Зейлан покачала головой:

– Нет, и, если честно, там вообще почти никого не было. – И этого она не понимала. Киран был хорошим: хорошим фейри, хорошим принцем. Почему же народ Нихалоса не понимал этого?

Сибил грустно улыбнулась, а потом сменила тему:

– Принесла травы?

Зейлан достала из сумки пакет, который забрала на рынке несколько часов назад. Ибо Сибил была мастером не только в искусстве соблазнения, но и в изготовлении лекарств и, дабы не вызывать лишних подозрений, сама готовила для Кирана различные травяные мази и снадобья.

Сибил забрала пакет.

– Садись, я принесу тебе поесть.

Зейлан повиновалась. Голода она не испытывала, но жизнь на улице научила девушку никогда не отказываться от пищи. Девушка села за круглый стеклянный стол у камина. Райленд, который недавно открыл собственную витражную мастерскую, сделал его сам, как, впрочем, и то множество ваз и горшков, что были расставлены по всей хижине и заняты цветами. Все в доме Сибил и Райленда было таким зеленым, стеклянным и чистым, что Зейлан чувствовала себя преступной нарушительницей. Потому что рядом с двумя фейри, похожими на ограненные бриллианты, она казалась самой себе куском черного грязного угля.

Сибил принесла полную тарелку источающего восхитительный аромат рагу и свежий хлеб. Каждый божий день Зейлан мысленно благодарила эту фейри и ее мужа за помощь, узнав о которой Олдрен, не раздумывая, отправил бы эту супружескую пару на казнь. Девушка не знала, удастся ли ей когда-нибудь отдать двоим фейри этот долг, потому что у самой Зейлан не было ничего, кроме одежды, которую одолжила ей Сибил.

– Как он? – спросила Хранительница, откусывая кусок хлеба.

По прибытии в Нихалос она поклялась себе, что не станет даже пробовать еду, приготовленную фейри. Как многое изменилось с тех пор…

– Тебя не было всего несколько часов, – мягко улыбнулась Сибил, принимаясь поливать цветы в хижине с помощью лейки, потому что присутствие Зейлан в доме лишало ее магии. Хранительница до сих пор не знала, откуда взялся этот дар и сможет ли она однажды им как-то управлять. Знала девушка лишь то, что фейри не могли властвовать над стихиями, когда она находилась поблизости.

Пока Зейлан ела, Сибил рассказывала гостье о том, как прошел ее день во дворце. Фейри работала там на кухне, где вместе с дюжиной других граждан Нихалоса готовила еду для королевской гвардии, – так что Сибил всегда было что сообщить. Она знала все слухи, и нередко предстоящие новости доходили до ее ушей еще до официального оглашения.

Зейлан сунула в рот последний кусок хлеба:

– Ты что-нибудь слышала о Ли?

Сибил покачала головой:

– Нет, пока нет, но я уверена: он скоро вернется.

Надеюсь, подумала Зейлан. Она беспокоилась о Хранителе, и с каждым днем мучительное чувство вины, грызущее ее душу, усиливалось. Ли пропал только из-за нее. Отправился выслеживать полукровку, который убил мать Кирана, чтобы снять обвинения с нее, Зейлан, и освободить из тюрьмы. Но леса Мелидриана были опасны, потому что обитавшие там эльвы слыли свирепыми, беспринципными монстрами со сверхъестественными способностями, которые позволяли им играть с разумом своей добычи. Вот почему Благие и Неблагие фейри укрывались в своих столицах: они старались избежать встреч с этими жуткими тварями. И то, что Ли уже несколько недель в одиночку бродил по стране в поисках Вэйлина, Зейлан совсем не нравилось. Она даже не могла сказать наверняка, жив ли еще ее наставник, но думать об ином категорически отказывалась. Ли был сильным и энергичным, умелым и опытным борцом. Он знал, как защитить себя, и если кто и мог выжить в Туманном лесу не пару дней, а несколько недель, так это он.

Зейлан убрала пустую тарелку и отправилась в свою комнату, размером не больше кладовой. Вообще-то, раньше она кладовой и была. При свете свечи девушка села за маленький столик, тесно придвинутый к кровати, и начала упражняться в чтении и письме. Больше ей все равно было нечего делать.

Стояла уже глубокая ночь, когда Зейлан услышала те же ритмичные скрипы и стоны, которые в последнее время так часто терзали ее уши. Девушка зажала руками уши, чтобы не слышать звуки наслаждения, издаваемые Сибил, и сосредоточиться на истории, которую читала. В основном Хранительница училась по детским книгам, которые часто заставляли ее закатывать глаза, потому что сказки и фантастические истории рассказывали о храбрых фейри, которые сражались с кровожадными эльвами и коварными людьми. Но Зейлан нужно было тренировать свои навыки и только потом приниматься за более сложные

тексты.

Звуки в соседней комнате давно стихли, а Зейлан все сидела, склонившись над своей книгой. Глаза горели, измученный разум Хранительницы жаждал сна, но она изо всех сил боролась с этим желанием, ибо сама мысль о том, чтобы заснуть, заставляла ее сердце биться чаще. После смерти родителей Зейлан спала на самых темных улицах, в самых опасных кварталах и в ветхих хижинах, с непреходящей мыслью в голове о том, что может попасть в засаду. Но никогда еще девушка не боялась сна так, как теперь, хотя сейчас находилась в относительной безопасности.

Она боялась. Боялась сновидений. Воспоминаний. Каждый раз, закрывая глаза, Зейлан слышала крики, чувствовала жар и ощущала вкус дыма. Снова и снова переживала панику и то чувство беспомощности, когда пламя охватило их.

Ты должен убить меня.

Слова, сказанные ею Кирану, до сих пор эхом отдавались в ушах, и Зейлан знала, что никогда не забудет выражение его лица. Отчаяние и безнадежность. Каждый раз, когда Зейлан засыпала, образы в ее сознании оживали, отнимая больше сил, чем мог подарить сон. Но тело девушки жаждало покоя, и хотя она, будучи бессмертной Хранительницей, больше в нем не нуждалась, распрощаться со старыми привычками было не так-то просто.

Зейлан решительно отодвинула свой стул и на цыпочках прокралась на кухню, чтобы принести себе стакан воды. Было тихо. В хижине. На улице. Во всем городе. Девушка глубоко вздохнула, когда ее взгляд, словно сам по себе, остановился на двери, ведущей в комнату Кирана. Крепче сжав в руке стакан, она попыталась подавить желание посмотреть на него в двадцатый раз за этот день, но быстро проиграла эту битву.

Осторожно приоткрыв дверь, Зейлан скользнула в спальню. В комнате было бы темно, если бы не единственный источник света на столе у кровати. Волшебная лампа заливала фигуру Кирана ярким оранжевым светом, который почти скрывал бледность принца.

Зейлан проигнорировала табурет, придвинутый к кровати специально для нее, и села прямо к Кирану на постель. Его дыхание было спокойным, и если бы она не знала лучше, то могла бы подумать, что он просто спит и может проснуться в любую секунду. Но принц не открывал глаз уже целый месяц: с тех самых пор, как потерял сознание.

Не волнуйся, со мной все в порядке.

Это были последние слова, которые сказал ей Киран. Но с тех самых пор, по иронии судьбы, она жила, волнуясь за него. Сибил, правда, уверяла, что с Кираном все нормально: ему просто нужно время, чтобы выздороветь. Но Зейлан все равно каждый день боялась найти на постели его безжизненное тело. Слишком близок был Киран к тому, чтобы умереть.

Зейлан оставила свой стакан на прикроватном столике, взяла склянку с мазью, изготовленной Сибил, и начала осторожно наносить снадобье на лицо Кирана. Стараясь ускорить исцеление, она по нескольку раз в день втирала средство в кожу больного. Собственные целительские способности принца работали очень медленно, и шрамы, оставленные пламенем, не исчезнут, наверное, уже никогда.

Круговыми движениями Зейлан принялась втирать мазь. Она нежно коснулась лба, щек и скул Кирана, провела руками по шее, вниз, по плечам и груди, тоже испещренной шрамами. После пожара Райленд срезал с него одежду, а ту, что местами прилипла к коже, приходилось просто отдирать. От криков боли принца спас только обморок. Однако зрелища, открывшегося Зейлан, было достаточно для того, чтобы девушка внутренне закричала от ужаса и поклялась отомстить фейри, который сделал такое с Кираном, Дэймин, Бриоком и всеми остальными. Она просто пока не знала, как отплатить Олдрену, тем более что этот трус сбежал в Даарию.