– Чёрта с два! – Вслух ответила она невидимым оппонентам и достала щипчики из косметички.

В комнату, без стука, влетела Галка из двести пятой. С пакетом на голове и миской в руке.

– У кого волосы короткие? – взволнованно выпалила она, но с разочарованием поняла, что здесь таких нет. Алла слегка поморщилась.

– Ну приветики.

– А, да. Привет.

– Это что за фигня?

– Это хна. На мою длину много оказалось – умоляюще смотрела девочка. – Я не могу её выкинуть. Ладно, пошла дальше искать.

Алла оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Галю. Потом, хмыкнув, глянула снова в зеркало. В голове отчётливо звучал собственный голос, умоляющий маму состричь ей волосы.

– Стой, – она спрыгнула с подоконника и подошла к незваной гостье. – А кто у нас на этаже на парикмахера учится?

– Да много кто, – непонимающе пожала плечами

Галя. ‐ А что?

– Кто-то сказал, что хочешь изменить мир – начни с себя.

– Конфуций, – буркнула Галя.

– По фиг, – Алла заглянула в чашку с краской. – Не прокиснет?

– Только не говори, что… – Галя удивлённо уставилась на рыжую шевелюру.

– Ты даже не представляешь, как давно я об этом мечтала.

С довольным видом, она прошла мимо Гали. И из коридора послышался громкий, уверенный голос:

– Кто у нас парикмахер, девчонки? Я готова на эксперименты.

Галя постояла в недоумении ещё несколько секунд, непонимающе тряхнула головой и вышла.

– Это слишком жестоко, – наклонившись, прошептала Маша, когда Алла убежала из столовой.

– Ну иди, пожалей, – с вызовом бросила Валя. – Какого чёрта ты здесь сидишь, со мной? Ты же у нас вся такая правильная. Беги, жалей не заслуженно униженных.

– Если ты хотела её проучить, то можно было это сделать не прилюдно.

– Серьёзно? А ей ты это же говорила? – Валя оттолкнула от себя тарелку. – Когда она на виду у всех с этим козлом целовалась?

Не дожидаясь ответа, она схватила поднос и направилась прочь от стола, оставив Машу наедине со своим смятением. Ей сложно было понять и Валю, и Аллу. Было жалко обеих. Но она и не понимала их. Зачем отвечать болью на боль? Почему нельзя протянуть руку и простить? Каждая из них сделала глупость.

Как жить им троим на этих восемнадцати квадратах, если там на каждый метр такая концентрация негатива друг к другу? Маше хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти. И открыв, увидеть, что она дома, в мягкой постели, а на столе ещё тёплое молоко с пенкой.

Но вокруг галдели студенты, толкали друг друга, громко смеялись. И уже никому не было дела ни до Вали, ни до Аллы. И уж тем более, никто не заметил, как вышла из столовой худенькая, с тонкими косичками и слегка сутулая, девочка Маша. Хотя, вряд ли кто-то помнил, как звали эту тихоню.

Мечты Маши исполнились этим же вечером. Но немного не так, как ей хотелось бы.

В общежитии решили устроить показательный суд, который назывался собранием. Девочек выставили перед всеми и начали обсуждать их недостойное поведение. Аллу было не узнать: короткое каре насыщенного медного цвета вместо недавней светло-рыжей густой копны волос. Даже сейчас всё внимание было устремлено на неё. Только в этот раз Алла совсем не была рада этому.

Завуч, высокая худощавая женщина с болезненно худым лицом, с толстым слоем румян на скулах, нарочито громко и постоянно жестикулируя в сторону девочек, рассказывала, что «в наше время такого позора не было», что с развала личной морали и начинается развал страны, что в стенах родного ей колледжа она не позволит подобных выходок. И что таких профурсеток нужно гнать, пока не поздно. Немногочисленные представители педсовета согласно кивали и бросали возмущённые взгляды на подруг.

Девушки стояли молча, потупив взгляд. Валя нервно постукивала ногой по полу, как делала всегда, когда сильно нервничала. Алла недовольно толкнула её локтем, не поднимая глаз. В отличие от соседки, стоявшей в полном недоумении, она догадывалась о таком исходе.

Она мысленно прокручивала разговор матери с этой худосочной женщиной в первый учебный день. Когда мать, по старой привычке пыталась объяснить, что её Аллочке не пристало жить на одной площади с тараканами. Что руководство колледжа обязано предоставить нормальные условия, или она, Вероника Давыдова, поднимет все свои связи и тогда… Только завуч оказалась из закоренелых пролетариев. А те, как известно, буржуазию, вроде Давыдовых, люто ненавидели.

Алла горько усмехнулась, слушая гневную тираду о падших нравах. Она чувствовала, что на этом их общая история может закончиться. Понятно, Валька попала под горячую руку, тирада про «падших» к ней не относилась. Алла сделала еле заметный шаг в сторону соседки и вновь толкнула её локтем, только теперь совсем слегка и шепнула примирительно:

– Ты прости, что ли. Тупо вышло.

Валя ничего не ответила, даже бровью не повела. Лишь крепче сжала кулаки. Ей было уже не до Алки. Она изо всех сил старалась не разреветься. В голове, как молоточками, стучала одна мысль: «Только не домой!»

Маша сидела в первом ряду и широко открыв глаза, слушала, как в её соседок по комнате летят грубые слова.

Она бросила взгляд на Женю. Тот стоял возле окна. «Его-то почему не выставили перед всеми? – недоумевала она. – Ведь это он то самое яблоко раздора.

Почему всегда стыдно должно быть только девочкам?»

Она сверлила его взглядом. Но Женя смотрел не на нее. С ехидной улыбкой он наблюдал, как смакуют неприятные подробности про каждую из тех, кого совсем недавно целовал. Маше стало мерзко. Хотелось встать и просто уйти. Но она робко поглядывала из стороны в сторону, перебирая собственные пальцы.

Но главный шок был впереди.

После долгой эмоциональной тирады о нравственности, завуч вспомнила о том, что в стране уже демократия и предложила педсовету проголосовать. Исключать подростков из учебного заведения или на этот раз простить.

Маша вскрикнула, закрыв рот руками. Алла стояла, мотая головой и со слезами просила не выгонять её. Бормотала, что всё осознала.

И только Валя стояла, словно онемевшая. Она смотрела в никуда. В душе был шок и мозг отказывался верить в происходившее. Домой? Опять туда? Завтра за ней приедет мать. И её жизнь вернётся на прежние круги ада.

Маша заметила, как играют скулы на Валином лице. Конечно, она не могла прочитать её мысли, но видела, каким шоком для неё стало объявление. Но она не плакала и не умоляла, как Алла. И никто не знал, чего ей стоило сдерживать себя. Как хотелось не стоять с каменным лицом, а швырнуть прямо в эти рожи чем-то потяжелее. Тяжело дыша, так, что было видно как грудь то поднималась, то опускалась, она старалась не смотреть ни на кого. В ушах эхом прозвучал вердикт… Исключить из       колледжа       за       аморальное       поведение.

Алла никак не могла успокоить свою истерику. Она и сама не понимала, чего так боялась. Вернуться домой с клеймом позора семьи, не оправдавшей ожидания матери. Или потерять только появившееся ощущение свободы, которое она обрела здесь. В голове постоянно звучал требовательный голос матери: «Тебе нужен этот диплом».

Маша сидела, зажав рот руками и переводя взгляд с одной на другую. Ей было жаль девочек. Но встать и сказать что-либо в защиту хотя бы одной из них, она так и не решилась. Лишь скрестила ноги, поджав их, как собака прячет хвост в моменты опасности.

Она сама себя ненавидела за эту трусость. Ведь завтра на их месте окажется любой из этой комнаты. Может, даже она. И точно так же, никто не скажет слова в защиту. Вот она – стая. В которой она, Маша, далеко не альфа-самка. А лишь трусливый щенок, который молча, опустив глаза, наблюдает за травлей сородичей.

Глава 2

Спустя пять лет

Валя

Вы когда-нибудь стояли на краешке скалы? Так, что пальцами ног ощущаешь поток воздуха. Так, что вот.

Всего       полшага       –       и       ты       летишь!