Алла

За месяц до поступления…

– Не дёргайся, – мать довольно грубо проводила расчёской по волосам. Та застревала, и женщина резкими движениями дёргала гребнем вниз. Алла зажмуривалась, иногда тихо «айкала».

– Мам, ну пожалуйста, давай подстрижём их.

– Рехнулась? С короткой стрижкой ты будешь похожа на рабочий класс. Парням нравятся длинные волосы.

– Да и плевать. Зато мыть легче. И расчёсывать. Ну, мам… – хныкнула девочка.

– Не ной. Я тебе сто раз говорила, – мать, довольно эффектная женщина, в дорогом шёлковом халате, с макияжем, несмотря на то, что они находились дома, продолжала расчёсывать дочь, – твоя красота – твоё главное оружие в достижении цели. А целью у нормальной девушки, должно быть не столько образование…

– А удачно выйти замуж, – недовольно, одновременно с матерью, договорила фразу, Алла. – Слышала, знаю.

– Не ёрничай. Посмотри на нас с отцом. Если бы я вышла за какого-то Васю Пупкина, не было бы у тебя ни платьев этих, ни косметики. И да, это именно благодаря связям отца, ты не в какое-то ПТУ поступаешь, а в международный, между прочим, колледж.

Мать обошла дочку и встала спереди.

– Слушай меня внимательно, – женщина буквально сверлила девочку своими васильковыми глазами. – В этом заведении все детки не простые. Но абы с кем шуры-муры не крутить. Времена сейчас такие, многие очень больно падают. Хоть и пытаются держать марку. Мы слишком много в тебя вкладываем. Ты не имеешь права размениваться на ерунду.

– Ну приветики. Ма, – улыбнулась Алла, – а я учиться поеду или женихов искать?

– Дорогая. Современные мужики любят не только глазами. Запомни это. Ты же не глупая девочка, – мать взяла Аллу за подбородок, – должна понимать. Я беспокоюсь о тебе, твоём будущем. У отца сейчас чёрт знает что творится. А моя принцесса не должна жить, как кухарка. Ты достойна только лучшего.

Она поцеловала дочь и вернулась к её волосам, добавив:

– А уж я и подавно.

Алла хихикнула, подставив кулак ко рту.

***

– Володя! Володя, не пугай меня еще больше этими новомодными словами. Я ни черта не понимаю, – донеслись до Аллы театральные всхлипывания матери. Тихонько прикрыла дверь, чтобы та не скрипнула. Похоже, она не очень вовремя пришла с прогулки.

В проеме было видно, что отец капает в стакан лекарство, считая вслух нужное количество.

– Ритуль, я сам ни черта не понимаю, – бубнил он в промежутке, – что вообще в стране творится.

Доигрались, твою мать, в демократов. Все к тому и шло.

Я чувствовал.

– Тогда почему ничего не сделал?

– Что я могу сделать? Что? Все, все наши сбережения – один большой пшик. Мы нищие! – с надрывом в голосе произнес отец, с громким стуком ставя стакан.

Алла закрыла рот руками, чтобы не закричать.

– Не смей произносить этого слова! – взвизгнула мать. – Ты обязан, слышишь, просто обязан что-то сделать. Ради меня. Ради Аллочки.

Мать рыдала. Отец метался по комнате. Алла со слезами на глазах наблюдала эту сцену. В мозгу звучал голос отца: «Мы нищие». Это невозможно. Невозможно.

Алла попятилась назад и помчалась прочь из квартиры, хлопнув входной дверью. Нет. Нет, ей послышалось, показалось. Она не может лишиться всего. Кто станет дружить с нищей? А если придётся всё продавать? Она столько раз проходила мимо своих соседей по дому, которые продавали своё дешёвое барахло, вывалив его на грубые покрывала.

Она никогда не вникала в разговоры взрослых. Ей не было интересно слушать про приватизацию, сокращения и акционерные общества. Это всё было слишком сложно. И не нужно. В её красивой рыжей голове задерживались только нужные фразы. «Новый видик» или «французские духи». Остальное – забота родителей.

А теперь что?

Девочка остановилась отдышаться только далеко за пределами двора. Она растерянно смотрела по сторонам. Серые улицы, серые дома. И она – маленькое рыжее пятно. Несчастное и нищее. Её воображение рисовало жизнь в каком-нибудь заброшенном колодце, в рванине. Она не знала масштабов катастрофы, но была уверена, что всё именно так и будет.

Домой она вернулась, когда стемнело.

С тех пор разговоры стали тише, но более нервными. Родители постоянно ругались. Точнее, мать требовала что-то сделать. А отец закрывался в кабинете. Алла старалась, как можно меньше времени проводить дома. На удивление, прежние друзья не отвернулись. Хотя… Большинство из них оказались в подобной ситуации. Лопнул огромный, союзного (пусть уже и не существующего) размера, пузырь, под названием «МММ». Да слухи, что это пирамида, ходили уже давно. И основатель уже сидел. Но люди всё ещё верили. Многие были настаивали, что это всё происки конкурентов. И что, как только Мавроди выйдет – он всё вернёт. Непременно.

В тот вечер Алла вернулась позже, чем обычно, ещё и выпившая. В квартире была только мать с зарёванными

глазами и каменным выражением лица. Выйдя к Алле в коридор, она не спрашивала, не ругала. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Пока мать, обыденным тоном, не сообщила:

– Он повесился, – и ушла в зал.

Без слов сожаления. Без тщательно подбираемых слов, как это бывает в кино. Глухо, как крышка гроба: два слова, которые сломали всё внутри.

Алла сползла вниз по стене, чувствуя, как её сердце леденеет. Воздуха не хватало, она жадно глотала его, открывая рот. Перед глазами возник образ отца, тот выглядел виноватым. Последнее время именно так он и чувствовал себя. Из улыбчивого и заботливого превратился в осунувшегося, загнанного в угол человека. Кажется, он всегда любил Аллу больше, чем мать. А чем отвечала обожаемая дочь? Косилась на него злобно и даже кричала, что это он лишил свою дочь будущего. Как же хотелось всё исправить! Кинуться ему на шею, сказать, что всё неважно, что ничего ей не нужно, только бы он был рядом. Шепнуть, как в детстве: «Папочка, я тебя люблю».

Почему она не сделала это ни сегодня, ни вчера? Алла спрятала голову в колени и рыдала. Впервые в жизни не из-за некупленной безделушки. Это были первые слёзы настоящего горя. Сейчас походом в ЦУМ ничего не исправить.

В коридоре появилась мать.

– Не время теперь сопли пускать.

Алла подняла изумлённый взгляд. Она не понимала, как мать может быть такой холодной, даже сейчас. Неужели, ей совсем плевать? Лишь следы недавних слёз вокруг глаз говорили о том, что даже эта «железная леди» поддалась эмоциям. Но ненадолго. Сейчас она стояла возле дочери, всем видом показывая, что ничего особенного не случилось.

– Мам?

– Пошли ужинать, – женщина прошла мимо, шурша дорогим шёлковым халатом, как отголоском обеспеченного прошлого.

Быстро, даже слишком, ещё и сорока дней не прошло, как отсеялись все «нужные» люди. Про международный колледж пришлось забыть и идти в обычный, где учились те, мимо кого ещё недавно Алла проходила, высоко задрав голову.

Но мать не унималась. Собирая дочкины вещи, она постоянно твердила, что даже в обычном ПТУ может учиться будущий олигарх. Алла молча кивала. И впервые поймала себя на том, что согласна с матерью. Она просто обязана найти удачную партию. Жить так, как сейчас – это невыносимо. Она достойна лучшего. Только лучшего.

И получит.

И вот Алла сидела на кровати с прогнувшейся сеткой, в студенческом общежитии, в котором ремонт делали, пожалуй ещё при дедушке Ленине. А напротив, отвернувшись к стене, лежала Маша.

Жалеть её не хотелось. Сама виновата. Как можно быть такой простофилей? На таких и будут ездить. Алла отвернулась в сторону окна. Нет. Она тут долго не задержится. Вспомнив поцелуй на дискотеке, она грустно усмехнулась. Не был ей нужен Женька. И поцелуй его.

Это лишь способ доказать себе и окружающим, что она лучше. Выше их всех. И если Алла захочет, то все пацаны будут у её ног.

А Валька вообще дикая. Женька ей, всё равно не подходит. Она должна была ещё и спасибо сказать. А не истерить. Дура. Алла тронула затылок. Уже не болел. Но за волосы Валька дёрнула сильно. Так, что казалось, и скальп снимет.