На последнюю примету-предупреждение я среагировал быстро и правильно. При получении российского паспорта уже дома заметил отсутствие в нем штампа о зарегистрированном на Украине браке. Перезвонив в миграционную службу, узнал, что причина – банальная халатность и недосмотр сотрудников. Мне предложили приехать в приемное время с оригиналом свидетельства о заключении брака и устранить оплошность в течение нескольких минут. Сначала не было свободного времени, потом занимался ипотечным кредитом, а потом и вообще, свидетельство о браке осталось на Украине. В статусе холостяка требовалось меньше документов и согласований. Когда без всяких задних мыслей рассказал об этом жене, она уже не шутила и не улыбалась. По ее плохо скрываемой тревоге и абсурдным уточняющим вопросам понял, что она мне не верит. То ли обида и гонор, то ли интуиция подсказали мне, что проставлять этот злополучный штамп не следует. Потом не раз убеждался в правильности принятого решения.
Отцовскую досаду по поводу отсутствия внука и предстоящей потери нашей семейной фамилии, помнил все последующие годы. Сначала было искреннее желание рожать до победного конца. Но даже в относительно спокойные 80-е годы семья столкнулась с ощутимыми материальными трудностями. Жить вдали от родителей с двумя маленькими детьми в съемной квартире на зарплату старшего лейтенанта, инспектора уголовного розыска – совсем не просто. Рождение третьего ребенка из года в год откладывалось на потом. А после распада СССР, в лихие девяностые, да еще в связи с моим переходом в управление по борьбе с организованной преступностью, вопрос стоял уже не о рождении сына, а о сохранении жизни и здоровья всех членов семьи. За четыре года руководства отделом по борьбе с бандитизмом, рэкетом и незаконным оборотом оружия мне неоднократно приходилось прятать жену и дочерей у ее родственников за 200 километров от города. Я практически перестал обращать внимание на угрозы в собственный адрес, но даже на малейшие намеки и угрозы в адрес семьи реагировал мгновенно и жестоко.
Ретроспективно вспоминая то время в плане анализа рассматриваемой нами истории, я пришел к выводу, что именно оперативно-служебная деятельность этого периода самым серьезным негативным образом повлияла на изменение моей личности и взаимоотношений в семье. Я сутками пропадал на работе, часто выезжая в командировки за пределы города и области. Утром выходя из дома, понятия не имел, когда вернусь обратно. Ежедневное нахождение в состоянии хронического стресса, грозило серьезными изменениями психики. Вокруг постоянно гибли молодые парни. Не столько от рук бандитов, сколько от неизбежных последствий этого самого стресса – от инфарктов и инсультов, пьяных ДТП, немотивированной агрессии в быту, самоубийств. Я и сам вполне серьезно осознавал, что вряд ли доживу до сорока. Перспективы у таких, как я были однообразно-удручающие – тюрьма, больница или кладбище. Больше всего опасался подставы и незаконного, заказного ареста.
Алкоголь употребляли почти ежедневно, по поводу и без, от радости и от горя, после каждого удачного завершения силовой операции по задержанию опасных вооруженных преступников. Часто с существенными излишествами и возвращением домой под самое утро. У многих, в том числе и у меня, развивался особый сдвиг психики. Я называл его синдромом победителя. Суть его одновременно проста и непостижимо сложна. От реальных и заслуженных побед, добытых в тяжелых и опасных схватках, у человека подсознательно завышается самооценка и развивается ощущение вседозволенности и безнаказанности. Такой «герой» вполне искренне полагает, что все окружающие люди за то, что он регулярно защищает и спасает их, не щадя живота своего борется со злом, до конца дней своих обязаны ему, должны закрывать глаза на все его ошибки, прегрешения и даже хамские, разнузданные выходки.
В тридцать восемь с половиной лет, почувствовав полное профессиональное выгорание, неимоверную усталость, моральное опустошение с признаками начала опасной деградации личности, подал рапорт на увольнение по состоянию здоровья. Обязательная амбулаторная медкомиссия зафиксировала целый букет серьезных диагнозов – язвенную болезнь 12-и перстной кишки с регулярными внутренними кровотечениями, нарушение мозгового кровообращения, гипертонию, неврастению, посттравматические осложнения в поясничном отделе позвоночника и несколько более мелких нарушений, которые сейчас даже невозможно вспомнить. Руководство медсанчасти УВД выдвинуло ультиматум: с таким состоянием здоровья они не могут выдать мне заключение для выхода на пенсию! Меня направляли на длительное стационарное лечение сначала в ведомственной санчасти, потом – в специализированных гражданских клиниках. Я много видел маразма и несуразностей в нашей системе, но к такому – явно не был готов! Получалось, что с таким состоянием здоровья я мог служить и дальше, а вот уволиться с обычной пенсией – нет! Большинство выявленных нарушений по патогенезу и тяжести «тянули» на профзаболевания, инвалидность и совсем другие материальные компенсации. По своему подполковничьему званию и молодому возрасту я не мог претендовать на подобные милости и льготы от весьма не бедного ведомства. Через полгода я все-таки был отпущен на «гражданку» с формулировкой «по состоянию здоровья» и пенсией за выслугу лет.
Сняв погоны, все равно чувствовал себя победителем. Не потому, что моя служба заметно повлияла на состояние преступности в городе, области и в стране в целом. А потому, что в этих кошмарных условиях не сломался, не предал, не подвел, не запятнал честь и достоинство, в конце концов – не дал себя уничтожить! Семья, естественно, искренне возрадовалась! Но, как оказалось позже – преждевременно и ненадолго. Проработав год начальником службы безопасности в компании своего друга, бывшего работника прокуратуры, ушел в самостоятельное плавание и организовал собственное предприятие. Специализировались на охранных и юридических услугах, безопасности бизнеса, сопровождении сделок с недвижимостью. Управленческий костяк составляли бывшие сотрудники органов внутренних дел. Я был основным учредителем и бессменным директором. Очень скоро оказалось, что крылатое выражение «бывших ментов – не бывает!» следует воспринимать буквально и дословно. В первую очередь, самим ментам и их семьям. Образ жизни изменился несущественно. Все также пропадал на работе без выходных. Все так же плотно и ежедневно общался с действующими сотрудниками всех правоохранительных служб и подразделений. Вдобавок ко всему был избран руководителем областного отделения ветеранской организации УБОП. Контроля и сдерживающих факторов стало меньше, а денег и поводов для деловых и неделовых встреч с друзьями и партнерами – значительно больше.
На второй год после начала работы предприятия по просьбе и протекции одной из своих знакомых принял на должность юриста четверокурсницу юридического института без опыта работы, но с дипломом об окончании юридического техникума. В благодарность за это ее тетка –руководитель областной радиокомпании, приняла к себе на работу журналистом мою старшую дочь, также студентку четвертого курса журфака. Кроме профессионального роста и регулярной зарплаты, в обязанности сторон по устному договору входили контроль и взаимное информирование о моральном облике и внеслужебных пристрастиях наших подопечных. Обе стороны добросовестно выполнили свои обязательства. Журналистка плодотворно проработала на радио около трех лет, юристка в моей фирме – в три раза дольше. Девчонки жили недалеко друг от друга, были почти ровесницами, поэтому быстро познакомились и подружились. Если бы в то время какой-нибудь ясновидящий или предсказатель заявил мне, что через два десятка лет подруга моей дочери, моя бывшая сотрудница станет моей женой, я принял бы его за умалишенного, а его слова – за бред или глупую и оскорбительную шутку.
После моего краткосрочного визита на Украину в феврале 2014 года, у меня оставалось там много незавершенных дел и нерешенных вопросов. Но в связи с государственным переворотом в Киеве и боевыми действиями в Донецкой и Луганской областях, захватившие власть националисты закрыли въезд на свою территорию россиянам мужского пола моложе 60 лет. Моя семья, напуганная и одураченная бандеровской пропагандой и русофобски настроенными родственниками жены, спешно переехали не ко мне в Россию, а поближе к Киеву. Все «хвосты» и недоделки пришлось завершать моим милицейским и гражданским друзьям и бывшим коллегам. Эффективность помощи действующих сотрудников милиции сводилась к минимуму. Им под страхом увольнения и уголовного преследования запрещалось общаться с россиянами, а тем более – оказывать им какую-либо помощь. Несмотря на это некоторые рисковали и шли мне навстречу. Никогда не забуду и всегда буду благодарен одному из высокопоставленных начальников Областного УМВД, оказавшему существенную помощь в отправке в Россию моего пенсионного дела.
