. Куда более чужим, чем здесь.