По благословению

Архиепископа Пермского и Соликамского

Афанасия

© «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 1994

В жизни моей или знакомых мне людей были такие события, которые свидетельствовали о сверхъестественном мире: о бытии его, о жизни умерших, о явлениях их живым, о необычайных случаях Промысла Божия и т. и. Большею частью все это сохранилось в моей памяти, но от времени стало забываться. Поэтому мне пришло намерение записать эти случаи, – в надежде, что они послужат и к назиданию другим: ведь нас всегда больше убеждают факты, чем рассуждения.

Всякий мир познается чрез непосредственное откровение его нашему познанию: этот основной закон познания совершенно одинаково приложим, как к этому, так называемому “естественному” миру, так и к “тому”, именуемому “сверхъестественным”.

И в наше время особенно нужно давать фактический материал.

Буду писать без особой системы, – да ее и нет. Буду вспоминать по времени, с самого детства и доселе.

За точностью и подробностями не буду гоняться, особенно когда придется рассказывать о других, но за сущность и несомненность основных данных – отвечаю не только перед читателями, но еще более – перед Самою Истиною – Триединым Господом.

Во славу его и пишу дальнейшее.

Предупреждаю читателя, что я не имею права считаться каким-либо “святым” человеком, сподобившимся особенной милости Божией. Я довольно часто вспоминаю свою греховность: увы, доселе! А запишу для того, чтобы хоть один человек укрепился в вере, – при содействующей благодати…

Я болел опасно воспалением легких. Мать дала обет Богу: если я останусь живым, то она со мною отправится на благодарственное богомолье к св. Митрофану Воронежскому, и, слава Богу, выздоровел…

Вероятно, мне тогда было года полтора-два. Но вот конец этого паломничества мать рассказала моей сестре (она и сейчас еще живет под Москвой, – вдовою). А она – мне, лишь два года тому назад (см. т. 3 “Записки Епископа”).

Мать стояла в храме св. Митрофана. Мимо нее проходил какой-то сторож-монах. Я, младенец, вертелся (а может быть и чинно стоял) возле матери. Он, должно быть, благословил нас, а обо мне сказал: “он будет святитель!”.

И мать мне никогда об этом не говорила. А перед смертью завещала положить мою фотографию (передавала та же сестра) в гроб.

Царство ей небесное! И этому, неизвестному старцу!

Так и сбылось, – слава Богу.

Кстати, она “понедельничала” за детей (соблюдала пост в понедельник), но от нас всегда это скрывала. Собственно она воспитала и обучила всех 6 детей (троих в высших учебных заведениях, а троих – в средних). Спаси ее Господи!

Меня решили отдать в духовное училище в Тамбов. Перед экзаменами мама повела меня сначала поклониться мощам святители Питирима Тамбовского. (Впоследствии канонизированного и прославленного в 1914 г. 28 июля).

Отслужили по нем панихиду. А потом пошли к “отцу Петру”, о котором шла молва, что он – святой и прозорливый. Мама хотела, чтобы он благословил меня.

О. Петр жил рядом с собором, где почивал св. Питирим, – в церковном домике в нижнем этаже, почти в подвале.

Когда мы пришли к нему, к нам вышел старенький священник, низенького роста, весь седой. Благословив меня, он, однако, сказал мне, что со мною будет сначала неудача.

И действительно, на экзамене в одном духовном училище (их было два в Тамбове) я “

срезался” на первом же испытании, по Закону Божию: не пересчитал всех иудейских (а не еврейских вообще) царей. А когда я, по-детски откровенно, стал говорить смотрителю (фамилию его помню – Щукин), что в моем учебнике этих имен нет (уч. Афинского), тот совсем рассердился и, кроме царей, ничего не стал и спрашивать меня…

С горечью пришлось уйти с матерью из комнаты испытания. В слезах она повела меня в другое училище (то называлось “первое”), которое считалось более “строгим”. А мама хотела пожалеть сынка и потому повела меня сначала во “второе” – доброе.

Но Промысел Божий исправил вредную нежность матери. Пригодилась и суровость Щукина. В “первом” училище меня не спросили ни об иудейских царях, ни об израильских, а – о явлении Бога Аврааму в виде трех странников.

Ответил отлично… Но в конце оказалось, что я не готов по славянскому языку (по неведению программы, – или лучше – по Промыслу Божию). Но так как по остальным предметам я отвечал прекрасно, то меня приняли в училище, хотя классом ниже (не во 2-й, а в 1 – й), и то по разрешению Епископа, так как “уросли года”: тогда мне было 12 лет, а нужно было – 11-ть.

…Так не без неудач, не без усилий я сделался “духовником” (так звали учеников духовного училища). А это определило всю мою дальнейшую жизнь; а может быть и… вечную судьбу!..

Спустя двадцать один год я, будучи архимандритом, ректором Терской Духовной Семинарии, присутствовал на открытии мощей святителя Питирима, и имел милость от него “открыть” всенощное богослужение.

…Отца Петра в то время давно уже не было в живых… Сохранились же воспоминания о нем!

Ведь не напрасно же почитали его святым. Лик его помню еще и сейчас: спокойный, тихо-серьезный, не улыбающийся, простой, немного сутуловатый от старости, с укоротившимися от времени белыми волосами на голове, и небольшою, тоже белою, несколько заостренною бородою. От его вида и сейчас в душе становится серьезно. Жизнь не шутка, а – подвиг, борьба… И видно, о. Петр знал это: оттого и не улыбался (по крайней мере, нам тогда). Я, невинное дитя, отнесся тоже к нему просто, спокойно, прямо глядя в глаза чистым взором.

Он был первый святой, коего я встретил в жизни.

О других расскажу дальше.

Когда я был студентом Петроградской Духовной академии на втором курсе, группа товарищей решила посетить известный Валаамский монастырь на Ладожском озере. Среди них был и я.

Очень много любопытного и поучительного увидел я там. (Свои впечатления я после напечатал в журнале “Странник” под заглавием “На северном Афоне” – за 1905 год).

Но самое значительное – это был отец Никита.

О нем говорили, как о святом: и с этим словом у меня соединялось всегда (хотя это и не связано непременно) представление и о прозорливости.

Без особой нужды, пожалуй, больше из хорошего любопытства, я и мой друг Саша Ч. попросили о. Игумена монастыря, – без разрешения которого ничего не делается в обители – посетить о. Никиту.

До Предтеченского острова нужно было плыть проливами, отделяющими группу островов, носящих общее имя “Валаам”, но в монастыре дано каждому острову свое имя.

О. Никита жил на “Предтече”, т. е. на острове, где был скит с храмом в честь Св. Иоанна Предтечи. Этот скит считался одним из самых строгих и постнических: там скоромного не ели никогда. И только, кажется на Рождество и Пасху, давалось молоко немногочисленным насельникам скита. А в посты и все среды, и пятницы, а может быть даже и понедельники, – не употребляли даже и постного масла.

Никогда не пускались туда женщины, но даже и мирянам богомольцам очень редко удавалось посетить “Предтечу”: не хотело начальство беспокоить безмолвие старцев-молитвенников. Да и добраться туда не легко было: нужна была лодка, гребец, а люди в монастыре нужны для своих дел.

Но нам, как студентам академии, сделано было исключение: везти нас поручено было брату Константину, бывшему офицеру… Этому брату было тогда уже около 50–55 лет. И такой солидный монах должен был повезти нас, почти еще мальчиков. Но в монастыре все делается “в послушанье”, и потому хорошему иноку и в голову не приходит смущаться подобными странностями. А скоро и мы освоились, узнав добродушие брата Константина.