Шпрендик побагровел. Он достал из стола какой-то приборчик, поводил пальцем по экрану, вздохнул и, явно придя в норму, продолжил:
– О вас я не знал. Теперь я… Сказать, что растерян, это будет неполно. Вы знакомы со статистикой процедуры стабилизации теломеров?
– Поверхностно. Меньше десяти процентов успеха, вроде бы.
– Точнее восемь. Когда она проводила опытную процедуру на вас, вероятность успеха была мизерной.
– Откуда вы узнали?
– Сопоставил факты. Дело в том, что все, кто знал её до ухода, или умерли, или пребывают в состоянии маразма, или подвергались имплантированию. Я заинтересовался, где вы могли с ней пересекаться. В открытых базах данных информации не нашлось. Поисковик выдал ваше с ней пересечение на основе медицинских баз ДНК. – "Интересно, что за базы ДНК?" – Тогда я воспользовался ключом доступа к её личному архиву. Право распоряжаться им – часть контракта корпорации – наступает через полгода после смерти или через полтора комы. Там я нашёл описание её первых экспериментов и узнал, что вы – первый пациент, испытавший стабилизацию теломеров.
Он замолчал надолго, явно волнуясь. Собственно, с чего он решил, что она – именно та… В смысле, что она моя… Или, что я её?.. Как это сформулировать? Силясь понять, что я хочу понять, я развалился в кресле и стал водить взглядом по стенам.
Путанная идиотка. Если это она, то именно такая, какой я её знал. Смешать в кучу интеллект и эмоции, заставить корпорацию плясать под свою дудку, а неопытного мальчика – сколько тогда было Шпрендику? – сделать своим рабом, не удосужившись дать ему хоть каплю информации.
Прямо за спиной Карола на стене висела большая фотография, на которой красовался сам Шпендрик – улыбающийся, с грамотой в руках. Его за плечи обнимала красивая женщина в дорогущем строгом костюме. С короткой стрижкой под мальчика. Я бы не узнал её, если бы не характерная особенность – она смотрела на Карола снизу вверх так, что казалось, это она выше его на две головы, а не наоборот. Нда. Я и не сомневался.
Как можно с таким интеллектом быть такой дурой? Так легко превратить в цирк не только свою жизнь, но и жизни близких людей. Курица. Только я так мог её назвать по праву более умного. Она бесилась, но потом изображала покорную девственницу и делала по-моему. Циркачка.
Хотя, не я ли заставлял её такой быть? Её трясло, когда я был рядом, она теряла контроль над собой. Конечно, я этим пользовался. Это она была умнее. Или, скорее, лучше образована. Три запредельно сложных образования. Выбранных под моим влиянием. Потрясающая сила воли. Отказалась от наркотиков. Из-за угрозы расстаться со мной. Чтобы заставить её жить после попытки суицида, оказалось, нужно было просто уехать с ней на неделю в Торсхавн и пообещать делать это каждый год. Я давно не думал на эту тему. Она всегда пыталась освободиться от контроля других, тех, кто глупее, примитивнее. Может, она сбежала от меня?
Мой взгляд остановился на маленькой фоторамке. Карол одержим, как и все, кто был с ней близок. Рамка меняла изображения, почти на всех была она – Миа Каро. Последнее всплывшее фото – она, уже с короткими волосами, и два очаровательных близнеца: девочка с нервным взглядом и задумчивый мальчик. Оба светленькие. Я не знал.
Гуановое небо
Паук клацнул жвалами и завращал тремя глазами, остальные обшаривали взглядом стены. Бедный безобидный арахнид. Не ты тут самая страшная тварь.
– Ты такой милый, как ты ещё меня терпишь!
Меня часто посещали такие воспоминания. Раньше. Последние лет двадцать – нет.
– На самом деле, это ты – моя Лапочка.
– Я ужасная.
– Брось, ты просто не знакома с моими внутренними демонами.
– Познакомь.
– Никогда.
Она и так с ними знакома. Но не смогла различить их истинный лик под красивыми масками. И это не они мной рулят. Я слишком хорошо их знаю, чтобы позволить управлять собой.
– Я видела твои фото с той блондинкой.
Опять начинается.
– Это работа.
– Она так на тебя смотрит…
– На меня многие так смотрят.
Действительно.
– Действительно. Суки.
– Не обижай бедную девочку, я даже не переспал с ней, – в этот раз я сказал правду.
– Она ближе, значит, добьётся своего.
– Сомневаюсь, именно к ней я равнодушен, – враньё.
– Можешь успокоиться, девяносто процентов моего мозга заняты тобой, – правда.
– Врёшь.
– Курица безмозглая.
– Не смей!..
Я затыкаю её поцелуем. Она брыкается. Я обездвиживаю её и немного отстраняюсь.
– Я же простил тебе того.
– Это было до тебя.
– Мы уже были знакомы.
– Я думала, это любовь.
– Мне похрену, ты думала о ком-то, кроме меня.
– Ты же не ревнуешь.
– Неправда.
Неправда. То, что неправда. Мне плевать, с кем она спит. Если я войду не вовремя, то просто выкину его на улицу и продолжу с того места, на котором их прервал.
Опутать. Ответить аргументом на вопрос, враньём на правду, эмоцией на мысль. Дёрнуть за ниточку. Отправить её в тот город, где мне удобно бывать часто, мотивируя её кучей значимых причин, на которые мне глубоко насрать. Устранить конкурентов, делая вид, что понимаю её лучше других. Мио Каро – ты дура, если веришь мне. Но ты будешь последней курицей, если мне не поверишь. Потому что тебе со мной лучше. Потому что ты жива, хотя могла сдохнуть много раз.
Ниточки тянутся ко мне. Я провожу руками, и узоры на стенке перевёрнутой чашки начинают распутываться, похоже на то, как распускается свитер. Паук недоверчиво оглядывается по сторонам и тоже распускается. На стенках – там, где были узоры – образуются разрывы в ткани бытия, через них сочится оранжевый свет.
Продолжая мотать клубок из узоров, я приникаю к разрыву и наблюдаю, как девочка с нервным лицом тянется к чашке и переворачивает со словами:
– Беги, паучок, ты не виноват, что я тебя боюсь.
Твоё спасение в твоих руках, Миа Каро, нельзя быть такой мудрой в таком нежном возрасте. Может, я переоценил возможности своей паутины.
В поле моего зрения врывается красивая женщина с измождённым лицом шизофренички. Она бьёт девочку ладонью наотмашь по лицу, отчего та падает со стула.
– Мерзкая дрянь! Ты почему отказалась играть с Ульяной?!