– Отлично!

Анатолий захлопнул дверь машины, и не дожидаясь пока водитель отъедет, пошёл домой.

– Будет внучатам подарок на Рождество! – тихо шепнула она, последний раз кинув взгляд на дом, где на пятом этаже горел свет, в окнах её маленького островка безопасности и любви.

Впереди ждало отсутствие безопасного убежища, непонимание, и полная неопределённость. Конечно, она тысячу раз соврала Толе, сказав, что поедет к своему брату. Кто её ждал? Брат?

Ох… он уже давно никого не ждал, его вполне устраивала жизнь бобылём в обшарпанном частном секторе, на краю Тюменской области.

– На вокзал? – таксист посмотрел на неё с вопросом.

– А, была-не была, поехали за город! На въезде, со стороны железнодорожного вокзала, есть дачи. Я там выйду.

– В Дзержинец? – уточнил удивлённый мужчина.

– Да, точно. Дзержинец! – Таня улыбнулась водителю и с грустью посмотрела на дорогу.

«По крайней мере», – думала она. – «там есть домики, некоторые даже с печкой. Обустроюсь в одном из них переждать зиму, а весной придумаю что-нибудь».

– Остановите у магазина. – попросила она шофёра. – Забегу за продуктами!

– Угу. – кивнул он, и следующие двадцать минут, пока ехал до дачных участков, откровенно завидовал Татьяне, без умолку говоря, как ей повезло, что они живут в частном секторе… и что это огромное счастье иметь свой собственный дом… и что это так романтично, топить печку и глядя на живой огонь, ужинать при свечах.

Таня думала о своём, сжимая в сумочке купленную в продуктовом, бутылку водки, она мечтала найти заброшенный дом, выпить горячительного успокоительного и забыться до весны, а ещё лучше навсегда.

Расплатившись с таксистом, она вошла в зимние сады, чувствуя себя изгоем этой жизни, а спустя час, блуждания по сугробам и холодным улицам, ей повезло найти более-менее приемлемый домик. Сломав замок, каким-то железным прутом, пройдя внутрь, и убедившись, что он однозначно не жилой, она устало села на стул. Ноги начинали замерзать.

Света не было. Да он и не нужен.

Печка была. Отлично, она нужна!

Дров, естественно, нигде не наблюдалось, но, есть забор! Он деревянный, а значит есть, чем растопить ту самую печь.

Снова выходя на улицу, чтобы отломать несколько штакетин, она уже чувствовала себя не только изгоем, но ещё грабителем, мародёром и разрушителем… но ни о чём не жалела! Ну разве только о спокойной пенсии. Как они ждали этих прекрасных зимних вечером с мужем! Как грезили о новогодней ёлке, о внучатах, рассказывающих стишки Деду Морозу и о сотнях разноцветных гирлянд, развешанных по дому.

Жаль, чти Саша так рано ушёл из жизни, что ж ему не сиделось спокойно, с их милой квартирке, без зимней рыбалки. Да и кто мог подумать, что льдина отколется, что искать его будут почти неделю, что он просто замёрзнет.

Таня остановилась и почувствовав, как слёзы обиды и горечи снова наполнили её глаза, проговорила со злостью:

– Скотина ты всё-таки, порядочная, Александр Иванович! Как ты мог бросить меня вот так по-глупому? Как-совесть-то твоя позволила! Как мне теперь одной, без твоей надёжной руки выживать в этом безумном, безумном мире?

Муж ничего не отвечал.

– Ещё бы ты ответил! Лежишь себе спокойненько, спишь! Не надо тебе думать о печке, о сломанном заборе у чужих людей! О морозах!

Она со злостью выломала пятую штакетину, и почувствовав облегчение, с лёгкостью оторвала ещё несколько штук. Занозы больно впивались ей в кожу, но сильно замершие руки этого уже не ощущали.

Затопив печурку, она пододвинула поближе к ней стол и стул, и глядя на огонь, открыла заветную бутылку водки.

– Не чокаясь! Из горла! – шепнула она и только хотела сделать глоточек побольше, как проснулся её внутренний голос:

– Ты алкоголик. – с пренебрежением сказал он.

– Да! – Таня не смущалась своего поведения.

– Кандидат технических наук! Педагог! Из горла! – голос не собирался сдаваться.

– Да!

– Ночью печка погаснет, и ты проснёшься без пальцев на руках и на ногах!

– С чего бы это?

– С того что домик полулетний! Тепло из него выдует за час, полтора. Ты же не гуманитарий! Ты же техник! Должна понимать устройство домов и теплотехнику.

– А кому нужны мои пальцы? Мне-то точно нет.

– А кому нужна бабка обмороженная?

– Никому. – Таня понуро опустила голову. – Мне надо забыться. Надо успокоиться и перестать думать о том положении, в котором я оказалась!

– Водка не поможет. – уверенно заявил голос.

– Поможет! Я напьюсь и всё забуду.

– Завтра проблемы вернутся! А пальцев уже не будет, плюс добавится гангрена, температура и заражение крови!

– И что ты мне предлагаешь? Приседать до утра, чтобы согреваться?

– Следить за огнём и не переохлаждаться! Не засыпать пьяной под этим столом. Думать о том, как решить первоочередные задачи! Разбить одну большую беду на несколько маленьких! Ты же математик!!! В твои шестьдесят четыре года, нельзя терять надежду, чувство юмора и позитив. Может только благодаря им, ты смогла воспитать дочь и помочь ей в воспитании внуков.

– Мне уже не двадцать лет, чтоб бороться за жизнь!

– В двадцать ты построила свою судьбу… и в сорок, после смерти мужа, ты всё перестроила… поэтому не составит большого труда и в шестьдесят с копейками повторить сей подвиг. Сдулась что-ли?

– Сдулась.

– Ну давай тогда напиваться в более тёплом помещении! Чтоб не околеть до утра.

– Нет у меня такого. Улица есть, зима есть и этот домик.

– Давай тогда переберёмся на улицу, но в более климатически удачном районе страны.

– Пить на берегу Чёрного моря?

– Ну хотя бы! – внутренний голос был согласен пить только в тех краях, где не угрожала смерть бренному телу, в котором он поселился.

– На кредитке осталось всего тысяч двадцать. – тихо сказала Татьяна, но крышечку на бутылочке с водочкой всё-таки закрутила обратно, и бережно убрала её в сумку.

– Хватит на билет до моря.

– Хорошо. Чёрт с тобой. Напьюсь на море!

– Договорились.

Когда первые лучи солнца озарили дачный участок, Таня спалила в печи почти весь забор. Оставаться на вторую ночь, было неразумно, поэтому она тихонечко пошла к дороге, чтоб поймать машину до железнодорожного вокзала.

Внутренне чувство самосохранения было право, как ни крути. Если и жить на улице, то там, где нет угрозы замёрзнуть насмерть.

Ближайший поезд был только до Севастополя…

«Далековато», – подумала Татьяна. – «и дороговато» …

Однако это был наитеплейший вариант на сегодняшний день, и потратив большую часть денег с кредитной карты, она пошла в зал ожидания, до отъезда оставалось шесть с половиной часов.

Спустя почти сто шестьдесят восемь часов, тряски в вагоне… съев почти сорок пирожков, от бабок на транзитных станциях… выпив почти тридцать кружек чая и проведя ровно семь ночей на боковой верхней полке недалеко от туалета, Татьяна вышла на заветной станции, под лучи неведомого, тёплого солнца абсолютно чужого, незнакомого города.

– Вот теперь можно и… – рука потянулась к заветной бутылке в сумочке.

– Чой-то? – внутренний голос не дремал. – Прям на железнодорожных путях?

– Ну сейчас отойду вон на ту скамеечку. – не сдавалась Татьяна, открывая бутылку и желая, как можно скорее залить своё горе, которое к слову говоря, уже не было таким уж горем…

– Тут до морского вокзала километра три – четыре! Ну давай хоть на пляж пройдём? Закаты-то нынче знаешь какие волшебные!

Таня недовольно закрутила крышку и спрятала огненную воду.

– Пляж, так пляж. Всё равно не была на море уже лет сорок!

Время, проведённое за пешей прогулкой по улице Ленина, было незабываемым! Красота и позитивный ритм курортного морского города воодушевлял на подвиги, а не на длительный запой.

Эх море! Татьяна Васильевна впервые за последние лет сорок, вздохнула полной грудью запах морской воды… нежный аромат счастья и свободы, лёгкий и неуловимый… совсем не такой как в освежителях воздуха с надписью: «Морской бриз».