Топо попытался сделать все то, что показывал Хло, но руки не слушались, и он расплескал жидкость, за что получил удар палкой. Никто из прибывших не выполнил задание с первого раза, кроме Торо. Тогда Хло посадил его возле себя, и Торо стал выступать толмачем и помощником для Хло в последующем обучении прибывших.

Несколько раз в день Хло водил своих подопечных на оправку к большой яме с отвратительным запахом. Те, кто пытался делать это неорганизованно, были нещадно биты.

Сколько продолжалось обучение, Торо не запомнил. Но однажды появились двое помощников Бога. Хло представил им свою группу, и те экзаменовали каждого. После они дали команду Хло построить группу по успешности обучения. Первым в ней оказался Торо, Топо был третьим.

Хло повел группу в соседнюю клетку, оставив в старой того, кто оказался последним в строю. Мальчики уже разместилась в новой клетке, когда раздался ужасающий вой. Это кричал тот, кто не смог оказаться предпоследним. Его отдали циклопу.

Хло передал группу взрослому человеку, которого звали Тло. Он так же, как его предшественник, нещадно бил учеников палкой за малейшие провинности и ошибки. Начал обучать счету, используя в качестве костяшек фаланги пальцев.

Тло, закончив свой курс, передал группу следующему преподавателю. Всех, кроме последнего. Так продолжалось двенадцать раз. Правда, переход в шестую клетку прошел без жертвы циклопу. Именно с этой клетки воспитанников перестали бить палкой, каждый день окатывали водой из бурдюка, и выдали те же одежды, что носили помощники Богов.

В шестой клетке учитель стимулировал учеников плеткой и большей порцией пищи. Но если второе было понятно обучающимся, то первое – нет.

И только потом преподаватели объяснили, что по мере обучения ценность каждого ученика возрастает, поэтому лучше не причинять ему повреждений, которые может сделать палка.

В седьмой клетке они уже писали на языке Богов деревянными палочками на глиняных табличках. В одиннадцатой могли переводить на язык Богов наречия тех, кто жил вокруг горы Каа. В двенадцатой узнали, что это предварительный курс обучения, а после экзамена, который у них должны принять представители Богов, их определят в страну Шумер, где будут учиться десять лет.

После обучения два десятка учеников оказались в чреве железной птицы и почти целый день летели в неизвестном направлении. Когда приземлились, Торо понял, что их вернули к тому месту, откуда год назад увезли Боги. Мальчиков разместили в пещере с плоскими стенами, где на полу лежали циновки, на которых днем сидели, а ночью спали ученики. Обучение продолжалось, но как-то вяло, лишь для того, чтобы было чем занять подростков перед экзаменом.

К этому моменту Торо не только владел языком Богов, умел писать, считать, но и знал, какие имена носят крупные звезды. А еще четко усвоил принцип, без знания которого невозможно попасть в страну Шумер: если ты пишешь Богу, то делать это нужно снизу вверх. Если пишущий находится справа от звезды Сириус, то писать надо справа налево. А если наоборот, то слева направо.

Вечером мальчикам разрешалось гулять среди деревьев, которые окружали пещеру по прямым, как копье, дорожкам.

Из десятка мальчишек племени хашей остались только Торо и Топо. И именно их манила к себе гора Каа. Гора, в подножии которой жил род, откуда их забрали Боги.

План побега возник у них почти одновременно.

– Мы найдем их, – сказал Торо, – ориентиром нам будет гора Каа.

– Мы станем модо, – ответил на это Топо.

– Да, – подтвердил Торо.

Крамора привели в зал судебных заседаний и усадили на деревянную скамью.

Судьей была женщина чуть за сорок, и ему показалось, что она не сможет вынести неправомерный приговор.

Рядом с судейским располагался маленький стол. За ним восседала девушка лет двадцати. Как он догадался, секретарь. Вчерашний омоновец сидел на скамье для зрителей. Какая роль отведена ему, было непонятно: то ли охраны, то ли свидетеля.

– Крамор Виталий Сергеевич? – спросила судья, заглянув в папку, такую тонкую, что, казалось, там, кроме картонных корочек, ничего нет.

– Да, – ответил он.

– Откуда у вас такая странная фамилия?

«Вот же… – подумал Крамор, – стоит задать такой вопрос, и сразу становится понятно, что перед тобой не судья, беспристрастно исследующий ситуацию, а любопытная баба».

Ему хотелось ответить колкостью, но сдержался, не хватало еще настроить ее против себя. Крамор все еще надеялся на объективность.

– Досталась от родителей, – корректно ответил он.

– Изменить не пробовали?

– Нет.

– Почему?

– Папа бы меня не простил…

– Понятно, – произнесла она и сверила другие данные.

– Где вы работаете?

– Свободный художник.

– Художник, – повторила судья, – от слова «худо»?

– Нет, от другого, – ответил Крамор, все более заводясь от столь явной беспардонности.

– И что же вы нарисовали?

– Вообще-то художник пишет, – произнес Крамор.

– И сколько картин вы написали?

– Я художник слова и свои картины создаю не кистью и красками, – заметил Крамор, обратив внимание, что омоновец и секретарша посмотрели на него с интересом.

– То есть вы – литератор?

– Писатель.

– А чем отличается писатель от литератора?

– Вы точно хотите это знать?

– Я же задала вопрос.

– Пожалуйста. Литератор – это тот, кто пишет, а писатель – это тот, кого читают…

– Интересное различие, вы сами это придумали?

– Нет, это придумали классики литературы.

– И что же вы написали читаемого?

– Об этом можно узнать, если заглянуть в интернет или каталоги библиотек.

– Я такой фамилии никогда не встречала, хотя читаю много…

– Здесь все дело в подходах и оценке, – сказал Крамор, ему расхотелось нравиться судье, – в советские времена был такой анекдот: приезжает из Грузии в Москву болельщик и видит надпись: «Слава КПСС».

– Кто такой Слава КПСС? Славу Метревели знаю, а кто такой Слава КПСС? Наверное, играет в классе «Б».

– У меня дочка в «Б» классе учится, – сказала судья, обращаясь к секретарше, и взгляд ее потеплел, затем вновь обратилась к Крамору: – Мне трудно понять мужской юмор, но я рада, что это чувство осталось у вас, несмотря на…

– На что? – спросил Крамор.

– Несмотря на сложившиеся обстоятельства. Были ранее судимы?

– Нет.

– Валентина, так и пометь, со слов не судим…

– Там есть справка инфоцентра, – вмешался омоновец, – он действительно не значится судимым.

– А к административной ответственности привлекались? – спросила судья.

– Нет.

– Что, никогда не получали даже письма счастья[3]?

– У меня нет автомобиля.

– Писатель и без машины?

– Не вижу связи…

– Ну, нет так нет, – сказала судья, которой надоело исследовать личность правонарушителя. – Итак, вы обвиняетесь в том, что приняли участие в несанкционированном митинге, который проходил в воскресенье на площади Якуба Коласа… Вам понятно обвинение?..

– Нет.

– Что вам непонятно?

– Я не участвовал в несанкционированном митинге. Лишь стоял рядом в качестве зеваки…

– Прекрасно, – сказала судья, – если бы вы знали, сколько раз мне приходится слышать сию сентенцию… А что по этому поводу сказано в протоколе…

Она снова заглянула в тоненькую папку.

– В протоколе указано, что вы все-таки участвовали в митинге.

– И как выражалось мое участие: выступал, выкрикивал лозунги, размахивал флагами?

– Нет, стояли вместе с сотоварищами по партии в толпе митингующих.

– Во-первых, не принадлежу к так называемым партиям. Во-вторых, я не стоял в толпе, подошел посмотреть…

– Валентина, – сказала судья девушке-секретарю, – выведите фото на экран. Только тут Крамор заметил, что сбоку от судейского стола на стене висит небольшой экран.

Валентина нажала на кнопку, и на экране появилась фотография оратора. Крамор его узнал, затем с различных ракурсов стали возникать фото с участниками митинга.