© Трахимёнок С., 2022

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2022

– Ваши документы, – сказал сержант-крепыш, наметанным глазом выделив меня из толпы пассажиров.

Невольно подумалось: «Да, не очень ласково встречает гостей Москва». Хотя я сам виноват. Сознавая, что предстоит долгая дорога, а в ней и иголка тяжела, я взял с собой небольшую сумку, куда сунул смену белья, бритвенный прибор и диктофон. Оделся по-походному: джинсы, на ногах кроссовки, на голове панама защитного цвета, а пространство между джинсами и панамой сокрыто футболкой-полурукавкой камуфляжной раскраски и серым жилетом.

И хотя во мне трудно признать «лицо кавказской национальности», – документы проверяли уже дважды. Первый раз – на Белорусском вокзале. Второй – у авиакасс, куда я приехал, чтобы купить билет на самолет до Новосибирска. Но если на вокзале патруль сначала представился, а уж потом попросил предъявить паспорт, то околовоздушная милиция была более бесцеремонна.

Сержант повертел паспорт в руках и пошел прочь, но вдруг, будто вспомнив о чем-то, вернулся, сунул мне его в руки и, не говоря ни слова, направился далее, оценивая потенциальных пассажиров взглядом высшего судии.

Билет до Новосибирска я взял свободно. Затем поехал к другу и коллеге, который, в отличие от меня, еще служил. Сделал я это не только потому, что понимал, если буду болтаться по Москве в таком одеянии, то проверят еще несколько раз. Процедура не представляла для меня опасности, но почему-то не хотелось подвергаться ей еще раз.

Добравшись до Ясенева, попал в район, где на меня смотрели не так подозрительно, и это вселяло надежду на более спокойное пребывание в столице.

Весь день пробыл у своего друга и коллеги. Мы о многом переговорили, вспоминая однокашников и преподавателей. И, конечно, я пожаловался ему на негостеприимность московской милиции. На что бывший коллега сказал:

– Зачем вырядился так, война идет…

Что я мог возразить?

– Ладно, – сказал я, – война так война. Проводи вечером до самолета, не хочу, чтобы меня неожиданно поместили в какой-нибудь ИВС на тридцать суток по подозрению в терроризме.

– И правильно сделают, – проворчал друг голосом первого Президента России, – приехал из другого государства и создаешь, понимаш, проблемы правоохранительным органам столицы России.

Но, увидев выражение моего лица, немного смягчился:

– Провожу, непременно провожу. Да, что это мы все о прошлом, да о прошлом. Расскажи, как там у вас в Белоруссии?

Вечером мы были на аэровокзале.

– Ты на каком самолете летишь? – спросил друг.

– Аэробус, – ответил я.

– Хороший самолет, – сказал он и, немного помедлив, добавил, – комфортный.

– На других не летаем, – ответил я, хотя взял билет на этот рейс только потому, что в самолете было много свободных мест.

Объявили начало регистрации.

– Ты почему с такой легкомысленной сумкой? – спросил он.

– Чем она тебе не нравится?

– Замков нет, а вдруг, кто-нибудь туда заглянет.

– Типун тебе на язык, у меня там диктофон и батарейки.

– Хочешь кого-нибудь записать?

– Да, одного очень интересного человека. Ты Богомолова читал?

– Читал, конечно.

– Так я лечу работать с одним из его прототипов.

– Ясно.

– Я тебя попрошу связаться с коллегами в Минске и уточнить информацию по некоему Коловратову. По непроверенным данным – он разжалованный майор «СМЕРШа».

– А чем провинился этот Коловратов, что его разжаловали, «по непроверенным данным»? И чем он тебе интересен?

– До этого он, предположительно, участвовал в операциях «СМЕРШа» на территории современной Беларуси.

– А на Востоке почему осел?

– Спроси что-нибудь полегче. Впрочем, я тебе смогу все объяснить по возвращении. Разумеется, если тебе это будет интересно.

– А почему мне может быть неинтересно?

– Потому, что одно дело детективы читать, а другое – реально расследовать жизненные ситуации. Они, чаще всего, не столь стремительны и не так увлекательны…

Всего через три с небольшим часа Ил-86 доставил меня из столицы России в Толмачево – аэропорт неофициальной столицы Сибири, и я почувствовал себя покорителем больших пространств и похитителем времени. Все произошло как нельзя лучше, в полете я не спал, но перед посадкой все-таки задремал. Разбудили аплодисменты пассажиров. Я выглянул в окно. Самолет бежал по взлетно-посадочной полосе, а на фасаде одного из зданий красовалась надпись «Новосибирск».

Получив багаж, я взял такси и приехал на улицу Сибирскую, 17.

– Привет, дядь Сереж, – сказала мне повзрослевшая за прошедшие годы нынешняя хозяйка квартиры Соня Самохина. – Тюфячок вас ждет. Можете спать хоть до обеда. Если будете уезжать, ключ отдайте соседке слева. Мы с девяти на работе. Помните соседку слева?

– Помню.

– Да, кстати, как там в Белоруссии?

Деловой стиль общения современной молодежи.

– Потом расскажу, – сказал я и пошел в комнату, где меня ждал расстеленный на полу матрасик, который почему-то назывался тюфячком.

Я на него улегся и поскольку ночь у меня, считай, пропала – такова парадоксальность полетов на Восток – вскоре уснул. Когда проснулся, часы показывали половину первого.

Хозяев не было, на столе в кухне лежала записка лаконичного содержания: «Хлеб в хлебнице, чай в буфете, все остальное в холодильнике».

Я принял душ, побрился, выпил чаю, а потом стал бродить по квартире.

В ней многое изменилось с тех пор, как я здесь бывал. Неизменными, пожалуй, остались лишь полки с книгами, да картины сибирских художников, когда-то подаренные ее хозяину Николаю Самохину, известному российскому писателю-беллетристу и сатирику, трагически ушедшему из жизни в восемьдесят девятом году.

Двадцать лет назад я познакомился с ним случайно, хотя, наверное, это не совсем точно, поскольку начинающих литераторов всегда рано или поздно прибивает к мастерам пера, как начинающих правонарушителей к уголовным авторитетам.

Наша дружба не была завязана на литературных интересах, точнее, я видел в нем писателя, а он во мне лишь человека редкой профессии, о которой в писательской среде, благодаря излишнему вниманию прессы, сложилось какое-то странное представление (его можно назвать инфантильно-извращенным).

Я подошел к книжной полке и увидел томик Самохина «Где-то в городе на окраине», поймав себя на мысли что детство моего героя, прототипа богомоловского Таманцева, тоже прошло в Сталинске, на тех же окраинных улочках, но на двенадцать лет раньше.

Я позвонил на киностудию. Приятный женский голос ответил, что директор задерживается, но к обеду обязательно будет.

– Распрекрасно, – произнес я вслух, – к обеду и я доберусь до киностудии.

Без четверти два я был на киностудии. Директор появился с шестым радиосигналом, извещающим о конце обеденного перерыва.

Перед выездом из Минска я позвонил ему и в двух словах изложил цель поездки. Поэтому директор, как человек деловой, начал с главного:

– Ты привез заявку?

– Нет, – ответил я, – до заявки еще далеко.

– Полагаешь, что этот человек мог умереть?

– Все возможно.

– Но это не беда для кинематографа, тем более документального, есть материалы, свидетели…

– Так-то оно так, но…

– Напрасно сомневаешься. Москва уже требует заявок и сценариев к будущему юбилею Победы. Пока заявим, пока они утвердят…

– Съезжу, посмотрю, а на обратном пути все детально обсудим. Заявку ведь недолго написать.

– Как знаешь, – сказал директор. – Ты не обедал?

– Я недавно завтракал.

– Это не важно, пойдем, у меня есть бутерброды и кофе.

– Я пью чай.

– Найдем и чай. Для гостей можно чего-нибудь и покрепче, а мне нельзя, я на работе.