Такова женская натура! Даже в загробном мире они не забывают о своей внешности. И столкнувшись носом к носу с ужасным монстром, не позабудет припудрить носик, чтобы понравиться ему. И конечно же, понравятся. Кто же устоит перед их чарами?

Подняв руку над головой, Вергилий поприветствовал нас. Так, наверно, приветствовали цезарей выходящие на арену амфитеатра гладиаторы: «Ave, caezar! Morituri te salutant!» Он поднимался в белоснежной тоге с красной каймой и махал им.

– Что это он сейчас сказал? – спросил Васька. – Что-то я не совсем дослышал его слова.

– Это он на латыни. Латинский язык – это язык древних римлян. А Вергилий – римлянин.

– Так переведи! А то ишь какой нашелся! Сам, значит, понимает, а на друзей ему наплевать.

Никакой латыни я, конечно, не знал. Но по ситуации было понятно. И тем более я боялся уронить себя в глазах Леночки.

– Вергилий сказал: «Здравствуйте, друзья! Добро пожаловать в царство мертвых!» Он проводник по Аиду. Однажды он провел по всем кругам другого великого поэта.

Но Васька не слушал меня. Да и на кой ему нужны великие поэты, вместе взятые? Повернувшись к реке, он заорал:

– Дед! Ты чего? Берега попутал? Фьють! Греби назад! Я кому сказал? Глухой что ли?

Харон отплывал от берега. Он неторопливо орудовал длинным тяжелым веслом, опуская его то с одного борта, то с другого.

– А как-назад-то? – удивился Васька. – Я, конечно, отличный пловец. Но что-то в эту речку…

К нашему удивлению Вергилий заговорил по-русски без всякого акцента. Впрочем, круг его общения здесь очень широк. Так что я не удивился его знанию языка.

– Харон перевозит только на этот берег. На тот берег он всегда возвращается пустым.

– А назад как же? – закричал Васька. – Не знаю, как вы, а я на это не подписывался.

Вергилий пожал плечами и грустно улыбнулся. Такую улыбку называют тихой. И она означает сожаление.

– Во! Кажется, у нас уже начинаются проблемы, – прощебетала Леночка, подкрашивая губки. – Умные люди избегают проблем, а дураки их находят на свою голову.

Если мы вернемся назад, я обязательно сделаю ей официальное предложение. До совершеннолетия нам остается ждать еще несколько лет, так что у Леночки будет время обдумать все pro и contra. Оказывается, я всё-таки недооценивал себя: латынь мне немножко знакома. Надо как-то поделиться этим открытием с Леночкой.

– Что же, друзья, – сказал Вергилий. – Начнем наше путешествие с самых низших кругов ада. И будем подыматься всё выше и выше, пока не дойдем до самой вершины.

Васька выставил ногу вперед и приложил руку к груди. Постояв так некоторое время, он кивнул.

– Кстати, Басилевс! А то они никак не могут привыкнуть к моему настоящему имени. Продолжают называть меня кошачьей кличкой. Но вы, как человек интеллигентный, надеюсь, не будете так делать. Басилевс, к вашему сведению, означает «царь».

Леночка презрительно фыркнула. Я был искренне рад, что ей не нравится Васькино бахвальство.

– Так вот… Сперва я хотел бы уточнить. Сможем ли мы после этой, так сказать, экскурсии вернуться в родные пеналы, в смысле домой? Вы, как интеллигентный человек, понимаете меня?

– Друзья! В царство Аида широко распахнуты двери, а вот назад – увы! – вы не найдете даже маленькой щелочке. Уж так устроено мироздание. И нам остается только смириться с этим. Вы должны были знать, на что идете, когда решили предпринять это путешествие.

– Уважаемый Вергилий! – сказал я. – Но ведь было исключение из этого правила. Одиссей, например. Или Данте, с которым вы уже непосредственно экскурсировали по кругам ада. Он без всяких проблем вернулся после этого в свою родную Италию и описал путешествие.

– Ну…Что я могу вам сказать на это? Аргумент, конечно, весомый и заслуживающий уважения. Ну…

– Каральки гну! – зло выкрикнул Васька. – Что ты ходишь вокруг да около! На прямой вопрос надо прямо и отвечать! Так поступают настоящие мужчины. Или вы не имеете чести к ним принадлжать?

– Своими далекими предками они имеют богов Олимпа, поэтому для них было сделано исключение. Божественное вмешательство помогло им вернуться назад. Я же такими полномочиями не обладаю.

– Надо было и нам, прежде чем отправляться сюда, поинтересоваться нашими предками, – сказал я. – Может быть, и у нас тоже в предках числятся какие-нибудь боги. Ведь олимпийские боги, насколько нам известно из мифологии, имели многочисленное потомство на земле.

– Вперед, друзья! Оставьте страхи и опасения. Проблему надо решать, когда она возникнет.

Вергилий широко улыбнулся. На этот раз улыбка выражала радость. Его можно понять.

– Возьмемся за руки, друзья, чтоб побродить по преисподней! – перефразировал я слова известной песни. Хотя вряд ли оригинал знаком Вергилию, поэтому мой юмор он не оценит.

– Можно я вас здесь подожду? – спросил Васька. – Темницы рухнут. И свобода вас примет радостно у входа.

– Молодой человек! Поднимите голову! – сказал Вергилий. – Да! Да! Я к вам обращаюсь.

– Зачем это? – удивился Васька. – Чего мне нос задирать? Я скромный юноша. Даже застенчивый.

– Видите надпись над этой аркой? – показал Вергилий. – Да! Вот эту самую, на которую вы глядите.

– Я как-то в английском несилен, – пробормотал Васька. – Да и зачем вообще всякие инглиши.

– Вообще-то это на латыни. И написано здесь: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» – торжественно продекламировал Вергилий. – Прощайтесь со всякими иллюзиями!

– Вы не оставляете нам выбора! – буркнул Васька. – У меня условие! Возьму за руку Леночку. Рядом с ней как-то приятней пребывать в преисподней. И я смогу ее защитить.

Мы взялись за руки и шагнули. Васька держал Леночку. Я – Вергилия. Или наоборот.

– Ёксель-моксель! – успел воскликнуть Васька. Но без всякого восхищения. – Ничего себе!

Леночка завизжала. Мы полетели в пропасть. Но Вергилий же знает, что делает. Значит, так надо!

Если вы когда-нибудь прыгали с парашютом, вы поймете наши ощущения. Хотя честно, никто из нас с парашютом не прыгал, включая и нашего проводника. Но это неважно. Одно лишь утешало, что мы летели в кромешной тьме и не видели, что нас ожидает внизу, куда нам предстояло приземлиться, а может быть, разбиться. Всё-таки парашютов у нас не было. Неизвестность дарит всегда хоть какую-нибудь надежду, наш компас земной. Да и опять же Вергилий с нами. Уж он точно не один раз проделывал это.

– Что-то прохладно становится! – прошипел Васька. – Я бы даже сказал, что холодно. Не! Ну, мы так не договаривались, если что. Это уже беспредел! У меня зуб на зуб не попадает!

Действительно, становилось всё холодней и холодней, а на нас не было ни тулупов, ни другой теплой одежды. Откуда мы могли знать, что в аду может быть адский холод. Как говорится, если бы знал, то соломки бы постелил. Меня била дрожь.

– Я всегда предполагал, что в аду адская жара, – пробормотал я, выбивая дробь зубами. – О! сколько нам открытий страшных…Готовит этот наш побег! Что-то он мне не нравится!

– И адская жара будет, – успокоил Вергилий. – Но всё начинается с адского холода. Придется немного потерпеть. Тем более, что это не смертельно, уверяю вас! Ну, честное слово! Тем более вы из России, которую в мои времена называли Скифией.

– Дяденька! Мы на это не подписывались! Нам такой холодрыги и даром не нужно! Вы что решили приготовить из нас свежемороженых человечков с последующим употреблением?

Это уже Васька. У него не зубная дробь, а настоящий зубной грохот. Настоящий ударник! Причем это было не хаотическое стучание, а всё складывалось в какую-то мелодию.

– Я лучше соглашусь поджариться на сковородке, чем превратиться в ледяной столб. Всё-таки жара холода послаще будет. Можно хоть веерочком обмахнуться. Не надо холода! Мы против холода! Мы не хотим холода! Мы ненавидим холод! Долой холод!

– А вы бы, мальчики, не могли, как настоящие джентльмены, накинуть на хрупкие девичьи плечи свои пиджачки? Хотя я сомневаюсь, что стоит ожидать встречу с джентльменами в аду. – проворковала Леночка, прислонясь то ко мне, то к Ваське. – Но, как уже тут говорилось, надежда умирает последней. Так, благородные рыцари?