Наверное, перечислить всех тех, кто повлиял на этот сборник не представляется возможным – слишком многие участвовали. Кто-то учил, кто-то помогал, кто-то бомбил на обсуждениях. Но я попробую.

В первую очередь благодарю мою жену, Марину, которая верила (и верит) в меня, даже когда я сам не верю. Она нарисовала для меня эту шикарную обложку, между прочим!

Этого сборника не было бы, если бы за вычитку и редактуру не взялась Виктория Иванова. Я буду всю жизнь благодарен и чуточку должен за это. Обязательно найду способ рассчитаться в будущем.

Этих произведений не было бы, если бы не «Взлётная полоса». В далёком 2013 году меня заметили на областном семинаре в Златоусте и позвали на семинар молодых писателей в Челябинск. И, как сказал классик, «всё заверте…» В связи с этим хочу поблагодарить Нину Александровну Ягодинцеву за терпение, труд и педагогическую чуткость, даже в тех случаях, когда я этого был (по-моему) не достоин.

Здесь же благодарю всех-всех «взлётников», которые участвовали в обсуждениях и семинарах. Порой было больно, но во многом вы были правы.

Не так долго я был знаком с Владимиром Михеевым, но всего за полтора года он показал мне, что проза может быть фактурной в своей нестройности, что можно нарушать правила, если действовать с осторожностью… Он дал много ценных комментариев по рассказам «Лесная стажировка» и «Последние стрелы».

Наконец, я хочу поблагодарить своих альфа-ридеров, которые всегда на связи и готовы в очередной раз прочесть мои косые кривые потуги.

И, конечно же, не могу забыть своих коллег из Златоуста, которые однажды выпнули меня в суровый литературный мир, на первые выездные семинары. Татьяна Ильинична, спасибо за настойчивость!

А ещё сюда нужно обязательно добавить Елену Викторовну Нестерову, которая в далеком 2011 году организовала небольшую студию при своём отделе. Туда я принёс свои первые тексты. Где-то там это всё и началось…

(Рассказ)

Он сидел на корточках в узком окопе. В ушах гудело, голова раскалывалась от шума. Мимо пробежали солдаты с винтовками. Он посмотрел на них и почувствовал, как качнулась земля. Упершись спиной в сыпучую стену, он поглядел на свои грязные руки с большими мозолистыми пальцами – такими ненастоящими, не своими… Казалось, они одеревенели, как и пальцы ног, сдавленные тупой болью: сапоги были ему малы. Сквозь гул прорвался ритмичный стук пулемётов, послышались крики людей. Вздрогнул, просыпаясь будто ото сна. Ощупал запачканную глиной гимнастёрку, опустил взгляд – у ног лежала винтовка. Он не поднял её, но зачем-то снял каску и покрутил в руках. Выцветшая звезда едва виднелась под слоем высохшей грязи.

Вдруг к нему подскочил мужчина в офицерском кителе и с силой тряхнул за плечи.

– Федотов! Жить надоело?!

Офицер, молодой южанин с щёткой чёрных усов, выхватил каску и нахлобучил ему на голову.

– Кто?.. Я Федотов?..

– Контузило?! Медпомощи не будет. Терпи! – командир сунул ему в руки винтовку.

В низком сером небе загудели самолёты. Почти сразу заглохла артподготовка.

Он оглядел солдат и не увидел на их лицах страха, словно это и не война вовсе, а пострелушки с игрушечными пистолетами на школьном дворе. Левее, за насыпью с человеческий рост, строчил пулемётчик. Рядом с ним маленький, юркий казах придерживал ленту. Казалось, здесь каждый знал своё дело. Кроме него. Словно он здесь совершенно… не нужен.

Он крепче стиснул винтовку и высунулся из окопа. Дым неровными лоскутами расстилался по изрытому снарядами полю. Метрах в пятидесяти перед ними была ещё одна линия обороны, а далеко впереди, на самой границе видимой зоны, темнели земляные укрепления немцев. Оттуда пулемёты – желтые вспышки в мареве – сыпали градом пуль. По полю передвигались только лёжа. Стоило поднять голову выше – и над каской раздавался смертельный свист.

«Как они тут хоть что-то видят вообще?» – подумал он и прищурился. Но напрасно: невозможно было различить хоть какое-то движение.

– Хорошо стреляют, сволочи! – мужичок с густыми мазками бровей на землистом лице нахмурился и выплюнул пожеванную травинку.

– Лишь бы в атаку не пошли, – ответил ему другой, совсем молодой парнишка, с узким и вытянутым лицом.

Туман войны растянулся и разорвался в клочья, в образовавшемся окне впереди мелькнули фигуры немцев. Они ползли к поваленным деревьям. Федотов высунулся из окопа и, прицелившись по одному, выстрелил. Боль пронзила правое плечо – отдача была такой сильной, что рука мгновенно онемела. Он не успел разглядеть, попал ли – совсем рядом что-то рвануло. Его осыпало землёй. В левом ухе загудело, перед глазами поплыло. Он сполз вниз, попытался вытрясти из головы этот монотонный звук.

Неподалеку на земле кто-то стонал. Солдат попытался сфокусировать мутный взгляд. Желудок подскочил к горлу – у казаха не было руки по локоть и ноги по бедро. И весь бок в кровавые лохмотья… Тёмные живые глаза бойца постепенно стекленели и угасали, глядя куда-то в пустоту. Он хватал уцелевшей рукой землю, будто старался остаться… Выжить.

Ругнувшись, солдат отполз в сторону. В груди заходилось сердце, словно это он лежал там, развороченный взрывом и остывающий. Сквозь тягучий, чуть стихший гул в левом ухе он расслышал чей-то крик.

– Танки! Левый фланг!

– Суки! Обходят!

– К лесу! Селезнёв – прикрываешь! – проорал кто-то.

Чьи-то ноги перескочили окоп. Армия отступала. Хотелось крикнуть: «Почему? Почему вы отступаете? Как вы можете отдавать врагу свою землю?! Герои, мать вашу!».

Солдат перевалился через край окопа и скатился по невысокой земляной насыпи. Сделал паузу, пока фрицы стреляли. Дождался заминки, бросился по-заячьи к стогам сена. Пробежал метров тридцать и подвернул ногу. Бахнули два взрыва – разнесло окоп, в котором он сидел пару мгновений назад. Тут же подскочил тот самый мужичок с густыми бровями, рывком поднял его на ноги. Вместе пробежали несколько метров, и вдруг безымянный товарищ с хрипом рухнул – его гимнастёрка выше поясницы потемнела.

Солдат остановился посреди поля. Он не успел поблагодарить мужика за помощь… Да и попрощаться по-человечески не смог.

Просвистел снаряд. Бухнуло вдалеке, уже у леса. Из дымки выкатился танк с угловатыми, словно наспех сваренными, краями.

«Бежать! Не останавливаться! К чёрту всё! Надо выйти!» – повторял про себя солдат.

Пули свистели, но не задевали. Так он добежал до места, где поле сужалось в клещах соснового леса. Вдалеке виднелись соломенные хутора. Ухнул танк, и бегущих впереди ребят разбросало, как тряпичных кукол. Некоторые из них были ещё живы: они кричали, звали матерей, поливая горячей алой кровью прибитую первыми заморозками траву.

Солдат нырнул за стог. Сердце колотилось. Танки догоняли. В чавкающем лязге гусениц слышалась грубая немецкая речь.

За соседним стогом прятался солдат с противотанковой гранатой в руках. Когда враг подступил, тот перекатился по земле и нырнул под металлическую махину. Рыкнул взрыв, и танк охватило чёрное едкое пламя. Солдат, не думая о погибшем товарище, рванул к спасительной чаще. Но тут резкая боль пронзила правое бедро, и он завалился в кусты. Пуля прошла по касательной, но крови всё равно было много.

Перекатившись на живот, он приподнялся и с силой замотал головой, пытаясь вытряхнуть себя из этого кошмара.

«Я хочу закончить!»

Мох на камне моргнул белым светом и снова стал зелёным.

«Может, если уйти подальше, всё закончится?» – зажав кровоточащую рану, он поднялся и заковылял вглубь леса.

За спиной слышались догоняющие глухие крики и жуткий скрежет. Он не оборачивался и не сбавлял шаг. Если бы не рана, может, он продолжил бы… Нет, сейчас он не мог. Нужно было уйти подальше от этого, скрыться, найти выход. Боль в ноге нестерпимо жгла и вытягивала его силы. Нельзя было потерять сознание. Очень скоро он наткнулся на неглубокий овраг, через который услужливо перекинулся мостик-дерево.