Малика!.. Нежную гостью из рая зовут Малика!.. Я знал: это популярное у тюрок и таджиков арабское имя переводится как «царица». Что ж. Такое имя вполне подходило обворожительной красавице!..

– Малика… – чуть шевельнув губами, прошептал я.

– Молодой человек, – чистым, как журчание ручейка, голоском, заговорила девушка. – С вами все в порядке?.. Вы окаменели, будто Медузу Горгону увидели. На вас напал столбняк?.. Будете что-нибудь заказывать?..

– Я.. Да… Извините… – беспомощно забормотал я, чувствуя, что краснею.

Слова красавицы насчет «Медузы Горгоны» и «столбняка» были хлесткими, даже язвительными. Но – как это и описано в персидско-таджикской и тюркской поэзии – горький яд с губ пери кажется сладким медом. Я будто примерил чалму и халат лирического героя стихов Низами или Джами. Безумец хочет целовать пыль у ног прелестной тюрчанки – дерзкой и невоздержанной на язык.

– Ну-у?.. – спросила девушка, приподняв полукружия своих черных бровей.

– Ах, да, это… я…

Я понимал, что выгляжу смешно – и оттого еще больше терялся. Дрожь проняла меня до корней волос. Я был точь-в-точь перебирающий лапками мышонок, который только глубже проваливается в вязкое желе.

Черт возьми, надо просто выпрямить спину и равнодушно отчеканить: «Мне, пожалуйста, два пирожка с капустой и крабовый салат». Боже, как я сейчас жалел о том, что я не развязный мачо и не вшивый пикапер, способный стрельнуть номерок телефона у понравившейся девушки. Зачем я только родился рохлей, лузером и задротом?.. Вот я закидаю себе в глотку пирожки и салат… и мне останется только вытереть рот салфеткой и отчалить.

Точно в насмешку, судьба не несколько минут столкнула меня с восхитительной красавицей – с которой мы разойдемся, как в море корабли. Возможно, я еще не раз заверну в это бистро – чтобы только бросить взгляд на милую тюрчанку. Но я никогда, никогда не заговорю с ней иначе, чем как покупатель с продавщицей. Потому что я не знаю, как должен вести себя юноша – который хочет привлечь внимание девушки. Свои представления о взаимоотношения полов я черпал только из поэтических книг.

– Дайте мне, пожалуйста… салат «мимоза» и… две сосиски в тесте… – наконец выдавил я.

Малика рассмеялась – как звенит маленький декоративный колокольчик. Подозреваю: дело было в том, что я имел чрезвычайно глупый вид. Моя тюрчанка из стихов Саади шустро собрала заказ. Мне оставалось только взять поднос и переместиться за стойку. Ковыряя вилкой салат и помаленьку откусывая от сосиски в тесте, я – нет-нет – да и поглядывал через плечо на Малику.

О, как странно!.. Посмотреть на меня со стороны – я просто парень с рюкзаком на спине, закусывающий в дешевой забегаловке. А на деле – мое сердце квакало лягушкой и рвалось по швам. Казалось: я факелом вспыхну от внутреннего огня.

Меня так и подмывало: утереть вымазанные в салате губы, пасть перед нежной тюрчанкой на колени, протянуть руки, процитировать строчку Джами и взмолиться: «Выходи за меня замуж!..».

Вот такой я пылкий Меджнун. Но прекрасная, как молодая пальмочка, Лейли – хотя бы отвечала своему страстному возлюбленному взаимностью. Малика же – в ответ на мой бурный порыв – только покрутит пальцем у виска. Время Фархада и Меджнуна прошло. В наш похабный век, чтобы завоевать девушку – нужно сводить ее в фешенебельный ресторан поесть хрустящих французских булок и суп из акульих плавников. Подарить абонемент в массажный салон, серебряное колечко и модные духи. Стишками не соблазнишь ни одну дурочку. Сегодня общество – это рынок. Всегда есть продавец и клиент. Когда юноша и девушка затевают шуры-муры – между молодыми людьми заключается сделка. Брак – тоже сделка, большей степени надежности.

Приходится признать: самая честная женщина – проститутка. Подобная конфете без ярко разрисованного фантика. Проститутка без лишних слов продает тебе свое тело, принимая наличные или перевод на карту. И не требует от тебя плясать вприсядку –выдумывать что-то с поездкой на море или с обедом в элитном кафе под сверкающими круглыми люстрами.

У меня задрожали веки и задергался кадык. Ну вот еще!.. Не хватало только расплакаться за поеданием «мимозы»!.. Мозг обожгла мысль: а если бы Малика и впрямь была… путаной?.. О, тогда бы я знал, куда потратить деньги, которые дарит мне на праздники бабушка!.. Я бы снял Малику на ночь. Забыв обо всем на свете, мы отдались бы пьянящей бесстыдной страсти. А под утро – когда усталая Малика уронила бы голову на подушку – я сказал бы, запустив пальцы в длинные черные волосы тюрчанки: «Тебе не обязательно заниматься проституцией. Будь моей женой».

Ха!.. Как будто моя энергичная бабушка – по пунктам и параграфам расписавшая мое будущее – спит и видит, чтобы я притащил в качестве невесты нерусскую девушку (очевидно, без расейского гражданства). Нет!.. Бабушка сразу же заверещит: мол, внучок, «это же невыгодная партия!..».

Я горько вздохнул. И подумал, комкая в кулаке жирную салфетку: я ухоженный и сытый, но несвободный. Гудящий муравейник мегаполиса – это царство тотального рабства. Каждый муравей при деле: один тащит хвоинку, другой – личинку, а третий – доит тлю. Людям-муравьям, с детства подчиняющимся тысяче условностей и заданным алгоритмам – просто некогда задуматься об утраченной вольной волюшке…

Стеклянная дверь раскрылась – в кафешку вошел новый посетитель. Мужчинка лет под сорок пять, ростом с пожарную каланчу. Длинный плащ мужчинки был распахнут – так что виден был черный пиджак с приколотой брошкой. Крючковатый нос придавал гостю сходство с хищной птицей – да и в выражении лица было что-то напоминающее о стервятнике. На носу – очки. Седые шевелюра и усы – аккуратно подстрижены. Ни один волосок не топорщился. От дядечки распространялся резковатый запах мужского одеколона. Казалось: этот аромат окутывал очкастого стервятника густым облаком.

«Метросексуал», – подумал я, косясь на серебряную брошку на груди мужчинки. Не знаю отчего – но дядечка мне сразу не понравился.

Маленькими шажками – стуча лакированными туфлями – метросексуал подошел к кассе и, что называется, через губу сказал:

– Девушка. Порцию пельменей по-нижегородски.

Потихоньку я наблюдал за Маликой и господином в плаще. Мне было неприятно уже оттого, что «господин» вообще обращается к моей тюрчканке. (Ха!.. Когда она успела стать моей?..).

– Минуточку.

Проворная Малика щипцами выудила с витрины – один за одним – пять здоровенных пельменей, сложила на одноразовую тарелку и поставила в микроволновку греться. Метросексуал торчал прямой, как трость – и корчил недовольную козлячью мину.

– Возьмите. С вас сорок червонцев.

Бодрая, ловкая Малика достала из микроволновки пластиковую тарелку с пятью жирными пельменями.

– Девушка… – грозно, как тигр Шерхан, прохрипел дядечка в плаще. За стеклами очков у «благородного господина» точно полыхнули молнии.

– Да-а?.. – поправляя длинные волосы, спросила Малика. Ее агатовые блестящие глаза смотрели без страха.

Забыв про свою «мимозу» и недоеденную сосиску в тесте, я – не скрываясь – наблюдал за разгорающимся конфликтом Малики и усатого мужчинки. Я горячо сочувствовал моей тюрчанке. В сердце закипал гнев против седого дурака. Что тебе надо от девушки?.. Расплатись – и жри свои пельмени. Желательно – где-нибудь в отдаленном месте. Хоть за полярным кругом.

– Девушка… Что… Что вы мне положили?..

Не прикрывая паскудный род ладонью – покрасневший, как перезрелый томат, мужчинка захлебнулся яростным кашлем.

– Я положила вам пельмени по-нижегородски, – не моргнула глазом храбрая Малика. – Блюдо такое. Пять пельменей. Стандартная порция.

– Де-ву-шка!.. – чуть не захлебнулся слюною «очкастый стервятник».

Противники стояли друг против друга, разделенные только прилавком. Малка – прекрасная, как цветок; с заколкой в виде бабочки в красиво вьющихся темных волосах; хрупкая и миниатюрная. И дядечка – длинный, как мачта, на которой модный плащ висел, как парус. Весь холеный, лощеный и прилизанный – аж с души воротило. И хоть бы волосок выбился у дядечки из щетинки аккуратно подстриженных усиков а-ля Эркюль Пуаро. Я подумал: не удивительно, что такой породистый крысеныш, заботящийся о своих волосах и коже не хуже иной дамочки – и ссору в дешевой кафешке затевает, как бешеная баба. «Хуже женщины, ведущей себя, как мужик – только женоподобный мужчина», – сказал кто-то из классиков мировой литературы.