– Прятаться бессмысленно, мистер Рэндалл. Все равно мы вас видим, так что напрасная трата времени.
Рэндалл открыл глаза.
– Что вы тут придумали? – спросил он с яростью в голосе. – Где я? Зачем вы меня сюда притащили? Что тут происходит?
Заседание возглавлял сидевший напротив Рэндалла человек весьма внушительной внешности. Его высокий – не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров – рост дополнялся широкими плечами и крепким телосложением. Толстый слой жира обильно облегал этот огромный костяк. Однако кисти рук его были тонкими, изящными и великолепно ухоженными, а черты лица, и так не очень крупные, казались еще миниатюрнее в обрамлении жирных щек и многочисленных складок на шее. Маленькие глазки весело щурились, рот непрестанно складывался в улыбку. Кроме того, он обладал забавной привычкой выпячивать плотно сложенные губы.
– Не все сразу, не все сразу, мистер Рэндалл, – весело ответил председательствующий. – На один ваш вопрос могу ответить: это тринадцатый этаж здания «Акме», да вы же помните.
Он слегка хохотнул, словно при понятной им обоим шутке.
– Что здесь происходит? Здесь происходит собрание совета управляющих фирмы «Детеридж и компания», а я ваш, сэр, покорный слуга, – тут он сумел, оставаясь сидеть и несмотря на огромное свое брюхо, изобразить нечто вроде поклона, – возглавляю этот совет и ношу имя Р. Джефферсон Стоулз.
– Но…
– Пожалуйста, мистер Рэндалл. Сперва я должен представить вам всех присутствующих. Направо от меня мистер Таунсенд.
– Рад познакомиться, мистер Рэндалл.
– Рад познакомиться, – автоматически ответил Рэндалл. – Послушайте, все это заходит слишком…
– Затем мистер Грэйвзби, мистер Уэллс, мистер Йокам, мистер Прентан, мистер Джоунс. С мистером Фиппсом вы уже знакомы, он наш секретарь. Далее сидят мистер Райфснайдер и мистер Снайдер – они не состоят в родстве. Последние – мистер Паркер и мистер Круз. Должен с сожалением сообщить вам, что мистер Потифар не смог сегодня явиться на собрание, однако кворум у нас есть.
Рэндалл еще раз попробовал встать, однако крышка стола оказалась прямо-таки невероятно скользкой.
– А мне по фигу, – с ненавистью сказал он, – кворум у вас тут или бандитская разборка. Отпустите меня.
– Ну, ну, мистер Рэндалл. Неужели вы не хотите получить ответы на свои вопросы?
– Не настолько. Да какого черта, дайте мне…
– Однако на эти вопросы необходимо ответить. Совершенно необходимо. Это – деловое совещание, а обсуждаемой деловой проблемой являетесь именно вы.
– Я?
– Да, вы. Вы представляете собой, как бы это выразиться, не очень значительный раздел повестки дня, однако и по этому разделу нужна полная ясность. Нам не нравится ваша деятельность, мистер Рэндалл. Вы должны ее прекратить.
Прежде чем Рэндалл успел ответить, Стоулз остановил его жестом руки.
– Не нужно никакой поспешности, мистер Рэндалл. Выслушайте меня. Я совсем не имел в виду всю вашу деятельность. Нам совершенно безразлично, сколько блондинок вы подсунете в гостиничные номера для дальнейшего использования в качестве послушных свидетельниц на бракоразводных процессах. В равной степени нас не интересует, ко скольким телефонным линиям вы подключитесь и сколько писем вскроете. Нас занимает одна-единственная часть вашей деятельности. Я имею в виду мистера Хога.
Последнее слово прозвучало как плевок.
Все присутствующие как-то неловко зашевелились, Рэндалл почувствовал это совершенно отчетливо.
– Так что же насчет мистера Хога? – спросил он вызывающе.
Шевеление повторилось. Стоулз больше не улыбался и даже не изображал улыбку.
– Давайте, – сказал он, – начиная с этого момента, употреблять термин «ваш клиент». Все очень просто, мистер Рэндалл. У нас имеются свои планы в отношении мистера… в отношении вашего клиента. Вы должны прекратить всякие с ним отношения – забыть о нем, никогда с ним не встречаться.
Сейчас взгляд Стоулза стал тяжелым, но Рэндалл не дрогнул и не отвел глаз.
– В жизни своей не динамил клиентов и впредь не собираюсь. Да я скорее в аду вас увижу.
– Готов согласиться, – выпятил губы Стоулз, – что не исключена и такая возможность, однако вряд ли вам или мне хочется рассматривать ее иначе, чем излишне живописную метафору. Попробуем быть разумными. Ведь вы, насколько мне известно, разумный человек, а я и мои собратья – тоже существа разумные. Поэтому я не стану пытаться вас уговорить, подкупить или принудить, я просто расскажу вам некую историю, из которой вы сами все поймете.
– Я не хочу слушать никаких историй. Я ухожу.
– Уходите? Сильно сомневаюсь. И вы будете слушать!
Стоулз ткнул пальцем в сторону Рэндалла. Рэндалл попробовал что-нибудь ответить, однако оказалось, что теперь он не может даже этого.
«Это, – подумал сыщик, – самый дурацкий изо всех моих бесштанных снов. Ведь знал же, что не надо наедаться перед сном».
– Вначале, – провозгласил Стоулз, – была Птица.
Неожиданно он закрыл лицо ладонями, все остальные присутствующие сделали то же самое.
Птица. Рэндалл неожиданно увидел, что скрывается за таким простым словом, когда его произносит этот отвратительный толстяк, – не мягкий пушистый цыпленок, а хищная птица, мощная и прожорливая… немигающие глаза, тускловато-серые, как снятое молоко, и пристальные… налитые кровью сережки… но особенно отчетливо он увидел лапы, огромные птичьи лапы, костлявые, когтистые, покрытые желтыми чешуйками и какой-то отвратительной грязью. Ужасные и непристойные…
Стоулз убрал ладони от лица.
– Птица была одинока. Ее огромные крылья мерно взбивали бескрайние глубины пространства, где не на чем было остановить взгляд. Но в Ее глубинах была Сила, и Сила была Жизнью. Птица посмотрела на север, где не было севера, и Она посмотрела на юг, где не было юга. Она посмотрела на восток и запад, вверх и вниз. А затем из ничего и из своей Воли Она свила Гнездо.
Гнездо было широким, глубоким и крепким. В это гнездо Она положила сто яиц. Она сидела в гнезде десять тысяч лет, высиживая яйца и размышляя. Когда время приспело, Она покинула гнездо и повесила вокруг него светильники, дабы птенцы могли видеть. Она смотрела, и Она ждала.
Из каждого яйца вылупились сто Сынов Птицы – общим числом в десять тысяч. Но столь широким и столь глубоким было это гнездо, что места хватило всем, и с избытком, – каждому по царству, и каждый был царь – царь надо всеми существами, которые ползают и плавают, летают и бегают на четырех ногах, над существами, рожденными в щелях и закоулках гнезда, рожденными из тепла и ожидания.
Мудра и жестока была Птица, мудры и жестоки были Сыны Птицы. Два раза по десять тысяч лет они сражались и царствовали, и Птица была довольна. Затем некоторые из них решили, что они столь же мудры и столь же могущественны, как сама Птица. Из ткани гнезда они сотворили тварей, подобных себе самим, и дохнули им в ноздри, дабы иметь своих сыновей, которые станут служить им и сражаться за них. Но сыновья Сынов не были мудрыми, не были сильными и жестокими, а были глупыми, слабыми и мягкотелыми. Птица не была довольна.
Она низринула своих Сынов и позволила, чтобы их сковали глупые и мягкотелые… Перестаньте крутиться, мистер Рэндалл! Я знаю, что это слишком огромно для вашего маленького умишка, однако, вы уж мне поверьте, сейчас вам просто необходимо задуматься над вещами, которые длиннее вашего носа и шире вашего рта.
Глупые и слабые не могли сдержать Сынов Птицы, поэтому Птица поместила среди них, в разных местах, других, более сильных, более умных и более жестоких, дабы хитростью своей, жестокостью своей и обманом они не дали Сынам вырваться на свободу. Потом Птица удалилась, довольная, и стала ждать и смотреть, как разворачивается игра.
Игра идет и сейчас. А посему мы не можем позволить вам общаться с вашим клиентом, равно как и помогать ему каким-либо образом. Теперь вы видите сами, не правда ли?