Но вдруг в углу зала, куда не смогла добраться живительная сила солнечных лучей, внезапно соткался сначала небольшой завиток тумана, который постепенно рос, расширяясь, словно раздуваясь, затягивая своей бледной тенью окна, прогоняя тёплый и живой солнечный свет. От туманной завесы отделился завиток и, скрутившись в серую колышущуюся спираль, приблизился ко мне. Зависнув где-то на уровне моей перепуганной мордашки, он принял форму удивительно красивого и в то же время невероятно отталкивающего мужского лица. Туманный красавец, гипнотизируя меня взглядом незрячих глаз, приблизился и, наклонившись к самому моему лицу, проговорил…странно знакомым хрипловатым шепотком:
– Лиииин…Лиииин…Лиииин же…Ну вставааааай…Ну ты же уже не спишь, я же вижу, ну вставааааай…– к шёпоту добавились прикосновения горячей, влажной и почему-то шершавой тряпочки, которой кто-то (уж наверняка не туманный красавец, что в общем-то не может не радовать – ужасно жуткий тип!) протирал мои щёки. – Лин, ну вставай, ну очень срочное дело, ну вставай…
С трудом придя в себя и окончательно вынырнув из странного сна, я со стоном открыла глаза и увидела прямо перед собой ярко-рыжую мохнатую мордочку с хитрыми золотистыми глазищами. Их обладатель удобно расположился у меня на груди, лёжа на пузе, и теперь пытался высвободить застрявший в одеяле коготок. Одеяло не поддавалось, коготь застрял капитально, но Крис, а это был именно он, не сдавался и только сердито шипел.
– Что ещё за «ну очень срочное дело»? – сонно спросила я у «Кристофера-младшего-фамильяра-в-тринадцатом-поколении», который, к счастью, охотно отзывался на простое имя Крис. – Оно не могло подождать еще хотя бы полчасика?
– Нет, – прошептал котёнок, не прекращая попыток высвободить завязший коготь, – не могло…
– И что же это за дело? – я хотела помочь с когтем, но Крис сердито фыркнул, так как, насколько я уже успела узнать, любил самостоятельность и не собирался делить победу над коварным одеялом ни с кем.
– Я кушать хочу, – трагическим шёпотом сообщил мне этот рыжий наглец, – а кушать-то и нечего…
– Как это – нечего? – я удивлённо приподняла бровь. – Я же вчера тебе оставила целую здоровенную котлетину, а ты говоришь – нечего?
– Здоровенную? – Крис так возмутился, что даже прекратил сражаться с одеялом. – Это ты вот ту малюсенькую котлетку называешь здоровенной? Лин, да там есть-то нечего было…так что она ещё вчера кончилась….
Поняв, что поспать мне больше никто не даст, я тяжело вздохнула, сделала вид, что не замечаю укоризненного взгляда рыжего нахала, сдвинула его вместе с одеялом и встала. Подошла к окну и убедилась, что на дворе по-прежнему лето: после вчерашних катаклизмов я уже ни в чём не была уверена, так что лучше перепроверить. Как и была, в пижаме, побрела на кухню, демонстративно не обращая внимания на сначала сердитое, а потом жалобное мявканье за спиной.
Налила в кастрюльку молоко, засыпала овсянку, убавила огонь и пошла умываться, в надежде, что холодная вода всё-таки заставит меня проснуться: видимо, организм настоятельно требовал отдыха после вчерашнего бурного дня.
Когда я уже достаточно бодрая, умытая и даже причёсанная, вернулась в кухню, овсянка как раз дошла до готовности, и я по привычке поставила на стол два тарелки: для Хоря и для себя. Потом вспомнила вчерашние, мягко говоря, неоднозначные события и со вздохом убрала вторую тарелку в шкаф, вместо неё достав маленькое блюдце. Положив каши себе, шлёпнула пару ложечек еды в блюдечко и поставила на пол возле стола.
– Крис, – позвала я нового обитателя нашего с Хорём дома, приоткрыв дверь, – Крис, малыш, иди завтракать.
Из комнаты раздались звуки отчаянной возни, какой-то стук, шлепки и скрип, словно там возился не маленький котёнок, а как минимум медведь. Потом наступила тишина, и в кухню аккуратно протиснулся Крис, бодро прошёлся вокруг стола, проигнорировав блюдце с овсянкой, сел на пушистую рыжую попу и преданно уставился на меня.
– Что? – спросила я, дуя на ещё обжигающе горячую кашу. – Сейчас остынет, потерпи немножко.
– Что остынет? – с искренним недоумением поинтересовался Крис, оглядываясь в поисках невидимой еды.
– Как что? Еда, – я тоже непонимающе посмотрела на него, – вот, в блюдце, ты что, не видишь?
– Что это? Каша?! – в хрипловатом голоске Криса было столько удивления пополам с возмущением, что я даже есть перестала.
– А что тебя не устраивает? На завтрак все едят кашу: это полезно, питательно и вкусно.
– Лин, я не ем кашу, – голосом провинциального трагика прошептал Крис, – мама на завтрак всегда готовила что-нибудь вкусненькое…котлетки, например, или рыбку…
– Нет у меня ни рыбки, ни котлеток, – проворчала я, – зато есть полезная овсянка, её надо есть, и тогда вырастешь большой и красивый.
Крис потерянно молчал, и, когда я посмотрела на него, из круглого золотистого глаза выкатилась прозрачная слезинка и упала на пол, прочертив мокрую дорожку на рыжей пушистой шерсти. Котёнок молча встал, развернулся и медленно побрёл к выходу из кухни, оскорблённо подрагивая мохнатым хвостом. Я тут же почувствовала непреодолимое желание перевернуть вверх ногами весь дом или ограбить трактир, лишь бы найти для страдающего Криса вожделенную котлетку или рыбку.
– Говорила мне мама: не становись фамильяром, сыночка, будь лучше предсказателем в лавке или вообще заявись на конкурс для императорских котов – ты у меня такой красивый! А я не послушал её, поверил папе – приключения, говорит, ведьма симпатичная, опасности, путешествия…Я и поверил! И что в итоге? Только что ведьма симпатичная, а остальное где, я вас спрашиваю? И ведь никто, никто не предупредил об овсянке…Даже слово такое противное – овсянка…Фу! Никто меня не любит…никому меня не жалко…
Котёнок страдал так вдохновенно, так душераздирающе, что я чуть не разрыдалась вместе с ним, но сдержалась, подхватила его на руки и, уткнувшись носом в пушистый загривок, пахнущий почему-то плюшевой игрушкой, прошептала:
– Я обязательно найду для тебя рыбку или котлетку, Крис, честное слово! Просто, понимаешь, я, конечно, ведьма, но у меня никогда не было фамильяра, я и не знаю, как с вами обращаться-то…
– Обещаешь? – голосом умирающего лебедя прошептал Крис, бессильно обмякнув у меня в руках. – Не обманешь, Лин? Сегодня рыбку, а завтра котлетку, да?
– Да…Обещаю, – поклялась я со слезами на глазах и чуть не выронила Криса, когда он извернулся в моих руках и, спрыгнув на пол, пошагал в сторону кухни.
– Ну иди, доедай свою отраву, – проворчал он как ни в чём не бывало, подходя к блюдцу с овсянкой. Брезгливо подрагивая усами, ткнулся в неё носом, фыркнул, облизнулся, и в пять секунд стрескал всю кашу, которая была в блюдечке, – Отрава, как есть отрава…Лин, ты больше такого не вари…ты пообещала…
И, пока ошарашенная я соображала, что ответить этому наглому шантажисту, этому лицемерному прохиндею, этой наглой рыжей морде, Крис вышел на крыльцо и улёгся на солнышке.
Но, когда я, придумав гневный обличительный монолог, выскочила вслед за ним, то …промолчала, так как зажмурившийся Крис сидел на верхней ступеньке, напряжённый и сосредоточенный. Маленькая огненно-рыжая кошачья фигурка, казалось, светилась каким-то внутренним сиянием, а шёрстка искрилась. А когда Крис открыл глаза, я увидела, что вертикальные зрачки сузились так, что почти исчезли, а сами глаза напоминают две сияющие золотые монеты.
– Магия… – прошептал Крис, встопорщив шерстку на загривке, – магия…очень сильная…тебя ищет…Лин. Нашла…сюда летит…Очень сильная, но не опасная…
Не успел Крис произнести эти слова, как передо мной словно из воздуха материализовался кленовый лист, превратившийся, стоило мне взять его в руки, в свиток с красной печатью.
– Ого! Императорская печать! – Крис возле моих ног прямо пританцовывал и подпрыгивал от любопытства. – Лин, ну что ты стоишь, открывай скорее!
Я дрожащими руками сломала печать и развернула свиток. Прочитала, потом свернула, завязала верёвочку обратно, даже печать попыталась склеить – не получилось.
