Особо любил Шелковников стихи, знал наизусть чуть ли не всего Есенина, да и новых разных жаловал. Вот в "Юности" как-то было: "Душил "наседку" старый вор..." и так далее, Домбровский написал, видно, с понятием был мужик. Журнал "Москва" тоже печатал, про этап на зону:
"Поезд шел, как линкор, разрезая Сибирь
На равнины, озера, хребты.
За кирзой голенища точеный снегирь
Уготовил кому-то "кранты".
Сильно сказано, а вот автора Вредитель забыл, фамилия простая, негромкая... И журнальчик "заиграл" какой-то штымп.
За такими мыслями Шелковников не успел перевернуть ни одной страницы в выбранной книге, задремал. Томик выпал из рук и остался лежать на персидском ковре обложкой вверх: "Капитанская дочка".
МУСОРОПРОВОД
1
Галина Ильинична Лесовицкая никак не могла предположить, что ее тихая и кроткая Мариночка, доченька ее послушная, неожиданно, да еще и с детьми, отправится в аэропорт Домодедово, чтобы лететь в ужасный край, в Зимлаг, в Злоямово! Только что она позвонила и сообщила это пренеприятнейшее известие! Впрочем, Галина Ильинична пометалась, нервничая, недолго: вспомнила себя - и покойного мужа в Иркутлаге. Она, молодая и красивая, тоже ездила, Боже мой, в общем вагоне - в такую даль! И поездка не принесла ничего - ни ей, ни Грише. Свидания не дали, жить и работать было негде, видела она мужа лишь один раз - когда вели по "коридору" из колючей проволоки на завод ЖБИ стропить и грузить на платформы огромные плиты. Она его узнала сразу в серой массе, не могла не узнать, да и он вдруг поднял голову, кивнул ей и даже чуть махнул рукой. Вот и все.
В нынешнее время в лагерях свидания почти без проблем, и, говорят, заключенному даже могут дать отпуск по чрезвычайным обстоятельствам - для этого нужно, чтобы внезапно умер близкий родственник (это буду я, знала старушка) или случилось стихийное бедствие: землетрясение, ураган, пожар...
Никак не могла Галина Ильинична полновесно осудить дочь за ее самовольство. "Пусть, пусть... Пусть она сама увидит жизнь во всей ее, ха-ха, красе...". Когда Виктор сел первый раз, Галина Ильинична сама возила дочь: пока Мариночка двое суток пребывала на свидании с Виктором, мать ее жила в грязной двухэтажной гостинице с неуместно игривым названием "Гнездышко" - кроме нее "гнездовались" два снабженца и старичок-отец, приехавший, как и Лесовицкие, на свидание к сыну.
"Мама, не забудь о "Добрых Людях! Четырнадцать ноль-ноль! - кричала в трубку дочь. - И Андриану дай пятьсот долларов! - если возьмет, конечно..." (Марина была уверена, что Голощапов будет благородно отказываться, но знала, что мать настоит на своем).
Галина Ильинична ничего не забыла и уже с 13.30 выглядывала в окно: не подъехала ли та красивая машина с риэлтерами? На улице ничего не происходило, если не считать того, что трактор, экскаватор и группа людей в оранжевых жилетах разбирали завал камней на месте ночного бара "Русский Самурай". Двое мужчин (один, что странно, нес ведро) вышли из подъехавшего авто и пошли в подъезд, но это были не риэлтеры, да и авто не иностранное, а наше, русское. "Москвич". (Галина Ильинична безошибочно отличала иномарки от отечественных машин, но все отечественные упорно называла "москвичами", абсолютно не замечая разницы).
А в 13.55 к дому подъехала иномарка с "Добрыми Людьми" - старушка сразу узнала красивую, выдержанной формы, машину. Вышли те самые, что были в прошлый раз, вежливые и приятные молодые люди (впрочем, один был неопределенный какой-то - из-за бритой - ах, мода! - головы). Он-то и заметил Галину Ильиничну в окне, приветливо махнул ей рукой и что-то, улыбаясь, сказал товарищу. Тот закивал головой...
2
- Карга старая уже в окне засветилась, усекла нас, - сказал Ваня Хлюпик и помахал рукой. - Лыбится.
- Ништяк, доулыбалась, - подтвердил Ширяйка, посмотрел налево и увидел руины "Русского Самурая". - Глянь, братан: землетрясение, что ли?
- "Дорожный патруль" смотреть надо. Сказали: бомба с механизмом. Абубакара-Черныша на части разорвало, а Жир-Хан - я с ним на Вятлаге чалился - задохнулся под обломками. И х.. с ними, двумя зверями меньше стало...
Под козырьком подъезда качались два только что опохмелившихся мужика в "польтах" и кроличьих шапках: типичные алкаши из "спального" района, явно безработные или малооплачиваемые. Рядом стояло ведро с мусором, а чуть поодаль - бутылка с остатком водки.
- Ну, и чё, чё? - бормотал тот, что повыше. Он был совсем пьян, его "вело" в сторону, но он хватался за товарища, а тот все пытался отцепить чужие пальцы от своего рукава. - Ты мне адрес напиши, куда ехать. Я же по шестому разряду пахал, на все руки, бля...
- Ручки нет, - отвечал второй, пониже ростом, коренастый.
- Как - нет? - пьяный повернул голову и мутными глазами посмотрел на идущих к подъезду Хлюпика и Ширяйку. - Мужики, ручка есть, а? на айн момент, а?
У Хлюпика был "Паркер" с золотым пером (он "заиграл" его у Голощапова еще месяц назад - и не отдал). Ваня не хотел давать какой-то пьяни хорошую ручку и толкнул Ширяйку:
- Есть ручка? Дай мужику.
- Да откуда? Что я, писарь, что ли? Сам дай.
Высокий схватил Хлюпика за рукав:
- Земляк, адрес запишу - и все, а? Дай!
- Ладно, - сжалился Хлюпик. - Только не дави сильно.
- Да что я, семижильный, что ли? - обиделся высокий. - Щас в подъезде, на приступочке... Пойдем, Шурик!
Алкаши, качаясь, провалились в подъезд, однако Шурик ведро с мусором не забыл, успел подцепить его костлявым пальцем. Ширяйка и Хлюпик вошли следом.
- Вызывай лифт, - сказал Хлюпик Ширяйке и повернулся влево, где у приступка качались эти алкаши, собиравшиеся писать что-то на сигаретной пачке.
Ширяйка вызвал лифт и тоже подошел, вытащил сигаретку.
Высокий снял с авторучки колпачок, осмотрел, цокая языком, золотое перо и неожиданно, каким-то неуловимым, словно бросок кобры, движением кисти вонзил авторучку прямо в выпуклый глаз Ширяйки. И тут же, чуть подковырнув, выдернул ее. Вывалился и глаз - окровавленный комок висел на скуле.
Ширяйка закричал бы - так было больно и страшно - но высокий ткнул его, перевернув ручку, другим, не острым концом, в солнечное сплетение - и крик захлебнулся в зародыше.
