А этот мою воду хлебать принялся. Нет чтобы сначала о больном позаботиться…
– Пить, – прохрипел и вдобавок ещё и показал глазами на плошку в мохнатой лапе.
На удивление меня поняли и, что ещё более удивительно, послушались. Чашка немедленно была поднесена к моему рту, а вот дальше стало тяжко. Самому-то мне не привстать, даже голову не приподнять, поэтому даже попыток подобных не делал. Да и мой поилец ничего подобного от меня не ожидал, а просто наклонил плошку над ртом.
Думаете, я обрадовался? Напишу, что начал с упоением и вожделением глотать драгоценную влагу? Как бы не так! Проклятая вода водопадом хлынула в моё ссохшееся горло, быстро заполнила рот – даже проглотить не успел, как она потекла на подбородок, щёки, хлынула в нос, залила глаза и куда-то там протекла ещё.
Холодный поток всё не прекращался, а глотать было тяжко. Больно было глотать. И дышать уже стало невозможно! Поэтому я сразу же поперхнулся, подавился, захлебнулся и закашлялся. А кашлять-то тоже очень больно! Всё в спину отдаёт! Да и вода изо рта вылетела в воздух. И из носа тоже. Вместе с соплями.
Да что ж мне с водой в этом тельце так не везёт!
Думаете, мой кашель вынудил остановить издевательскую процедуру поения? Как бы не так! Проклятая вода так и продолжала водопадом падать в мой рот. Что же там за плошка такая? И не отвернуться же – ни сил нет, ни возможности! Словно к месту привязан. Да ведь и точно привязан! И голову в сторону не убрать, не отодвинуть! Держит меня за волосы этот садист, не даёт отвернуться! Поэтому снова закашлялся, захрипел.
На секунду поток воды сверху прервался. Я даже успел услышать и сообразить, что это маленькая девчушка решила за меня вступиться и набросилась на садиста. Только что она могла сделать против такого здоровяка? Тот только ногой шевельнул, и девчушка отлетела в сторону. До моих ушей глухой удар маленького тельца о стену донёсся. Вот гад! Я аж захрипел от злобного бессилия. Погано ощущать себя полным никчёмой. Да ещё привязанным к лежанке. От этого чувство бессилия только в разы увеличивается. И ещё очень стыдно за такую свою слабость…
Гнев ударил в голову, в груди стало жарко-жарко, словно туда раскалённый уголёк положили. Огонь уже готов был выплеснуться наружу, но тут в очередной раз входная дверь распахнулась.
– Мохнатый, ты совсем нюх потерял? Будешь издеваться над мальчонкой, я на тебя проклятье живота напущу! Из кустов не вылезешь! – спас меня от жестокой экзекуции явно женский голос. Суровый причём голос, действительно возмущённый творящимся здесь издевательством.
Словно по волшебству поток воды тут же прекратился. И только сейчас я сообразил, что можно же было просто закрыть свою пастишку! О-о, жалкий глупец… Зато и в этом издевательстве есть свой положительный момент – можно считать, что хоть как-то напился! Это как раз тот вариант, когда много минусов при сложении дают плюс. Мой вариант…
– Так весело же! Смешно смотреть, как он давится! – отвернулась куда-то в сторону эта мохнатая рожа. – А из носа сопли во все стороны летят!
– Смешно ему! Мальчонка и так еле выжил! А если бы он от твоего веселья помер? Что бы с тобой хозяин сделал после такой порчи своего имущества?
– Так не помер же? Значит и дальше не помрёт, – пробурчал явно недовольный полученной выволочкой зверолюд. И на всякий случай, это было явно видно, отодвинулся от моей лежанки на пару шагов в сторону.
– Помрёт или не помрёт, это не нам с тобой решать! – отрубила женщина и наконец-то подошла ближе.
По крайней мере, одно я сразу сумел заметить краем глаза, что женщина эта довольно-таки приятная во всех отношениях дама. И на лицо симпатичная, и грудь у неё такая… Сильно выдающаяся… Тоже очень и очень приятная на взгляд и уж точно на ощупь! Наверное. Впрочем, последнее качество мне пока не проверить, в силу моего теперешнего возраста…
– Удивил ты всех, – склонилась вошедшая надо мной. Колыхнулись прямо перед глазами чаши шикарных грудей, натянули крепкую полотняную ткань платья. Ещё немного и совсем наружу высвободятся. Не выдержал, зажмурился от такого зрелища – слишком уж воображение разыгралось. Вот это испытание…
С удовольствием втянул в себя запахи свежести, знойного горячего солнца и полевых трав. Это же совершенно другое дело! А то уже надоело псиной от некоторых дышать.
А женщина прикоснулась ладошкой ко лбу, удивилась. – И в чём только душа держится? Никто не ожидал, что сможешь после всего выжить.
– Эх! Да если бы о таком заранее знать, то я бы на этого дохляка поставил! – пожаловался мохнатый женщине и сразу же развернулся ко мне мордой. – Так что проигранное тебе придётся вернуть!
Это ещё что за новости! А морда у тебя не треснет, страшный?
Зверолюд рыкнул, подобрался и уже собрался было на меня наброситься. Женщина ещё раз осадила мохнатого:
– Ты это чего удумал? Кому говорю? Ступай отсюда! И проигрыш свой не вздумай на мальчонку повесить! Прокляну! Он отныне под моим присмотром будет!
– Смотри, знахарка, ты же не сможешь его всё время под своей юбкой прятать! – оскалился в ответ мохнатый. И слюна с клыков закапала.
– Да ты никак рехнулся совсем? – шагнула вперёд знахарка. Вскинула руку, и я замер, увидев загоревшийся в сумраке помещения голубой огонь на её пальцах. Пламя затрепетало, наклонилось, потянулось к зверолюду. – Ты кому грозить удумал, морда лохматая? Всё, вот сейчас ты точно нарвался! Силой своей заклинаю…
– Постой, постой! Не горячись, – заторопился мохнатый, замахал руками. Или лапами? Да нет, точно не лапами, ведь я у него нормальные такие пальцы видел. С когтями, правда.
А зверолюд попятился к выходу и на удивление ловко для такой огромной туши юркнул на улицу. И дверкой хлопнул. И уже из-за двери глухо донеслось. – Подумаешь, уже и пошутить нельзя!
– Иди-иди, шутник. А то ведь и я пошутить захочу! Так пошучу, что волком взвоешь!
Бормотание за дверью стало удаляться, да оно и так уже было совершенно неразборчивым. По крайней мере для меня точно.
– А ты в следующий раз думай, что и кому можно говорить! Так и до вечера не доживёшь. И все мои труды псу под хвост пойдут!
– Я что? Вслух это сказал! – непритворно удивился. – Я же только подумал…
– Подумал он, – пробурчала знахарка. – Вслух ты подумал. Смертник. Ну а сейчас куда смотришь?
Тут только осознал, что неосознанно пялюсь на шикарную грудь спасительницы. Ну а кто бы на моём месте на неё не пялился? Тем более и одёжка там с таким вырезом… Половину аппетитного содержимого точно на всеобщее обозрение выставляет! Млять! Возраст же у меня не тот! И я скосил глаза в сторону стенки, той самой, куда девчушку этот зверь отбросил. Или об которую. Мягкий «шмяк» же я ясно слышал? Да так скосил, что они у меня даже заболели от чрезмерного усилия. Головой-то особо не повернуть.
– А это ещё кто там разлёгся? – удивилась моя спасительница. – Ну с этим я чуть попозже разберусь, сначала с тобой закончу. Ну-ка… Замри и на меня смотри, – придвинула табуретку знахарка и уселась рядышком с лежанкой. Протянула руку, повела ладонью над моим лицом, над грудью и животом. Словно мураши по коже забегали, кусать принялись. Щекотно. Даже поёжился. А женщина хмыкнула и повторила своё движение. Только уже в другую сторону, снизу вверх. Теперь-то, вблизи, я точно видел, что это женщина в возрасте, а не молодуха, как мне сначала показалось из-за голоса.
Мурашки на коже пропали, переместились куда-то вглубь живота, ухватились когтистыми лапками за желудок, кольнули сердце, закопошились в груди, скользнули в голову. Да ну вас! И я постарался прогнать их прочь. Все вон!
Знахарка ещё раз хмыкнула, улыбнулась довольно. А я не нашёл ничего лучше, как выпалить:
– А что это за голубой огонёк у вас на руке был? – спохватился, прикусил язык, да вопрос уже вылетел, обратно в глотку не запихаешь. Ой, права избитая истина, язык мой враг мой!
– Какой огонёк?
– Ну-у, – замялся, соображая, как лучше рассказать о том, что успел увидеть. Теперь-то уж что молчать? Лучше выведать побольше. Глядишь и толк какой-нибудь будет. Мне теперь нужно информацию отовсюду собирать. – Голубенькое такое пламя на кончиках пальцев.
