За столько лет одиночества он так и не сумел постичь себя.

Человек, который прячется от себя самого, прячется лучше всех.

– Что вы нашли?

Лягуш попытался сосредоточиться на Плейнфилде – и понял, что ошибался в прежних своих оценках. Этот человек не был ни стервятником, ни лисом, ни волком. Он был змеем – хладнокровным, бесчувственным, смертоносным. Хищным и не знающим жалости. И он ни на кого не работал. Профессия репортера была лишь прикрытием. Он был сам по себе.

Плейнфилд придвинулся ближе, и в его ладони появился инъектор. Лягуш пробовал слабо сопротивляться, но инъектор все же коснулся руки.

«Я снова ошибся, – подумал он. – Он хуже змея. Он – человек».

– Что вы нашли?

Лягуш понял, что на этот раз ему не отвертеться. Этот человек, это существо, называвшее себя Огастом Плейнфилдом и притворявшееся репортером, собиралось лишить его одержанной победы, а затем убить. Даже сам Господь не помешает ему говорить после того, как сработает наркотик, а затем он перестанет представлять какую-либо ценность.

Лягуш заговорил. А потом, как он и предполагал, умер. Но прежде чем это случилось и пока он еще что-то соображал, в темную дверь перед ним шагнул еще один человек.

В палату ворвался Смайт, встревоженный показаниями мониторов. За ним, словно на коротком поводке, следовала Мойра. Доктор набросился на Плейнфилда, собираясь закричать.

Маленькое бесшумное оружие, помещавшееся в ладони, остановило сердце Смайта, прежде чем с его губ успел сорваться хоть звук. Мойра выскочила за дверь, будто ее дернули за веревочку. Плейнфилд выругался, но не стал ее преследовать.

На Лягуша нахлынула тоска. Ему было жаль как себя, так и Смайта.

На Черномире, как и на подавляющем большинстве планет, мертвые никогда не воскресали. Даже члены семьи Блейка оставались мертвыми после смерти. Воскрешение было слишком дорогой и сложной процедурой, к тому же имевшей весьма серьезные социальные последствия. Да и какая разница? Людей было столько, что их жизнь ничего не стоила.

Покончив с Лягушом, Плейнфилд исчез. Убийство осталось нераскрытым. Полиция корпорации объявила репортера в розыск, но того и след простыл.

Его разыскивали за воровство. Его разыскивали за уничтожение муниципальной собственности и собственности корпорации. Его разыскивали за подкуп муниципальных чиновников и сотрудников корпорации. Его разыскивали за длинный перечень преступлений. Но главным образом – за убийство Лягуша и Смайта.

У Блейка была очень хорошая память.

В «Стимпсон-Грабовски» утверждали, что никогда не слышали о Плейнфилде. Полицейские Блейка потребовали ответа – как в таком случае этот человек добрался до Черномира на чартерном корабле «Стимпсон-Грабовски»? Как он оказался в числе обозревателей, если о нем никто не знал?

«Стимпсон-Грабовски» ответило высокомерным молчанием.

Их молчание уже само по себе о многом говорило. Плейнфилд несомненно имел немалый вес за пределами планеты.

В преследовательском азарте мотивы убийцы отошли на второй план. Лишь горстка людей знала о заявке и завещании Лягуша, и всех подкупил Плейнфилд. Их отдали под суд, где никто не стал их слушать, и приговорили к изгнанию, что означало, что им дали скафандры и выставили за городские шлюзы, предоставив выживать самостоятельно.

Блейк в очередной раз подтвердил, что не оставит ни один долг не оплаченным, хотя на это могло потребоваться поколение.

По изначальному завещанию Лягуша Мойре доставалось больше, чем кто-либо мог предполагать. Ей вполне этого хватило, чтобы обеспечить себе достойное место в жизни Крайгорода.

Жизнь продолжалась.

Мы не были любящей семьей, но и у нас случались особые минуты. И по большей части они выглядели несколько странно.

Масато Игараси Шторм

Человек-без-Лица улыбнулся и протянул руку к Бенджамину. Он был полностью гол, без волос и половых признаков. Бенджамин заскулил и попятился. Человек-без-Лица приближался к нему размеренным уверенным шагом.

Слабо вскрикнув, Бенджамин повернулся и побежал. Ноги увязали в тягучей массе. Несмотря на все усилия, они едва двигались, словно в замедленной съемке.

Улицы и стены города сияли единообразной, ослепительной белизной. В зданиях не было окон, а очертания дверей едва различались.

Он перебегал от одной к другой, стуча и крича:

– Помогите!

Никто не отвечал.

Он оглянулся. Человек-без-Лица уверенно следовал за ним, даже не прибавляя шага, улыбаясь и протягивая руку.

Бенджамин снова побежал по залитой патокой улице.

Теперь, когда он стучал, в дверях открывались маленькие окошки, откуда, смеясь, выглядывали люди. Он мчался от двери к двери, и смех за спиной сливался в единый хор.

По щекам текли слезы, он весь вспотел. Его била непрекращающаяся дрожь. Тело болело от изнеможения.

Оглянувшись, он увидел, что Человек-без-Лица идет за ним на том же расстоянии размеренным шагом, протягивая руку.

Он побежал дальше, пытаясь оторваться от преследователя. Люди смеялись над ним с крыш, нараспев выкрикивая:

– Бенджамин, Бенджамин! Беги, малыш Бенджамин, беги!

Задыхаясь, он свернул в переулок. Застонав от ужаса, он развернулся. К нему приближался с протянутой рукой Человек-без-Лица.

Он прижался к стене, пытаясь найти хоть какую-то опору для ноги, вскарабкаться по скользкой поверхности цвета слоновой кости.

– Нет! Не надо!

Плеча коснулась ледяная ладонь, сжав его двумя пальцами. Мышцы словно обожгло огнем.

Развернувшись, он бросился на Человека-без-Лица, схватив его за горло. В ответ все так же сияла застывшая улыбка.

Невидимая рука несколько раз хлестнула его по лицу, но он не ослаблял хватку. По его носу и щекам начал колотить маленький кулачок.

Ощутив сквозь ужас реальную боль, он содрогнулся, будто эпилептик в первую секунду приступа.

Открыв глаза, он увидел перед собой испуганное лицо Полианны, которую держал за горло. Ее смятая постель промокла от пота, лицо – все в царапинах, на горле остались отметины, которые вполне могли превратиться в синяки. Она продолжала слабо бить его кулаком.

Бенджамин судорожно отдернул руки.

– О господи, – пробормотал он. – Господи Исусе!

Выскользнув из постели, он немного постоял над Полианной. Дрожь не проходила. Холодный пот стекал по телу. Он схватил халат, но тот нисколько его не согрел.

– Полли, милая… Полли… Прости меня. С тобой все в порядке? Мне снился кошмар… хуже чем когда-либо. На этот раз он меня поймал. Прости. Я думал, что дерусь с ним. С тобой все в порядке? Тебе что-нибудь нужно? – Он никак не мог остановиться.

Сердце отчаянно колотилось. Страх не уходил. Казалось, сейчас в комнату шагнет Человек-без-Лица.

– Воды, – кивнув, прохрипела Полианна.

Пройдя в ванную, он нашел стакан и лишь с третьей попытки наполнил его наполовину.

Полианна приподнялась на постели, потирая горло рукой и боязливо глядя на Бенджамина. Она взяла стакан.

– Тебе нужна помощь, – прошептала она. – Нет! Не приближайся.

– Это только сон… Я бегу по улицам, зову на помощь, а надо мной все смеются… А он все ближе… На этот раз он меня поймал. Полли, я не знаю, что это значит. Мне страшно. Милая, не бойся, прошу тебя. Со мной уже все в порядке. Я не хотел сделать тебе больно. Я думал, что дерусь с ним.

Полианна расслабилась, но не до конца. Каждый раз, когда он придвигался к ней, пытаясь найти утешение в ее близости и тепле, она тут же отстранялась.

– Полли, прошу тебя…

Дверь открылась.

В Железной крепости была ночь. В тусклом свете из коридора виднелся лишь мужской силуэт с широко расставленными ногами и скрещенными на груди руками. От него исходила неприкрытая злоба.

– Шлюха! – взвизгнул Люцифер голосом на октаву выше обычного. – Поганая шлюха! С моим собственным чертовым братцем!

Он ворвался в комнату. Прикроватная лампа осветила его лицо – лицо убийцы. Схватив Полианну за руку, он рывком поставил ее на ноги и ударил в живот. Она согнулась пополам, и он врезал ей в подбородок. Бенджамин застонал, услышав треск. Ему показалось, что Люцифер сломал ей челюсть.