– Двадцать минут назад? – и улыбка такая… от которой пронзает сердце. Насквозь. Болью. Прикрывает глаза и съезжает к обочине, паркуя машину. – Нет, Жанна, извини, но на похоронах меня не будет, я не смогу сейчас приехать. – Завершил вызов и, откинув голову на подголовник, протяжно выдыхает дым в сторону окна, едва слышно, одними губами, – блять, вы меня добить хотите, что ли…
– Отец? – тихо спросила я.
Усмехнулся, не открывая глаз. И кивнул. Глубокая затяжка. Глубочайшая. Его пальцы на ручку двери и ровный приказ:
– Сядь за руль. До дома доедем в тишине. Абсолютной. Потом поговорим.
Он, напряженно, почти не моргая, смотрел в консоль перед собой всю дорогу, пока я ледяными пальцами сжимала руль и пыталась проглотить ком в горле.
У дома была хуева туча машин. Вадим сидел на капоте одной из них, поставив ноги на хромированный кенгурятник внедорожника. В кисти правой руки, свисающей с колена тлела сигарета, левой рылся в телефоне. Его краткий жест и машина с ним отъезжает от ворот, чтобы я могла проехать на территорию дома. Когда припарковалась у крыльца, он уже стоял на нем. Не поднимая взгляда от телефона посекундно оповещающего его сигналами входящих сообщений и вызовов, сказал Яру:
– Договариваемся на обед. Охрана по периметру. На поле все тихо, сурки расставлены.
Яр мимо него к двери. Мы за ним, Вадим в гостиную. Яр жестом велел мне идти за ним. Второй этаж, его кабинет. Села на диван, наблюдая, как он открывает сейф. Мне прилетело оповещение на почту. Открыла и прикусила губу, подавляя желание истерично хихикнуть. Электронный билет. Не на мое имя, но время вылета на завтра, в обед. Думаю, удивляться тут нечему, когда Истомин протянул мне паспорт гражданки Дании, где было то же имя, что в билете. Сел рядом на диван, разводя колени, подаваясь вперед и опираясь на них локтями, с нехорошим прищуром глядя в пол.
– Сейчас постарайся меня не добивать. Без истерик, Ален. – Спустя мгновение ровно произнес он. - У меня начинаются проблемы. Завтра в обед ты и еще несколько человек вылетаете в Данию. Твой брат с женой прилетят через неделю. Беспокоиться за него не надо. Он может остаться здесь, его не тронут и никогда не позволят никому этого сделать. Летит, просто чтобы ты была спокойна, не накручивала себя до мысли, что я полная мразь. Повторюсь, он в полной безопасности здесь, потому что чист, легален, согласован.
В горле пересохло, нутро прострелило холодом. Мой голос был абсолютно ровен, не отражающий кошмара, с жадностью пожирающего душу:
– Согласован, значит… Синекура, верно?
– Я сказал не считать меня мразью. – Резко повернул голову и пришиб тяжелейшим взглядом. Прикрыл глаза, мучительно искривив губы и снова посмотрел в пол. – Нет и никогда. Он твой брат и он уже не раз доказывал, что он надежен, поэтому он базовый. – Мрачно усмехнулся, – базы не только отмывают, но и приносят, это фундамент и его никогда не дадут разрушить, как бы кто внутри системы не косячил.
Усилие, щелчок и мой голос ровен:
– Ты скосячил?
Усмехнулся. В глазах тени. Пауза, пока он взвешивал, стоит ли.
– Пытаются к этому подвести. – Негромко ответил он. – Ты вылетаешь завтра, брат через неделю. – Ему позвонили и он поморщившись, глядя на экран, бросил мне, – тема закрыта. Собирай вещи. – Принял звонок и недолго слушал абонента. Прикрыл рукой глаза. Бросил «хорошо» улыбнулся и с силой провел рукой по лицу. Я уже открыла дверь, как мне в спину прилетело безапелляционное, – никаких отношений с Вадимом. Резолютивное вето.
Разрыв внутри. Болезненный разнос. Нет, не потому что он подозревал, а от того для чего это сказано. Почему сказано.
Никаких отношений с Вадимом, как бы не сложилось у него здесь. Абсолютный запрет на из огня, да в полымя.
Отстранила пальцы от ручки, шаг назад, сжав корочку паспорта в пальцах. Остановилась перед ним, пришибившим меня тяжелейшим взглядом.
– На ПМЖ, да? – приподняв подбородок и глядя в его глаза.
– Я просил меня не добивать, Алена. – Сквозь зубы выцедил он. – Не надо. Как только утрясу, я приеду.
Если.
– Последний вопрос и я иду и молча собираю вещи. – Глядя в его потемневшие глаза. – У тебя тоже… во?.. – «йна».
– Вечеринка. – Перебил он. – Тема окончательно закрыта. Иди.
Ушла. Он почти сразу уехал и в доме мертвая тишина. Холодные трясущиеся руки, укладывающие бессмысленные вещи в чемодан. Ледяной душ. Постель. Полное отсутствие сна. Думала позвонить брату, но смысл?.. Он скажет не больше Истомина, если не еще резче. Мужские игры, вашу мать…
Натянула халат, решив спуститься, попить воды. Помешал Вадим.
Он сидел в полумраке полубоком на нижних ступенях, оперевшись спиной о перила лестницы и отставив ногу на пол, а вторая в полусогнута в колене на ступени.
– Ночные набеги на холодильник? – спросил он, не отрывая взгляда от экрана своего мобильного и не поворачивая лица на спускающуюся меня.
– Звери мчат на водопой, – поплотнее запахивая халат, ответила я, глядя на ступени.
Он стал подниматься ко мне спиной и явно собираясь направиться к входной двери. Темно-синий блейзер немного приподнялся, всего на сотую долю секунды, и я почувствовала удар, заставивший сжаться внутренности. Вадим направился к двери, засунув телефон в задний карман черных джинс. Когда я спустилась с лестницы, он стоял оперевшись плечом у входной двери и смотрел в ночной снегопад через тонированное стрельчатое окно.
– Вадим, все нормально? – негромко и очень ровно спросила я, подходя к нему.
– Да. – Спокойно отозвался он, не переводя на меня взгляда.
Я встала рядом с ним, напротив него, из окна наблюдая как крупные хлопья снега устилают широкое кольцо и территорию. На которой стояли люди.
– Водопой? – произнес он.
Усмехнулась. Протянула руку и прикоснулась к его плечу. Надавила. Вынуждая опереться спиной о стену, внимательно глядя в слегка прищуренные карие глаза. Испытывающие. Пальцами с нажимом по его груди вниз, заходя на поясницу. И у меня сердце остановилось, когда в карих глазах затлело. Быть не может… Он не стал бы.
Стал бы. Его губы разомкнулись, уголки едва заметно приподнялись, голова начала медленно склоняться вправо.
Ногтями ниже по его пояснице. А в нем тлело сильнее и воздух между нами напитывался тем, что в нем рождалось и он это совершенно не тормозил. Абсолютно не останавливал. И я, ухмыльнувшись, сжала рукоять его пистолета. В его глазах не полыхнуло.
И мгновенно все схлынуло. Будто и не было. Он больше не хотел. И меня шокировал легкий отблеск невеселой насмешки, когда отводил взгляд. Что за игры были? Нахуя играть в чувственного любовника, внезапно отупевшего и поведшегося даже не на провокацию, в моем жесте ни намека не было…
Он снова посмотрел на меня и его глаза потемнели. Нехорошо потемнели. Предупреждающе. Упреждающе. Императивно. Давяще.
Не понял, с кем связался, что ли?
– Не за тот ствол схватилась? – Улыбнулась, глядя в его лицо.
Хмыкнул. Полуприкрыл глаза, откидывая голову на стену и глядя на меня сквозь ресницы.
– За тот. – Приподнял уголок губ, прикусил нижнюю губу и в глазах тень поволоки эротики, когда, – к сожалению.
Внутри взрыв ярости. Смятение. Неверие тому, что он пришел к выводу, что коли обстановка накалена, и он явно в курсе насколько, то решил случаем воспользоваться. Что за порно-подкат, сука ты такая? Не его стиль. Вообще не его. Кто вы, Хьюстон, не узнаю вас в гриме!
– Что происходит, Шива? – сквозь зубы выцедила я.
– Шива. – Повторил он. Тянущим, свистящим полушепотом и склонил голову вперед. Совсем немного, но резко.
Инстинктивно заставив отступить. И почувствовать, как темень снежной ночи сгущается в холле, вкрадывается давлением и тяжестью сквозь поры, когда он так смотрит. Пристально и очень предупреждающе. Это бьет наотмашь. Заставляет вскинуться и уже не церемонясь рывком вжать его плечо в стену, зло улыбаясь и глядя в совершенно чужие карие глаза. Незнакомые абсолютно.