Чтобы завершить работу, мы сбросили для верности еще несколько глубинных бомб.

На следующий вечер мы продолжили нашу охоту. Погода испортилась, временами шел дождь. Стало невозможно пользоваться большими биноклями и бинокулярами, так как их линзы заливались водой. Видимость упала до нескольких тысяч метров.

Около 20:30 я заметил вдали тусклый мерцающий огонек справа по носу "Амацукадзе". Огонек мелькнул и быстро исчез. Как будто кто-то вдалеке зажег спичку. Я достал свой маленький карманный бинокль и стал всматриваться в темноту. Создавалось впечатление, что кто-то стоит на палубе и курит сигарету. Расстояние было примерно 4000 метров прямо по носу "Амацукадзе".

Я приказал увеличить скорость и помчался через ночную тьму на этот огонек и вскоре обнаружил подводную лодку, идущую хорошей скоростью на восток в надводном положении.

Мы увеличили скорость до 26 узлов, выходя на параллельный с лодкой курс на дистанции 2300 метров.

Грохнул первый залп наших орудий. Все снаряды легли с перелетом. В следующее мгновение я увидел две зловещих пенных змеи, прошмыгнувших всего в нескольких футах по носу эсминца. Кто-то закричал: "Торпеды", - и у меня по спине пополз холодок. Но мой страх полностью улетучился, когда два снаряда нашего второго залпа попали в цель.

Затем последовал третий залп, в котором было достигнуто еще одно прямое попадание. Пламя вырвалось из рубки подводной лодки, и она, охваченная пожаром, скрылась в волнах.

Мы резко развернулись вправо и сбросили 6 глубинных бомб. Море содрогнулось и закипело под их взрывами. Затем наступила тишина, нарушаемая только шумом дождя. В судьбе противника можно было не сомневаться. Прочесав район гидролокаторами, мы в 23:45 взяли курс на базу.

На следующий день погода улучшилась, и вечером мы тронулись в район поиска подводных лодок противника в 39 милях от острова Бевин по пеленгу 245. На месте вчерашнего боя растеклось огромное пятно солярки. Я вызвал наверх матросов из нижних отделений эсминца, чтобы они смогли полюбоваться на результаты нашего общего дела. Воспользовавшись этим, я обратился к экипажу с короткой речью, напомнив, что за несколько месяцев боевых действий мы еще не потеряли ни одной живой души, и выразив надежду на то, что подсобная удача будет нам сопутствовать и в дальнейшем.

- Взгляните на это пятно солярки, - - сказал я. - Оно выбито нашими снарядами из вражеской подводной лодки, ставшей огромным склепом для более 100 человек своего экипажа. Они все погибли из-за непростительной глупости какого-то своего товарища, курящего на верхней палубе. Я обнаружил лодку по спичке, которую тот зажег.

- Противник, - продолжал я, - знал свое дело. Его торпедный залп был ужасающе точным, а "Амацукадзе" - на волосок от гибели. Хорошенько запомните - идет война. От одного безответственного разгильдяя, курящего на палубе, может погибнуть эсминец и все мы - двести пятьдесят человек его экипажа. Сделайте для себя вывод. Для себя я вывод уже сделал. После всего случившегося я уже не смогу больше курить.

Затем, по японской традиции, мы совершили короткую молитву по нашим жертвам, а затем я вызвал сигнальщика Икеду, который первым обнаружил подводную лодку 2 марта, и выдал ему из своего кармана премию в 10 иен (примерно 4 доллара). Кроме того, я приказал выдать ему пачку бумажных полотенец, мыло и сигарет, а также сертификат о приоритетном праве на десять увольнений на берег.

В последний день марта "Амацукадзе" принял участие в захвате острова Рождества, находящегося примерно в 200 милях южнее Явы.

Этот изолированный остров не только был очень важным стратегическим пунктом, но на нем имелось также большое количество фосфата.

Эта операция оказалась легче любой другой, в которой мне приходилось участвовать. После предварительной бомбежки с воздуха (дюжина бомбардировщиков) и с моря (2 крейсера и 4 эсминца) британский гарнизон капитулировал, не дожидаясь высадки десанта. Около сотни английских солдат были взяты в плен и затем использовались при погрузке фосфата на наши суда.

Однако на второй день этой легкой операции произошло печальное событие. 1 апреля в 18:05 я заметил зловещий белый след, приближающийся к нашему флагманскому кораблю - крейсеру "Нака". Это была торпеда, выпущенная подводной лодкой с расстояния не более 700 метров в правый борт крейсера. "Нака" пытался резко отвернуть вправо, но было слишком поздно. Торпеда попала в самую середину правого борта, образовав пробоину диаметром около 5 метров. От силы взрыва рухнула за борт одна из мачт крейсера. Каким-то чудом никто из экипажа не пострадал. Наши четыре эсминца и два сторожевика ринулись прочесывать район, забрасывая его глубинными бомбами. Но подводная лодка исчезла также внезапно, как и появилась. Я до сих пор восхищаюсь ее доблестью и мастерством. (Атака была произведена американской подводной лодкой "Сивульф" (SS-197).) Лодка проникла в узость, охраняемую четырьмя эсминцами, и выпустила торпеды с максимально близкого расстояния.

Хотя крейсер "Нака" и принял 800 тонн воды, его переборки выдержали, и корабль остался на плаву. Крейсер поковылял в Японию под эскортом нескольких эсминцев, а затем несколько месяцев простоял в ремонте. Такова была цена нашего благодушия и самодовольства.

Глава 3.

Токийский экспресс

Захват острова Рождества ознаменовал окончание первой фазы японских операций в юго-восточной Азии. Более чем на месяц на Тихом океане наступило затишье.

3 апреля мой корабль, отконвоировав в Сурабаю подбитый легкий крейсер "Нака", присоединился к главным силам японского флота в Яванском море. На следующий день мы пришли в Батавию, а затем отправились в Макассар, где в течение пяти дней приводили в порядок материальную часть. Я разрешил своим матросам посменное увольнение на берег. Город, немного приутихший в период боев, теперь жил обычной мирной жизнью. Расцветала торговля. Лавки и магазины были наполнены таким разнообразием товаров, какого мы не видели и в Японии даже в мирное время.

После войны у многих японцев почему-то сложилось мнение, что Япония хотела заключить мир с союзниками весной 1942 года на приемлемых для обеих сторон условиях, что было бы, конечно, лучше безоговорочной капитуляции в 1945 году. Могу авторитетно заявить, что о мире в 1942 году никто из японских военных и политических руководителей даже не думал. Напротив, почти все высшие руководители вооруженных сил рассматривали оккупацию юго-восточной Азии как постоянную и вечную, твердо считая, что Япония, захватив эти районы с богатейшими ресурсами, стала абсолютно непобедимой.