Глаза Боба разгорелись еще ярче.

– У-у-у, классическая доктрина Белого Совета. Когда фаги завалятся сюда, ты перенацелишь их на того парня, что их вызвал. Пусть отведает собственной стряпни.

– Прямо ему в задницу, – подтвердил я.

– Хорошенькое зрелище, – хихикнул Боб. – Типа получи фитиль.

– Это ведь осуществимо, правда?

– Конечно, – согласился Боб. – У тебя есть все необходимое. Ты знаешь, что фаги ищут страх и что они, возможно, используют его энергетику как маяк. Твоя сеть позволит узнать, когда что-то начнется. Ты лепишь большой комок страха, наводишь его на тот же маяк, которым пользуются фаги, и кидаешь туда.

– Все равно что привязать ему на шею кусок мяса и кинуть в клетку ко львам, – ухмыльнулся я.

– Аве Цезарь, – согласился Боб. – Фаги так на него и набросятся.

– И как только он выйдет из игры, я прикрою гостиницу завесой. Тогда не пострадает больше никто из посетителей, а нехорошие парни получат летальную дозу.

– И хорошие парни победят! – обрадовался Боб. – По крайней мере, ты победишь. Ты ведь у нас все еще хороший парень, так? Сам знаешь, в понятиях добра и зла я не силен.

– Ладно, пусть стороны называются для простоты «мы» и «они», – предложил я. – Мне нравится этот план. Значит, в нем наверняка имеется слабое место.

– Верно, – согласился Боб. – Тебе придется как следует постараться в том, что касается расчета времени. Ты ведь не сможешь поймать сигнал от оберега, прежде чем фаги нырнут сюда из Небывальщины и примут материальную форму. Но если ты к этому времени их не перенацелишь, будет уже слишком поздно.

Я кивнул, хмурясь:

– Сколько это оставляет мне времени? Секунд двадцать?

– Только если попадутся какие-нибудь ущербные, – вздохнул Боб. – Скорее – десять секунд. А может, и меньше.

Я нахмурился еще сильнее:

– Черт, маловато окошко. – Тут я вспомнил еще об одной проблеме. – И не только это. Мне придется стрелять вслепую – я ведь не буду знать, на кого натравливаю фагов. Что, если он будет стоять в толпе?

– Он собирается призывать жутиков из потустороннего мира, чтобы те сеяли ужас и смерть в людских массах, – терпеливо пояснил Боб. – Это вряд ли можно делать, прячась в той же толпе.

– Логично. Он, вероятно, будет сидеть в каком-нибудь тихом укромном месте. – Я покачал головой. – Даже если так, я предпочел бы какой-нибудь менее рискованный вариант. Но не вижу иных способов помешать этим тварям причинить зло кому-либо еще.

– Пока мы не накопим информации, босс, я тоже не знаю, что ты еще мог бы сделать.

Я хмыкнул:

– Ладно, пора активировать сеть.

Звякнул карабин на ошейнике у Мыша, и я оглянулся через плечо. Пес приподнял голову от пола и уставился на дверь. Секунду спустя кто-то постучал.

Мыш не зарычал, а хвост его несколько раз стукнул об пол, когда я шел к двери, – значит, угрозы нет.

– Быстро же ты, – сказал я, открывая дверь. – Я думал, ты на полчаса, Мёрф…

В коридоре стояла Молли с матерчатой сумкой на плече. Она выглядела поникшей – как цветы у меня дома, пока у меня еще хватало оптимизма их покупать. Сине-розовые волосы сбились бесформенными прядями, грим на щеках наполовину смылся слезами. Она казалась помятой, усталой, неуверенной и одинокой…

– Привет, – произнесла она почти шепотом.

– Эй, – сказал я. – Я думал, ты ждешь маму.

– Я ждала, – ответила она. – Правда. Но… я грязная как чушка. – Она вяло махнула рукой. – Я хотела помыться, но в номере у Нельсона меня в душ не пустили. Я надеялась попроситься в ваш. Я на минутку только.

Проще, наверное, пнуть ногой щенка, чем давать от ворот поворот ребенку.

– Легко, – сказал я. – Только потише там, ладно?

Я шагнул назад, пропуская ее в номер. Проходя мимо Мыша, Молли задержалась почесать его за ухом. Потом заглянула мне за спину, на пол и расставленные на нем предметы.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Колдую, – ответил я. – А на что это еще похоже?

Она чуть улыбнулась:

– А-а, да.

Я махнул рукой на свой инвентарь:

– Попробую не допустить, чтобы новое нападение причинило кому-нибудь зло.

– Вы можете это сделать? – поинтересовалась она.

– Полагаю, что да, – кивнул я. – Надеюсь.

– Даже не верится… Я понимаю, всякое бывает, но мои друзья… Рози… – Губы ее задрожали, и глаза набухли слезами.

Я мало что мог сказать ей в утешение.

– Я постараюсь не допустить, чтобы такое повторилось. Мне очень жаль, что в прошлый раз я поспел недостаточно быстро.

Она снова опустила глаза и кивнула, не говоря ни слова. Потом судорожно сглотнула несколько раз.

– Послушай, – сказал я ей вполголоса. – Это все очень серьезно. Тебе нужно поговорить об этом. Не со мной, – добавил я, когда она подняла на меня взгляд. – С твоей мамой.

Молли покачала головой:

– Она не…

– Молли, – вздохнул я. – Жизнь бывает недолгой. И жестокой. Ты сама видела это вчера вечером. Краем глаза увидела то, с чем твой папа имеет дело постоянно.

Она промолчала.

– Даже Рыцари могут умереть, Молли, – продолжал я тихо. – Широ погиб. И с Майклом это может случиться.

Она резко подняла голову и потрясенно посмотрела на меня.

– Что ты об этом думаешь? – спросил я.

Она прикусила губу:

– Страшно…

– Вот и твоей маме страшно. Еще как страшно. Она справляется с этим, держась за окружающих ее людей. Порой слишком крепко держась. Из-за этого тебе кажется, будто она воспринимает тебя как маленькую. Возможно, отчасти оно и так. Но это не потому, что она помешана на контроле. Это потому, что она вас всех очень любит – тебя, и папу, и всех вас – и боится, что с вами может случиться что-то плохое. Она отчаянно пытается сделать все, что в ее силах, чтобы сберечь вас всех.

Молли не ответила и не подняла глаз.

– Жизнь коротка, – повторил я. – Слишком коротка, чтобы тратить ее на глупые ссоры. Я не говорю, что твоя мама идеальна, потому что, видит Бог, это не так. Но черт подери, Молли, у тебя такая семья, ради какой люди вроде меня на что угодно пошли бы. Тебе кажется, что твои родные будут с тобой и дальше, но может выйти иначе. Жизнь никогда и ничего не гарантирует.

Я помолчал, давая этим словам дойти до ее сознания.

– Я обещал твоему папе, что попрошу тебя поговорить с мамой. Я сказал ему, что сделаю все, что в моих силах, чтобы вы с ней решили свои проблемы.

Она посмотрела на меня, беззвучно плача. Грим у нее на лице размазался окончательно.

– Ты поговоришь с ней, Молли? Хорошо?

Она неуверенно вздохнула:

– Не знаю, есть ли в этом смысл. Мы столько друг другу наговорили…

– Я не могу тебя заставить. И никто не может, только ты сама.

Она пошмыгала носом:

– Это не поможет.

– Я не жду чудес. Просто попробуй поговорить с ней. Прошу тебя.

Она набрала в грудь воздуха и кивнула.

– Спасибо, – сказал я.

Она попыталась улыбнуться, задержавшись у двери ванной.

– Молли, – спросил я, – ты в порядке?

Она кивнула, но с места не стронулась.

Я нахмурился:

– Ты хотела что-то сказать?

Она подняла на меня глаза и тут же опустила.

– Нет, – ответила она и покачала головой. – Нет, ничего, правда. Спасибо. Я быстро. – Она шагнула в ванную, закрыла дверь и щелкнула задвижкой.

Мгновение спустя зашумела вода.

– Ух ты! – произнес у меня за спиной Боб, каким-то образом ухитрившись вложить в короткое междометие максимум эмоций. – Я и не знал, что ты любишь таких… свеженьких, Гарри!

Я свирепо оглянулся на него:

– Чего?

– Видел, какая на ней комбинация? Сдуреть можно! Нордическая блондиночка нежного возраста, но вся в пирсинге и в черном, из чего следует, что по крайней мере с одним каким-нибудь извращением она знакома. И вся такая хрупкая, и эмоциональная, и уступчивая. И разденется прямо у тебя в номере.

– Извращением? Ты не… послушай, это не… – Я едва не утратил дар речи. – Нет, Боб. Нет – и все тут. Никаких разговоров. Ей всего семнадцать.