Там она и познакомилась с Любой, а также с Мишиной роднёй: отцом, матерью и братом Григорием.

– Стася Заречная! Мишенька столько о Вас рассказывал! – слышала она отовсюду. – Мы так хотели, чтобы Вы к нему на свадьбу приехали, а не получилось…

– Упрямый был наш Мишенька с детства! Как что-нибудь в голову вобьёт, обязательно сделает по-своему.

  Да, правы его родители. Ничего порой не бывает для человека столь губительным, как его собственное упрямство. Ну, чего его потянуло в эту журналистику? Мог бы, как и Стася, пойти в литературу и, вместо разоблачительных статей, писать исторические романы. Ведь он так хорошо рассказывал ей историю своего города, и слог у него хороший. Мог бы, как и его отец, закончить исторический и пойти преподавать. Этим же путём, кстати, пошёл Григорий, учащийся на втором курсе.

  Видя своего друга в гробу, бледного, как полотно, Стася никак не могла поверить, что Миши больше нет. Хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, но увы…

– Я ещё заметила, – делилась Люба со Стасей. – Миша в тот день был каким-то странным. Вроде бы ничего особенного, но как-то, что ли, грустно было у него на душе. Может, он чувствовал, что с ним что-то сделают.

– Наверное. Он и письмо мне написал такое… И, кстати, очень много писал о Вас.

– Мне о Вас он тоже много рассказывал. Я, честно признать, сначала даже ревновала.

– Да нет, мы просто друзья. А любил он Вас.

– Потом я это поняла. Кстати, Миша давал мне читать Ваши рассказы. Они замечательные!

– Спасибо, Люба.

  Вернувшись домой, Стася первым делом взялась писать новый роман. Снова и снова вспоминала она минуты, часы, проведённые с Мишей в реале и в сети, записывала всё, стараясь не упустить ни одной детали. И, увлечённая работой, порой забывала смотреть на время и засиживалась до глубокой ночи.

  Наконец, роман "Про Мишу Кравцова" был написан, и девушка отнесла его в "Интересные новшества".

  Артур сперва отнёсся к её новому творению с любопытством. И оно вселило в сердце Стаси надежду. Но когда она пришла к нему за ответом, её словно окатили из ведра ледяной водой.

– Я пошарил в Интернете, проверил, кто такой этот Ваш Кравцов. Очень сожалею, Стася, но принять Ваш роман я не могу. Видите ли, репутация обязывает. И вообще, мой Вам дружеский совет, выбросьте его. Ну, зачем Вам лишние разговоры? Ни к чему Вам афишировать свою дружбу с сомнительными личностями.

  От обиды Стасю аж в жар бросило. Как? Назвать Мишу сомнительной личностью! Такого хорошего, замечательного.

  Но с отказом пришлось смириться, ничего не поделаешь. Проглотив обиду, девушка пошла в "Простую жизнь". Калиновский тоже встретил её роман с интересом. Но когда прочёл, наотрез отказал.

– Вы же знаете, Стася, как я к Вам хорошо отношусь. Но напечатать не могу – не хочу лишних неприятностей. Этот Кравцов, говорят, в Америке жил – тёмная это история. Верю, верю, что это неправда, но если люди думают именно так…

– Да брось ты это дело – не заморачивайся, – советовал ей Витя, когда Стася, получив отказ ещё в трёх издательствах, рассказывала ему о своих злоключениях. – Всё равно ничего не добьёшься – только отношения испортишь. Оно тебе надо?

– Но Миша мой друг, – робко возразила Стася. – Был.

– Понимаю, но этим ты его всё равно не вернёшь. Подумай лучше о себе, о нас.

  "Пожалуй, Витя прав", – подумала девушка и положила распечатанный роман в дальний ящик стола. Совсем выбросить то, что так долго писала, у неё не хватило духу.

  А жизнь обещала сюрпризы – один другого приятнее. Новый роман "Не обещай меня беречь", который Стася дописала вслед за этим, имел большой успех. Наверное, не было в Москве, да и во всей стране, за исключением разве что совсем уж глухомани, того, кто ни разу не слышал бы о нём. Имя Анастасии Заречной слышалось по радио, телевидению, мелькало на сайтах "всемирной паутины". Витя, чьё имя было не менее известно широкой публике, от души радовался триумфу своей невесты.

  Да, невесты. В тот же вечер, когда счастливая Стася вместе с родителями и подругами праздновала свой успех, он подарил ей кольцо – золотое, с коричневым топазом – и сказал те заветные слова, которые девушка ждала с замиранием сердца:

– Стася, выходи за меня замуж.

  Назавтра пригласили в гости всех друзей, подруг, родных, и Витя торжественно объявил, что отныне он и Стася – будущие муж и жена.

  Шёл март-месяц, весна была не за горами. А с нею неумолимо приближалось и то, что Стасю ещё совершенно не волновало, но что впоследствии сыграло в её судьбе роковую роль, – президентские выборы. В том, что новым главной государства станет Ядовцев, едва ли кто сомневался. Всё было заранее определено сверху и спущено вниз в виде тайного заказа.

  Стася, никогда не интересовавшаяся политикой, и в этот раз осталась безучастной, продолжая, как и прежде, писать рассказы весьма далёкие от всех этих политических дрязг. Их печатали, читали, платили гонорары – а значит, жизнь сложилась. На личном фронте всё тоже шло как нельзя лучше – в августе Витя станет ей мужем. Что ещё для счастья надо?

  Однажды майским вечером Витя сообщил Стасе, что задумал написать балладу о реальной жизни, а недели через две, наконец, прочитал ей.

  Стася была очень удивлена:

– С чего это тебя вдруг в политику потянуло?

– А что делать, зая? В издательстве сказали – я и написал. Как тебе?

– Красиво, но как-то нереально. Слишком уж тут всё хорошо. И президент нереально хороший.

  К её неожиданности, Витя ответил спокойным согласием:

– Да конечно, всё туфта.

– А зачем тогда писал? – поинтересовалась девушка, с трудом обретя дар речи.

– Потому что если я это не напишу, – объяснил Витя, – моей карьере, считай, хана. Меня тогда внесут в "чёрный список", и мои романы потом ни одно издательство не возьмёт.

– Ты думаешь, президент лично будет это контролировать? – засомневалась Стася. – Или его администрация?

– Президент, может, и не будет. Но есть такая вещь как самоцензура. Вот почему твой роман про Мишу не брали? Вряд ли им всем из администрации звонили и запрещали.

  Да, пожалуй, разумные вещи говорит Витя. Если уже поступил заказ, его невыполнение может дорого стоить, слишком дорого. Поэтому Стася не осуждала жениха. Не сам он пошёл на лизоблюдство. Да и не стал бы он этого делать по своей воли. Виноват ли Витя, что так сложились обстоятельства, что его, по сути, заставили? А когда заставляют, тут уж два выхода: либо наступить на горло собственной песни, спрятав свою гордость куда подальше, либо пострадать за своё упрямство.

  Бывает, правда, в запасе ещё парочка вариантов – таких как уехать за границу или бросить писать, но оба казались Стасе нереальными. За границу уехать – это только на словах просто. На деле же это масса проблем – и с бумагами, и с обустройством. Да и тяжело всё-таки жить в чужой культуре, с чужим языком.

  Бросить писать – это и вовсе нереально. Это, пожалуй, даже страшней, чем сама смерть – это значит похоронить себя заживо.

  Так что, получается, нет у Вити другого выхода. Точно так же, как в своё время его не было у Горького, у Маяковского, у Шолохова.

  Июльское солнце, словно медный шарик, закатывалось за горизонт, подмигивая на прощание в окошко своими озорными лучами, а заодно унося с собой изнуряющую жару – частую спутницу летных деньков. Вдали небо окрасилось розовыми полосками. Деревья во дворе, одетые в зелёные шали из листьев, казалось, даже распрямились в предвкушении приятной ночной прохлады.

  Как же хорошо было бы сейчас стать одним из этих деревьев, одним из облаков, что ласкало солнце! Да и просто туда, на улицу. А не сидеть в этой душной (несмотря на работающий кондиционер) комнате и барабанить по клавиатуре всякую ересь. Но от этого никуда не денешься, есть такое слово – надо.

  Снова и снова Стася вспомнила тот разговор с Артуром, который, собственно, и стал причиной теперешних мук.