Обычно зенитный огонь с надводных кораблей по самолетам не бывает особенно эффективным. Но в этот день все было иначе. Самолеты противника сами входили в сплошную стену нашего зенитного огня. Я сам видел по меньшей мере пять машин, сбитых орудиями "Сигуре". (Капитан 1-го ранга Хара совершенно прав, описывая эффективность зенитного огня его эсминцев. Официальная история авиации Армии США отмечает: "...два эсминца, находящиеся у устья реки Варангой, оказались прямо на пути наших самолетов и своим огнем вынудили бомбардировщики рассеяться и заходить затем на цели в одиночку или парами". ("Тихий океан" - От Гуадалканала до Сайпана, T.IV, стр. 326).)
Когда мои эсминцы вернулись на свои якорные стоянки, я с радостью заметил, что упадническое настроение, порожденное вчерашним ночным боем, исчезло. Офицеры и матросы снова шутили и смеялись.
После обеда я отправился на флагманский крейсер "Миоко" с рапортом о вчерашнем бое. После отражения воздушного налета мне было легче говорить о неприятных событиях минувшей ночи.
Адмирал Омори встретил меня, как обычно, тепло и приветливо. Выслушав мой рапорт, он, почувствовав мою нервозность, успокаивающе сказал:
- Я считаю, что вы все сделали правильно. И то, что вы держались подальше от "Сендая", когда тот находился под сосредоточенным огнем, тоже правильно. Кроме того, я особо благодарю вас за ваше сообщение в 00:45 об обнаружении противника. Больше никто не заметил американских кораблей. Если бы не это сообщение, вообще неизвестно, чем бы дело кончилось для всего нашего соединения.
Я попросил разрешения идти и уже направился к дверям, когда адмирал приказал мне вернуться. Он вытащил из кармана свой бумажник и высыпал его содержимое на стол.
- Здесь 30 иен, - ухмыльнулся он. - Это немного, но примите их как мой вклад в покупку выпивки для ваших матросов.
Видимо, я выглядел очень растерянным, потому что адмирал громко захохотал. Потом мы пожали друг другу руки и рассмеялись вместе. Видимо, до него дошел рассказ об эпизоде с возвращением меча, чтобы получить деньги на выпивку для матросов, хотя этот эпизод произошел задолго до прибытия адмирала в Рабаул.
В бою в бухте Императрицы Августы американцы одержали уверенную победу. Их эсминец "Фут", хотя и был тяжело поврежден торпедой с "Самидаре", сумел вернуться на базу. Потери в людях составили менее сорока человек убитыми и ранеными.
Японские потери были гораздо большими. На затонувшем крейсере "Сендай" погибли 335 человек. Эсминец "Хацукадзе" погиб со всем экипажем в 240 человек. Прямые попадания в тяжелые крейсера "Миоко" и "Хагуро" причинили этим кораблям некоторые повреждения, убив еще 6 человек и ранив семерых.
Омори вскоре был отстранен от командования и назначен начальником Минно-торпедной школы. От должности был отстранен и Мацубара, переведенный на береговой пост.
3 ноября в Рабаул пришла подводная лодка "J-104" со спасенными с крейсера "Сендай". Жалко было смотреть на адмирала Иджуина, когда он сходил на причал. Я подошел к нему с извинениями за то, что не мог подойти к "Сендаю" по его требованию. Он обнял меня:
- Вам не за что извиняться, Хара. Я не имел права отдавать подобный приказ. Это приказ труса.
Вскоре адмирал Иджуин был отозван в Токио. После нескольких месяцев отдыха он вернулся в южную часть Тихого океана и доблестно сражался. Иджуин погиб 24 мая 1944 года, когда во время выполнения эскортирования конвоя его флагманский фрегат "Ики" был потоплен американской подводной лодкой "Ретон".
6
Можно что угодно говорить о боевых способностях адмирала Иджуина, но в одном он оказался совершенно прав, когда заявил, что с падением Бугенвиля рухнет и Япония.
Воздушный налет на Рабаул 2 ноября не принес больших потерь, но налет, произошедший через три дня стал настоящим бедствием.
Американцы считают наш налет на Перл-Хабор катастрофой, но их налет на Рабаул был еще хуже. Целая эскадра крейсеров, которую с фанатичным упорством пытались сохранить, не выпуская в бой в течение целого года, была выведена из строя в один день.
Как такое могло произойти?
Рабаульская катастрофа 5 ноября явилась прямым следствием печального исхода боя в бухте Императрицы Августы. Уроки боев полностью игнорировались, ошибки повторялись, нарастали, превращаясь в фатальные.
Уверенность адмирала Омори в том, что он "определенно" утопил один американский крейсер и повредил два, привела не только к его производству в вице-адмиралы, но и к отправке по приказу самого адмирала Кога еще семи крейсеров в Рабаул. Адмирал Кога и все офицеры его штаба уже забыли, когда последний раз участвовали в боях с ежедневно набирающим мощь противником.
Вице-адмирал Курита, сменивший адмирала Кондо на посту командующего 2-м флотом, разделял самоуверенность и оптимизм адмирала Кога. Его самоуверенность подогревалась последним воздушным налетом на Рабаул, когда американцы не сумели добиться ни одного прямого попадания в боевые корабли. Сам Курита уже более года не участвовал в боях по-прежнему считая, что японские истребители имеют качественное преимущество над американцами и по матчасти, и по искусству летчиков, как это было в 1942 году.
На рассвете 5 ноября соединение Куриты прибыло в Рабаульскую бухту Стимпсона. Я с изумлением смотрел, как флагманский крейсер Куриты "Атаго" с величественной беспечностью прогрохотал якорь-цепью в узкой бухте, уже забитой семью крейсерами и 40 вспомогательными судами их обеспечения. От вида этой картины у меня на сердце стало как-то тревожно.
В 07:00 того же дня патрульный самолет доложил об обнаружении пяти тяжелых крейсеров, семи эсминцев и двух транспортов противника в точке на расстоянии 150 миль по пеленгу 140 от мыса Сент-Джордж. В штабе решили, что американцы снова нацелились где-то высадиться. Никому и в голову не пришло, что обнаруженные "транспорты" были на самом деле авианосцами "Саратога" и "Принстон". Вопиющая безграмотность наших пилотов разведывательных самолетов уже не раз ставила нас на грань катастрофы. Теперь она произошла.
