– Повезло – вставила Малая.

Марта грозно взглянула на девочку, но Малая сделала гримасу, сообщающую, что остается при своем мнении.

Варвара Йосифовна переглядывания девочек не заметила и продолжила:

– Я завтра, девчушечки, рано встану, управлюсь, молоко возьму и в город отправлюсь. А вы, как проснетесь, позавтракайте, а как домой соберетесь, хату мою закройте – ключик под коврик на крылечке спрячьте. Хорошо?

– Конечно, Варвара Йосифовна, – ответила Марта – и спасибо вам за гостеприимство. За приют.

– Не за что. Смешная ты, Маруся, благодарит она еще. Что я зверь какой, на улице вас в ночь отставить? Детей таких.

Бабушка улыбнулась, и все ее морщинки на лице сложились так, что было понятно – это самая добрая женщина на всем белом свете. Жизнь она прожила с доброй душой, милыми мыслями и счастливым прошлым.

Марта улыбнулась доброй спасительнице.

Малая грустно смотрела на Варвару Йосифовну и ее мучила зависть, черная жгучая зависть. Она ужасно завидовала внучке Леночке. Той, которая приезжает к бабушке и говорит на непонятном для нее языке – классно, вау. Той, которая не помогает бабушке по хозяйству. Но в первую очередь, она завидовала Леночке за то, что у нее есть такая хорошая, добрая бабушка. А у Малой нет. У нее вообще нет бабушки, ни доброй, ни злой. А если бы была, то Малая бы не сидела с книжками, а была бы всегда – всегда со своей бабушкой, даже корову бы перестала бояться и научилась бы ее доить. И ужин бы всегда – всегда готовила, чтоб бабушку свою радовать. А бабушка ее ходила бы к своим подружкам-старушкам и говорила: «Вот у меня внучка какая хорошая есть, любименькая моя, славненькая. И Кузька ее любит».

Малая тяжело вздохнула, Варвара Йосифовна расценила это по-своему:

– Спать хочешь? Устала уже, внученька?

– Да – жестким голосом соврала Малая – пойду я уже.

Она вышла из-за стола и ушла в комнату внучки Леночки.

– Варвара Йосифовна, а как же ключ? На таком видном месте – под ковриком – оставлять?

– А кому он нужен? Да, и все знают, что ценностей у меня отродясь не было. Кому ценности нужны, те в хоромы лезут. Там золото – брильянты и охрана к ним. А ко мне нечего лезть. А вообще у нас деревня спокойная, без криминала. Это же тебе не город. Это там будь осторожен. А тут чего? Все хорошо. Да и Кузька мой никого во двор не пустит.

– Не похож Кузька на сторожевую собаку.

– Ха-ха-ха. Ты только ему об этом не говори. Он у меня молодец. При случае чего, такой лай на всю деревню поднимет, что вся округа сбежится. Незадачливому вору не поздоровится. Мало того, что нечего у меня брать, так еще и побьют и покусают.

Марта настояла на том, чтоб Варвара Йосифовна пошла отдыхать, потому что ей рано вставать, а сама помыла посуду, прибралась на кухне. Решив, что сегодня уже точно не попадет в полицию и ничего не узнает про Анюту. Во-первых, ей было неприятно признаваться Варваре Йосифовне, что обманула ее, а это неизбежно, если начать расспрашивать о полиции. Она забралась на кровать. Малая еще не спала, но молчала и делала вид, что спит.

– Ты чего не спишь? – шепотом спросила Марта.

Малая отвернулась к стене и грубо ответила:

– Не спится.

– А то, что ты домой ночью не вернулась, родители как отреагируют?

– Никак.

– Будут переживать.

– Не будут.

– Искать начнут.

– Мгу.

– В полицию обратятся.

– Мгу.

– В больницу.

– Ага.

– Или они знают, где ты?

– Не знают.

– Моя мама бы переживала, если бы не знала, где я и что со мной.

– А чего не переживает?

– Она умерла несколько лет назад.

Малая повернулась к Марте и с интересом спросила:

– Интернатовская что ли?

– Нет. Я уже взрослая была. Мне семнадцать было, потом за мной присматривал сосед дед Петя. Хороший такой был. Любил меня как родную. И я его очень любила.

– Повезло тебе – зло ответила Малая.

– А ты чего злишься?

– Отстань, я спать хочу.

Она опять отвернулась к стене и плотнее закуталась в плед.

– Я завтра в полицию пойду – зачем-то сообщила Марта.

– Это уж без меня.

– Да. Я сама. Тебя домой провожу и пойду.

– Как хочешь.

Марта закрыла глаза, поудобнее легла, поскрипев при этом диваном и позвала:

– Малая.

– Что? – недовольно спросила девочка.

– Спокойной ночи.

Малая глубоко и устало, как-то даже не по-детски вздохнула и ответила:

– Спокойной ночи.

– Пусть тебе приснятся хорошие сны – пожелала Марта.

На это Малая ничего не ответила, только расплакалась, не по-детски, по-взрослому расплакалась, без всхлипов и завываний, просто слезы. Крупные, долгие, соленые слезы потекли у нее из глаз. И она только думала, хоть бы Марта не заметила, что она плачет.

Но Марта уже спала, она только успела подумать про сержанта Ивкина и заснула, чуть вздрагивая и постанывая.

***

Бабушка Лена всегда ругала мать Ани и говорила про нее: глупа та птица, что гнездо свое оставила. Оказывается Аня такая же, как мать. Такая же глупая курица. Глупая перепуганная, безмозглая перелетная курица. Почему смысл бабушкиных слов дошел к ней только сейчас, в эту черную минуту времени. Почему десять дней назад она об этом не подумала? Подумала бы вовремя, и решала бы не ехать, не искать лучшие места для жизни, лучшую работу. Лучше бы дома сидела. Чтобы сейчас с ней не произошло, но дома все же лучше. А произойдет с ней не что иное, а самое плохое – это она знает наверняка.

Аня испуганно забралась с ногами на кровать, ей было холодно, ее знобило и трясло. Ей хотелось забраться под одеяло, спрятаться под него, закутаться с головой и не высовываться. Но ее пугало это чужое одеяло, пугала эта комната в жгучем красном цвете, именно этот цвет, по ее мнению, должен быть в комнатах для любовных утех всяких извращенцев. Нужно как страусу спрятаться под одеяло, не важно, что с другой стороны одеяла ее видно, лишь бы, не видеть эту комнату.

Она прекрасно осознавала, что попала в публичный дом. Она осмотрелась. В комнате ничего лишнего и уютного, только кровать, небольшой стол, два стула и балдахины. На каждой стене с потолка свисали балдахины ярко красного цвета. Ужасно. Все ужасно и страшно. Ужасные балдахины, ужасная кровать. Ее пугала кровать, на которой она сейчас сидела и пыталась унять дрожь, и все думая, можно ли спрятаться под одеяло? Наверное, можно. Теперь-то понятно, что кровать будет принадлежать ей.

Аня скрутилась, обняла свои ноги и задрожала еще сильнее.

Какой кошмар ей пришлось пережить.

Эта страшная погоня. Ее кидало на заднем сидении джипа, она даже несколько раз стукнулась головой о стекло, но надежда, что полиция их догонит, остановит, притупила боль. Она сильно надеялась на полицию, на их скорость, даже стрельбу. Ее не пугали выстрелы, она молилась, чтоб джип босса догнали и арестовали. Молилась, чтоб джип босса расстреляли до сквозных дыр, чтоб попали в колеса, лишь бы он не ехал, лишь бы он не скрылся от полиции.

Когда Костя выстрелил в полицейского, который остановил их машину за превышение скорости, Аня поняла, что эти люди ни перед чем не остановятся. И не будет ей никакого спасения, если полиция их не догонит. Она и не догнала.

Какой кошмар ей пришлось пережить.

Или Костя сумасшедший водитель, или двигатель джипа мощнее, чем у других машин, но ему удалось оторваться от погони. Оторвались сначала на трассе, а потом съехали по проселочной дороге вглубь леса и там переждали до темноты. Там, в лесу, Аня поняла всю картину ужасного своего положения. Все. Спасения не будет. Погони нет. Костя кричал во все горло и прыгал перед машиной. Он ликовал от радости и снимал напряжение одновременно. Кричал, что сегодня его день, что он победитель и, что он экстримал. Босс в это время кричал в салоне на Аню и даже ударил ее за то, что она выпихнула Марту из машины. За это, он обещал ей устроить невыносимую жизнь. За это он обещал ей устроить работу за двоих. Утверждал, что она сама виновата, так бы работали вдвоем, а теперь ей придется все делать самой. За себя и Марту.