- Впервые слышу. - Поразился гном рассказу видавшего виды старика, и для старика этого минуло уже много вёсен. - Недра горы греют нас, спасая также и от сырости; наловчились мы управляться с нею. Огонь же мы получаем сами, используя кремень.
- Зато вряд ли вы слышали (и уж тем более видели) это. - Кивнул Пещерный человек на одинокое колесо, примостившееся у самого подножья Пундибара.
Смотрел, смотрел гном, и еле различил эту окружность.
И рассмеялся тут старик:
- Зрение у нас с тобою одинаково плохое; у тебя от мглы извечной, у меня - на склоне лет. Это - колесо; полезная вещь в хозяйстве.
Настала очередь смеяться гному:
- Мы уже вовсю пользуемся вёдрами и гончарным кругом; нам ли не знать про колесо? Но отчего вы живёте близ горы, коль она - вулкан?
Тогда объяснил Пещерный человек Морригану, напомнив, что чернолюды притесняют его, старика, народ, и нет с явлением этим никакого сладу.
- Но почему меж вами такая вражда?
- А почему твои прогнали тебя?
Пришлось гному рассказать всё, как есть, с самого начала и без обиняков. Тогда и старик поведал, что некогда людияне нагибали чернолюдов и даже брали их в рабство - ныне всё изменилось с точностью до наоборот.
- Выходит, они мстят... Но как же получается, что мы с тобою друг друга понимаем? Разве у нас один язык?
- Похоже, что так. Мне пора идти... Желаешь ли стать гостём в другом моём жилище? Том, что непосредственно высится над землёю, вне всяких гор.
Гном кивнул, и по прошествии некоторого времени оба оказались в жалкой, но вполне сносной для жилья лачуге, и оказалась она не единственной в округе. И братались молодой гном и Пещерный человек, поедая целебные кустравы и выпивая водицы из богатого минералами колодца, и так прошло три дня. И за три дня раскусил гном всю натуру людиянскую, а именно: с точностью до наоборот у них меж собою - женщины там словно скот, тогда как муж - во главе угла. И не совсем понравилось это Морригану, потому что всё то же самое, только лишения терпят другие. Никакого равновесия, никакого равноправия, никакой гармонии. Конечно же, втайне одна половина гнома злорадствовала, наблюдая за муками и страданиями бесправных женщин - но другая его половина, всегда алчущая справедливости, была вне себя от такой картины.
И поспешил поскорее расстаться гном с Пещерным человеком, распрощался он с ним; не по пути дороги гнома и человека. И заторопился Морриган на вершину Пундибара.
Ещё толком не привыкнув к дневному свету, карабкается гном отважный и бесстрашный на самый-самый верх, не убоявшись россказней старика - того самого, что из рода людиянского. И крайне трудно, тяжело было Морригану преодолевать препятствие за препятствием, кочку за кочкой, валун за валуном, поросль кустарника и даже переплетённую стволистую чащу - но не остановился, не передумал гном, ибо был до крайности упрям. Вот уже и дух его перехватило от высот, вот и дышится труднее; мёрзнуть стало тело - в особенности конечности, а именно пальцы рук и пальцы ног, хоть и не был бос. Совсем не грел нависший над главою капюшон, но из последних сил брёл Морриган, пока не добрался до вершины обессиленный, уставший. И, о чудо: нет там никакой горящей, кипящей ямы, о коей голосил Пещерный человек; есть там лишь белая шапка; шапка изо льда и снега. Се, видел, лицезрел гном юный с высоты птичьего полёта весь тот дивный и великий край. О дивный новый мир! Что же ты преподнесёшь? Чем располагаешь?
- Вот, блуждал во мраке много зим, - Изрёк гном Морриган, выпрямившись во весь рост, голодный и холодный, но весьма довольный. - Тьма и мрак, лишь мгла и сумрак меня всё окружали. Вот, вырвался наружу и познал я свет дневной! Я вижу горы и долины; я вижу леса, лужайки и поля. Что ждёт меня там, вне этих склонов горных, вне глубин земных?
Внезапно на гнома вдруг нашло, и он закричал во весь голос что есть мочи:
- Гномы! Гномы! Гномы! Закостенелые глупцы! Я вижу Солнце, вижу день и свет! Хватит уж внимать речам лживым и пустым! Мы не одни, хотя не видел Бога я! Зато я видел человека, и наверняка смогу увидеть кого-нибудь ещё...
Неожиданно почва ушла из-под ног Морригана, и гном покатился с крутой, кривой, косой скалы вниз. И растерялся, и не мог ни за что существенное как следует зацепиться, укрепиться - столь стремительным было его падение. И вот, сознание оставило Морригана, а взамен ему снизошли странные видения, и наиболее яркое из них очерчено в его сердце, разуме и душе навек.
Очнулся гном уже на земле, в траве, у самого подножия горы, весь в синяках, царапинах и ссадинах, но без серьёзных повреждений - во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Сидит он весь взъерошенный, озадаченный, и сбитый с толку, и понять не может ничего. А между тем мыши летучие, что спят в сырых пещерах головою вниз, принесли на хвосте весточку Моране о том, что Морриган в безбожии своём дорвался до бесплатного, и покорил гору - но низвергла та его прочь.
- Таков конец Морригана, гнома-отступника и злого гения, - Преподавали учителя. - Это вам, ребята, в назидание. Впредь никто да не осквернит священную гору!
Гном же, чьё гномье имя не дошло до нас, валялся в густотравье близ Пундибара и пытался вспомнить одно из странных видений - которое, впрочем, нашло его само, ибо явилось ещё раз.
Там, в небытии гном снизошёл во ад, раскалённый ад, где и плач, и скрежет зубов; туда, где много криков, много возни, и много крови. И видел Морриган в аду и гномов, и даже человеков - и все они, закованные в цепи, печально стеная, воздыхая, в один голос твердили ему, Морригану о том, что ад есть один большой подвал; помещение под раем, и они, простые смертные, оставлены на осмеяние, на посмешище. Они сутками работают на рай, перетаскивая с места на место глыбу за глыбой ради потехи, веселья своих надсмотрщиков, в то время как в раю избранные почивают на воздушных облаках, аки подушках. Избранные либо дремлют сутки напролёт, либо уминают львиными порциями заморские фрукты и ягоды, либо лениво, нехотя перебирают струны золотистых арф.
"Скука страшная в раю", спросонок размышлял гном Морриган. "Но и в аду не лучше".
