В каждом человеке есть лучшее, доброе, светлое, пусть даже в малой дозе? Неверно – ведь нельзя надеяться на перевоспитание врага, фашиста! Но разве можно проводить черту, и всех кто ниже, даже не считать людьми? Может в этом и есть отличие – сумрачного германского гения, от русской души? И в этом пункте, мы и немцы, даже разделяя одни и те же коммунистические идеи, никогда не поймем друг друга?

И если жизнь человека-комммунара дороже тысяч жизней «несознательных туземцев», то как тогда оценить деяние моих товарищей и коллег, советских медиков, участников африканской экспедиции 1959 года – которые добровольно шли в очаг эпидемии Эболы, рискуя собой, ради того чтобы жили тысячи африканцев, неграмотных, несознательных, страшно далеких от коммунизма, и даже не слышавших до того о нашей великой стране?

Космодром Звездоград. 7 ноября 1955 года.

– Ну что, нашли, поймали?

– Ищем, Сергей Павлович!

– Лимит времени прошу соблюдать.

– Так есть еще запас, успеем! Все места прочешем, куда эта тварь могла забиться.

– Тащ майор, а вот тварью прошу его не называть. А то среди коллектива уже сложилось мнение, что если этот звездюк старт накануне не обследует, то будет большой звездец! И ведь вспомните, два раза уже такое случалось.

– Это еще что за суеверия? Может, тогда нам попа сюда звать, чтоб перед запуском кадилом махал и на ракету святой водой брызгал?

– Товарищ Главный, так мне еще на фронте осназовец говорил, который ходил с самим Смоленцевым – «вы конечно, атеист, но бога-то побойтесь». Два раза же падало, когда заранее ловили и изолировали.

– Нашли! Звонок с «точки пять». Поймали, сейчас везут сюда.

– Ну, слава те господи… тьфу, слава коммунистической партии! В следующий раз, вы хоть маячок на него нацепите, чтоб столько не искать. Ошейник с какой-нибудь радиопищалкой на УКВ.

– А как по секретности провести? Неутвержденная аппаратура на таком объекте?

– Так утвердите, черт побери! Впишите как полевые испытания – я подпишу. Достало уже, каждый раз это животное ловить! Отчего его на стартовую тянет, аккурат перед запуском?

– Так наверное, в космос хочет?

– Его ведь уже забраковали.

– А он передумал. Кто знает, что в его пушистой башке творится?

– Так не возьмут его уже – отъелся. Три года назад кило девятьсот весил – а сейчас, наверное уже на все пять потянет, если не больше. Никакого уже преимущества перед собакенами.

– И дурак к тому же. Я тебе любого пса обучу – система ведь простая: командным голосом «лежать», или «сидеть», или что там еще, и силой укладывать животное в нужную позу. А с этим, ради спортивного интереса, я пробовал, даже не «лежать» а «хвост прямо» – произношу, левой рукой его фиксирую, а правой хвост вытягиваю по линейке. Так он ни хрена не научился – а даже наоборот: как слышит «хвост прямо», так намеренно сжимает в кольцо.

– Так значит, все он понимает. И вовсе не дурак, а под дурака косит, как солдат Швейк. Вот эту кликуху бы ему – а не идиотскую.

– Сам виноват – за недисциплинированность. Пусть теперь и бегает – Дуремарычем.

Бело-рыжий кот появился на космодроме пять лет назад. Сначала был безымянным – после его окрестили Дуремарычем, за иммунитет к дрессировке, ну а стартовый персонал сократил до Дреморыча, за способность спать в самых неожиданных местах. Имел шанс стать первым, кто взлетит – даже еще не на орбиту, а за пределы земной атмосферы – ради ответа на вопрос, как влияют на живой организм невесомость, космическое излучение, иные возможные факторы. Вернее, самыми первыми была мелочь – белые мыши, морские свинки, хомяки. Но необходимо было также получить результаты для более крупных живых существ – подобно тому, как в медицине после экспериментов с мышами следуют обезьяны.

Обезьяны были первыми «астронавтами» США в иной истории. Показав также и серьезные проблемы: более подвижные, и с развитой нервной системой, они очень плохо переносили заключение в малом замкнутом пространстве, с надетым на себя датчиками – им приходилось давать наркоз, что не только влияло на результат эксперимента, но и само по себе могло привести к гибели животного. Медведи (которых в ЛИИ ВВС использовали для тестирования катапультных кресел) подходили еще меньше – сложно было представить, какие средства необходимы для фиксации «космонавта» в неподвижности, при его полном сознании. Свиньи (близкие к человеку по многим медицинским параметрам) не подходили по пропагандистской причине. В начале пути очень перспективными казались кошки – но первые же опыты с искусственной невесомостью (в салоне Ту-104) показали, что они совершенно не переносят потерю веса, буквально сходят с ума, бьются в конвульсиях, сдирая с себя все провода и датчики.

– Они же должны быть к такому привычны! Для них, прыжок и падение, это штатная ситуация. И падать на лапы умеют даже котята, как ты их ни швыряй.

– Оттого и стресс: инстинкт работает, требует извернуться лапами вниз – а где этот низ, без гравитации непонятно. И происходит «сбой системы ориентации».

Бело-рыжий кот был в числе испытуемых. После чего приобрел стойкое отвращение к самолетам. Но обжился на космодроме, исправно истребляя крыс и мышей. Заработал от обозленного дрессировщика свою обидную кличку – что не мешало ему стать местной достопримечательностью, за сутки перед запуском «инспектируя» стартовую площадку. И правда было, что два пуска, когда его туда не допускали – не удались. Может, это было и случайностью – но ракетчики (так же как летчики и моряки) часто бывают суеверны.

– А ведь кот непростой – я слышал, потомок того самого Партизана, чья морда на эмблеме осназа, который Гитлера брал. Порода ведь та самая – «норвежский лесной».

В охоте на фюрера отличился североморский спецназ, имеющий неофициальной прозвище «песцы». А «бойцовые коты» (с соответствующей эмблемой) были спецназом Черноморского флота. И тот кот был серым и вовсе не норвежским – хотя было, что черноморцы, обиженные тем, что их «тотем» живет не у них, привозили в Полярный сразу десяток отловленных севастопольских кошек, «чтоб котенка от того самого» – так что в теории, кот с космодрома мог быть и потомком того, героического. А породу установили верно – и по характерному бело-рыжему окрасу, и научным путем. Это было летом пятьдесят первого – особенно жарким (даже для полуострова Мангышлак).

– Доктор, гляньте что с Дреморычем! Лежал тушкой – глянули, а у него глаза навыкате, язык наружу и дышит как лошадь. Что с ним, ему плохо?

– Так, он ничего такого не ел? Вообще, на тепловой удар похоже. Сорок в тени, а он в такой шубе. Холодной водой его облейте, придет в норму!

– А вот сейчас его под кран. Гляньте, так у него шерсть как у выдры – не промокает! Сверху все скатывается, а подшерсток сухой.

– Ну точно, норвежской породы – которые с викингами на драккарах были! Может, он и плавать умеет?

– Вы его целиком в ведро – кроме головы. И шерсть разведите, чтоб промокал.

Так и служил кот при космодроме – неофициально зачисленный на довольствие при кухне. Мы ведь не британские снобы, которые на просьбу выделить средства на содержание кота (так же защищающего архив какой-то их конторы или даже министерства, от мышей) ответили – «если в здании нет мышей, то кот там не нужен, а если мыши есть, то нет нужды тратиться на кота, который не может прокормиться сам». Нисколько не протестовал против своего имени – мало ли что эти двуногие придумают? И не всем же быть героями космоса – незаметные труженики, кто обеспечивают их подвиги, тоже нужны.

А место четвероногих космонавтов в СССР прочно заняли собаки. Дворняжки – более выносливые, жизнестойкие, да и умные, чем породистые. Массой не более шести килограмм – этот порог зависел от веса и габаритов не только «жилого» отсека, но и систем жизнеобеспечения. Белой масти – для лучшей наблюдаемости на черно-белую пленку встроенной в отсек кино- или телекамеры. Предпочтительно, сучки – опыт показал, что они отличались от кобелей более дружелюбным характером (да и чисто физиологически, сделать для них «космический туалет» было проще). Короткошерстные – чтобы легче было ставить на кожу датчики. Регистрировались пульс, частота дыхания, артериальное давление – и под кожу рядом с сонной артерией вживался датчик, пишущий кардиограмму. Питье и пища поступали по шлангу из автоматической кормушки (в виде питательного желе). Доверяя человеку, собаки послушно лежали со всем этим в кабине (полной копии той, в которой они взлетят) до восьми суток, под непрерывным наблюдением. Вы представляете такое, с обезьянами, медведями, и даже котами?