В условиях стадиальной структуры моральной социализации, постулируемой ее различными концепциями, наиболее очевидным вариантом патологического развития этого процесса является недостижение его высших стадий, приостановка на нижних, хотя, естественно, далеко не всегда подобные модификации данного процесса можно считать патологией. Так, например, М. И. Воловикова обнаружила, что у наших соотечественников моральная социализация часто либо «застревает» на первой стадии, либо сразу «перескакивает» на третью (Воловикова, 2010), т. е. соблюдение моральных норм под давлением малой группы – семьи, друзей и т. п. или общества в целом, – своего рода «моральный конформизм» у нас менее распространен, чем следование им из страха наказания или по велению совести.
Нарушение собственно стадиальности в данном случае выглядит довольно метафорично: по сути, речь идет о том, что в нашем российском обществе по сравнению с другими культурами непропорционально велика доля как высоконравственных индивидов, которых нет необходимости ни принуждать, ни агитировать исполнять нравственные нормы, так и абсолютно безнравственных, которые, если и соблюдают их, то только по принуждению. Бытовой пример подобного распределения – распространенность как героизма, бескорыстного самопожертвования, волонтерства и других образцов высоконравственного поведения, так и жестокости и бесчеловечности, в таких, например, формах, как выбрасывание младенцев в мусорные баки. Конечно, на основании подобной тенденции нельзя сделать вывод о том, что мы либо очень хорошие, либо очень плохие, поскольку промежуточных вариантов в нашем обществе тоже хватает, однако наша российская тенденция регулярно переходить от одной крайности в другую, отмечаемая в самой различной связи (см.: Вехи, 1991), проявляется и в отношении уровня морального развития.
Одна из главных причин этой ситуации связана с фактором, который в различных концепциях моральной социализации выделяется в качестве одного из основных. Ж. Пиаже считал таким фактором уровень развития интеллекта (Piaget, 1932). Вообще, согласно Пиаже, существует онтогенетическая связь между когнитивным и моральным «рядами», причем ведущая роль в их синхронном развитии принадлежит когнитивному «ряду». Аналогичные взгляды высказывал и Л. Колберг (Kohlberg, 1984). При этом эмпирические исследования продемонстрировали, что уровень морального развития коррелирует с уровнем образования[6], который, в свою очередь, тесно связан с уровнем интеллекта (Al-Ansari, 2002). Подтвердили они также существование высокой корреляции между уровнем морального развития и когнитивной сложностью (Jaffee, Hyde, 2000), которая тоже непосредственно связана с уровнем интеллекта. Большая нагрузка ложится и на интуицию, а, стало быть, и на лежащие в ее основе неосознаваемые процессы. «Мораль, характеризующая низкодифференцированные системы культуры, не проявляется в субъективном плане в качестве четких законов и инструкций, основана на „чувствовании“, а не на „знании“, – пишут Ю. А. Александров, В. В. Знаков и К. А. Арутюнова (Александров и др., 2010, с. 345). Не меньшая нагрузка ложится на эмоциональный интеллект: «эмоционально тупые», не способные к сопереживанию люди редко бывают высоконравственными. Эмпирические исследования продемонстрировали также, что чувство ответственности за свои действия перед обществом имеет в своей основе такие психологические процессы, как эмпатия, сострадание, сочувствие, сопереживание и др. (Miller, 2005). Важным качеством нравственных (в данном случае не высоко-, а просто нравственных, т. е. уважающих хотя бы основополагающие нравственные принципы) людей служит также регулярно испытываемый ими когнитивный диссонанс по поводу нравственных дилемм (Гулевич, 2010), тоже производный от уровня интеллектуального и эмоционального развития личности. Нравственный человек регулярно сомневается по поводу принимаемых им нравственных решений, в то время как лишенный этого качества, «когнитивно простой» человек не склонен к «душевным страданиям». В этой связи уместно процитировать Г. С. Померанца: «История – это прогресс нравственных задач. Не свершений, нет, но задач, которые ставит перед отдельным человеком коллективное могущество человечества, задач все более и более трудных, почти невыполнимых, но которые с грехом пополам все же выполняются (иначе все бы давно развалилось)» (Померанц, 1991, с. 59). И действительно, если бы люди не испытывали сомнений по поводу моральной допустимости новых возможностей, постоянно открываемых перед ними научно-техническим прогрессом, то этот прогресс уже давно было бы некому осуществлять, ибо такое человечество неминуемо себя уничтожило бы. А одной из слагаемых образа «крутых» или «конкретных» парней, пропагандируемого нашим телевидением, служит именно отсутствие «неконкретных» нравственных сомнений.
Хотя существует немало межкультурных различий в проявлении закономерностей морального развития, связанных главным образом со спецификой коллективистских и индивидуалистических культур[7] (Miller, Bersoff, 1998; и др.), эта закономерность выглядит достаточно инвариантной относительно специфических черт различных культур и народов, особенно в условиях «интернационализации моральных ценностей» (Keller et al., 2005), т. е., несмотря на частую встречаемость высокоинтеллектуальных и высокообразованных злодеев[8] (литературный символ этого типажа – заклятый враг Шерлока Холмса профессор Мариарти), особенно в высших эшелонах власти, все-таки в общем и целом повышение образовательного и интеллектуального уровня населения способствует повышению нравственности. И, наоборот, все факторы, которые ухудшают качество человеческого материала: алкоголизм, наркомания, низкий уровень жизни, плохое питание, курение и другие вредные привычки, массовая беспризорность – снижают средний интеллект нации, а посредством этого – и ее нравственный уровень.
В этой связи уместно выделить два типа личностей, имеющих низкий уровень морального развития и в быту проявляющих себя подчеркнуто безнравственными поступками: 1) «безнравственные по убеждению» («злодеи»); 2) «безнравственные по недомыслию». Первые прекрасно понимают социальную роль морали и необходимость нравственных принципов для нормального существования общества, но нарушают их, подчас с явным удовольствием, под влиянием самых разных мотивов: корысти, самоутверждения, удовольствия от глумления над общепринятыми ценностями и т. д. Вторые просто не осознают смысла этих норм и напоминают чеховского героя, который в отсутствие каких-либо дурных намерений свинчивал гайки с рельсов, не понимая, к каким последствиям это может привести (т. е. в современных терминах готовил теракты, не отдавая себе в этом отчета). Значительная, если не основная, часть безнравственных поступков наших сограждан относится именно к этой категории, а их психологической основой служит «задержка» моральной социализации, проистекающая из дефицита интеллектуальных способностей.
Важно отметить, что эти способности достаточно многообразны и не сводятся только к общему уровню интеллекта или к тем интеллектуальным операциям, на которых делают акцент Ж. Пиаже и Л. Колберг, описывая моральное развитие ребенка. Сюда относятся также эмоциональный интеллект, рефлексивные способности, в частности, способность (и желание) оценить, как твои действия воспринимаются другими, к каким последствиям они могут привести, и т. п. Показательно, что многие бытовые проявления безнравственности наших сограждан выглядят не как осознанное попирание нравственных норм, а как дикость, варварство или дебильность. Яркой иллюстрацией могут служить наши городские пляжи, которые по утрам, убранные гастарбайтерами, производят вполне благообразное впечатление, а ближе к вечеру выглядят так, будто именно здесь, причем только что состоялась Куликовская битва.
