— Это выглядит совсем просто, — прокомментировал я, — однако не думаю, что я смог бы построить такую штуку.

— Это трудно объяснить без обращения к высшей математике, — сказал он, — но, возможно, я могу привести отчасти похожий пример с призмами и зеркалами. Когда луч света падает на поверхность, он может быть дважды переотражен на угол падения или же преломлен на угол преломления вот таким образом… — И он принялся рисовать на листке меню. — Когда оптическая система устроена таким образом, — он изобразил что-то вроде бартерной цепочки между зеркалами и призмами, — пучок света, падающий на систему в некоей точке «А» под некоторым углом «тэта», будет отражен и преломлен вокруг системы к точке «А-прим» и выйдет наружу под углом «тэта». Как видим…

— Пропустим это, — прервал я. — Я вижу, что он полдороги проскакал в объезд и выходит из поворота в том же самом направлении. Остальное — замнем для ясности. Ладно, вы раскрыли половину загадки. А что насчет террора на дорогах?

— Ах это… — Он одарил меня идиотской ухмылкой и вытащил здоровенный револьвер.

Мне не понравилось то, что я прочел в его глазах.

— Спрячьте эту штуку! — заорал я.

Он неохотно подчинился.

— Не понимаю, почему столько суеты, — проворчал он. — Это не опасно… ну, скажем, не очень опасно. Это всего лишь водяной пистолет.

— Да? — Я осмотрел оружие вблизи. — Простите за мой ай-кью, Катберт. Начинаю понимать ваш замысел… Чем он заряжен?

Его лицо просияло.

— Синтетический экстракт mephitis, выделение скунса!

— Мм… Катберт, а вам не кажется, что это чересчур?

Он виновато усмехнулся:

— Ну, может быть, чуточку — но все равно это ужасно забавно.

— Гм!

— Это был побочный продукт при попытке найти синтетическую основу для духов, — объяснил он. — Никакого практического применения ему не нашли, но я оставил себе хороший запас для экспериментальных целей…

— И опрыскивать ею водителей — по-вашему, ужасно забавно?

— О нет! Долгие годы я злился — а кто не злится? — на наглых лихачей, которые наводняют наш город. И я бы никогда ничего не предпринял в этой связи, если бы не услышал, как одна из менее сдержанных жертв назвала одного из этих неотесанных людей вонючкой — наряду с другими словами, которые не стоит повторять. Это привело меня к несколько эксцентричной идее: почему бы не устроить хороший розыгрыш, заставив опасных водителей физически издавать тот запах, которым они уже пропахли в духовном, так сказать, плане. Поначалу проект выглядел непрактичным; но тут я вспомнил про аппарат невидимости, который десять лет пылился в моей лаборатории…

— Что?! — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что это устройство было у вас в течение многих лет и вы не использовали его?

Он изумленно выпучил на меня глаза:

— Ну разумеется. Очевидно, для него не было достойного применения. А в руках безответственного человека он мог бы послужить источником очень нехороших поступков!

— Но черт возьми, вы могли бы передать его правительству.

Он покачал головой.

— Ладно, — упорствовал я, — Тогда вы могли использовать его сами. Подумайте, какие вещи вы могли бы совершить. Вы могли бы начать с того, что навели бы порядок в том бардаке, что царит в нашей мэрии. Проследить за их грязными делишками и вывести всех на чистую воду.

Он снова покачал головой:

— Я вынужден расценить вашу точку зрения как наивную. Хорошая власть вырастает из людей; ее нельзя вручить им на блюдечке с голубой каемочкой.

— А! Ну, наверное. — Я пожал плечами. — Вероятно, вы правы. Однако представьте себе, сколько забавного вы упускаете… — И я подумал о закулисной жизни «Фоллис»[71].

Но он снова помотал головой:

— Использование экрана для развлечений почти наверняка повлекло бы за собой нарушение права на неприкосновенность частной жизни.

Я сдался:

— Продолжайте ваш рассказ, Катберт.

— Чтобы осуществить свой розыгрыш, мне понадобились кое-какие приготовления. Они были несложными. Водяной пистолет напрашивался в качестве распылителя, а грелка послужила хранилищем расходного материала. Сегодня утром я выбрал перекресток на окраине и немного поэкспериментировал. Результаты превзошли мои самые оптимистичные ожидания — как минимум дюжина водителей теперь сожалеют, что пытались проскочить на красный сигнал светофора. Потом я перебрался сюда, где охота обещала быть получше. И я только-только вошел во вкус, как вы меня схватили.

Я поднялся со своего стула.

— Катберт Хиггинс, — провозгласил я. — Вы — национальный герой и народный благодетель. Распыляйте во веки веков!

Он обрадовался, как ребенок:

— А хотите сами попробовать?

— Хочу ли я! Секундочку, я только продиктую свой рассказ по телефону.

Его лицо вытянулось.

— О боже! — простонал он. — Я и забыл, что вы связаны с прессой.

— Правильнее сказать, прикован, Катберт. Но не берите в голову. Я прикрою вас, как надгробие.

С Доббсом, как всегда, возникли трудности, но я его убедил. Я продиктовал свой рассказ секретарю, добавил номера опрысканных машин, которые успел записать, и повесил трубку.

Свою машину Катберт припарковал в паре кварталов отсюда. Я хотел сесть за руль, но Катберт убедил меня в том, что он абсолютно трезв, несмотря на шесть долларов сорок центов за выпивку, балансируя карандашом на кончике пальца. Кроме того, я очень хотел испытать генератор невидимости.

Это был небольшой ранец с выключателем, прикрепленным впереди на лямках. Я надел его и щелкнул выключателем.

Стало темно, как в могиле.

— Катберт! Вытащите меня отсюда! — завопил я.

Он щелкнул выключателем, и наступил рассвет.

— Разумеется, там и должно быть темно, — сказал он. — Попробуйте это.

«Это» оказалось довольно дурацкими на вид очками.

— Оптические преобразователи, — пояснил он. — Экран отклоняет видимый свет, но пропускает ультрафиолетовый. С ними вы сможете видеть ультрафиолет.

— Я понимаю, — заявил я самодовольно. — «Черное излучение». Я читал об этом.

— Не совсем верно, — пробормотал он, — но и так сойдет. Наденьте их.

Очки сработали. Никаких цветов, все как в черно-белой порнушке, но теперь я мог включать экран.

И тогда началось! Сплошное «ату его!» и улюлюканье вслед убегающей дичи. Я так не веселился нигде, даже на слете ветеранов. Мы штрафовали всех подряд, начиная с водителей, которые подрезают или лезут не в свой ряд, и заканчивая пешеходами, которые неосторожно переходят улицу. Но наша жертва должна была совершить что-то на самом деле глупое и действительно опасное, прежде чем мы судили ее военно-полевым судом.

За одним исключением. Мы стояли на перекрестке, и в тот момент, когда на светофоре загорелся зеленый, сзади кто-то злобно просигналил. Один из тех болванов, которые хотят, чтобы водитель впереди начинал движение до зеленого сигнала, потому что они спешат по своим Очень Важным Делам. Вы таких наверняка встречали.

Итак, когда это создание притерлось к нам вплотную и начало свою серенаду, я поглядел на Катберта.

— Это спорный вопрос, — заявил он, — но я полагаю, что в данном случае у нас есть все основания…

Я выскользнул из машины и оросил водилу, едва он высунулся, чтобы обложить Катберта. Заодно я щедро полил и весь салон, чтобы поучить его не употреблять матерных слов.

Но звездным часом нашего дня стал коп на мотоцикле. Он притер к обочине маленького безропотного бедолагу и орал на него во всю глотку из-за какого-то пустяка. Кажется, он забыл показать правый поворот на совершенно пустой улице.

Я выписал этой горилле хорошую дозу либерализма, не пренебрегая его новеньким мундиром и сияющим мотоциклом.

«Графика» вышла с заголовками: «ЗЛОВОНИЕ РЫЩЕТ ПО ГОРОДУ! ПОЛИЦИЯ ОЗАДАЧЕНА» и «ОПАСНЫМ ВОДИТЕЛЯМ ОБЪЯВЛЕНА ВОЙНА».

Другие газеты, скопировали это в более поздних выпусках — все, кроме «Тайда». «Тайд» тянул до последнего, затем вышел с разгромной статьей, от которой зубы ломило, требуя немедленно положить конец «беззаконному террору, рыщущему по городским улицам». Бедный старина Катберт был выведен в ней кем-то между Джеком-потрошителем и Дракулой с отдельными чертами Нерона.