Ой, как хорошо! Страшный трибунал позади! Мне разрешили отправиться в армию! А вот и она – армия. Палатки с добровольцами, всеми, кто прибыл сюда, пока меня проверяла комиссия. Люди поверили мне… и даже раньше, чем комиссия разрешила им верить.

Как неудобно. Получается, я всех обманула, ведь в действительности никакие святые ко мне не приходят. Но что же мне делать? Неужели ждать, пока к какой-нибудь девушке, живущей в Лотарингии, в самом деле придут святые? А если никогда не придут – что будет с милой Францией? Вон гонцы из Орлеана рассказывают – так страшно, в городе уже есть нечего. Ещё чуть-чуть – и жители начнут умирать прямо на улицах.

А я ведь много не хочу. Только чтобы армия пришла к Орлеану и отбросила злых годонов прочь. Командовать я не буду, вот ещё, для этого капитаны есть. Наверное, придётся в атаку ходить, держа меч, тот самый, из Фьербуа. Ох и тяжёлый он, надо потренироваться, чтобы из руки не вываливался. Иначе – что я за девушка из предсказания?

Какие красивые доспехи мне сделали! Так отшлифованы, блестят, прямо серебристые. Это называется – полосовая сталь. Говорят, это не только красиво, но и лучше защищает в бою от стрел, мечей, копий. Даже от пушечных ядер – они скользят по поверхности таких доспехов и летят мимо. Если это правда, то почему всем солдатам не сделают такие же? Только потому, что дорого? Как жаль, что из-за денег погибают люди…

И ещё мне следует подумать о знамени. Надо какое-нибудь особенное. Может быть, во время боя я буду держать знамя, а не меч, так ведь легче. А может, сделать два – большое и поменьше? Настоящее знамя и флажок, хоругвь? И как они будут выглядеть? Конечно, белые, но с рисунками. Да, и с шёлковой бахромой. И рисунки какие-нибудь подходящие. Что бы такое придумать?

Я ведь теперь вроде как девушка из предсказания Мерлина, к которой являются святые, значит, рисунки на знамени должны быть подобающие. К примеру, вот такой рисунок: Бог-Отец восседает на троне из облаков, с державой в руке. Два ангела, преклонив колени, подают ему лилии. Надпись какую-нибудь, например: «Jesus, Maria». А на обратной стороне знамени что бы такое нарисовать? Может, корону Франции? А её поддерживают два ангела… А ещё хоругвь… с изображением ангела, подносящего лилию богородице. Не слишком нахально? И так неудобно перед Богом, лишь бы Он на меня не рассердился за обман… но ведь я просто хочу помочь милой Франции, которая так страдает от злых англичан! Неужели Бог разгневается на меня за это?

– Дюнуа… Что это значит? Где мы находимся?

Жанна широко раскрытыми глазами смотрела перед собой. Как же так? Орлеан – вон он, рукой подать. Но… от него отделяет река! Луара!

– Дюнуа… Почему так? Вы же сказали, что приведёте армию в Орлеан?!

Опытный командир с превосходством и снисхождением смотрел на самоуверенную девчонку:

– Эх, Жанна. Какая разница – там или здесь? Там – пяток английских крепостей, здесь тоже пять, фактически две, но одна лишь Турель стоит десятка. Не правда ли?

Жанна посмотрела на большую крепость, на которую указывал ей Дюнуа. Да… высокие стены, перед которыми ров. В проёмах стен отчётливо видны пушечные жерла. На стенах – лучники. Что же делать? Как добраться до Орлеана?

– Дюнуа! Ла Ир! Может быть, всё-таки попробуем атаковать? Ведь если получится, Орлеан свободен?!

Кто-то из командиров позади Жанны отчётливо прыснул от смеха. Девушка закусила губу, из её глаз покатились слёзы. Однако она быстро взяла себя в руки. Ни к кому не обращаясь, произнесла холодно:

– Очень жаль, что вы привели сюда армию. С тем же успехом мы могли бы находиться сейчас на дне морском. Но давайте подумаем, как теперь быть. Ведь можно, наверное, переправиться на тот берег? Лодки где-нибудь удастся найти?

Дюнуа равнодушно пожал плечами:

– Лодки надо было приготовить заранее. Конечно, кое-что найдётся, но не на всю же армию.

– Можно перевезти хотя бы обоз с продовольствием? И сотню солдат хорошо бы ещё. Это получится?

– Продовольствие? И ещё сотню солдат? Да, полагаю, перевезти можно. Но вы же попадёте под обстрел со стороны англичан!

– Может, и нет. – Жанна отвернулась от Дюнуа к другим капитанам. – Ла Ир, у меня к вам просьба. Пока мы будем готовиться к переправе, пусть ваши люди сделают вид, будто готовятся атаковать Турель. Это возможно? Надеюсь, в таком случае англичане отвлекутся, не заметят нас. Когда вы сможете привести армию на правый берег, я присоединюсь к вам, и мы вместе прибудем в Орлеан. Хорошо?

Весенние сумерки медленно сгущались, превращаясь в мертвящую темноту над городом. Вот и ещё одна ночь наступает. Наступает, ложится на город – в полной тишине. Не слышно ни уличных разговоров, ни собачьего лая, ни даже весенних криков котов. Голод вынудил жителей съесть даже крыс, ещё полгода назад бегавших стаями по городским свалкам. Горожане забыли, как выглядит рыба – её слишком опасно удить из-за обстрела со стороны южных английских фортов. На весь Орлеан осталось всего несколько лошадей.

Защитники города идут в редкие вылазки пешком. Однако сил для вылазок остаётся всё меньше и меньше. И всё же те, кто способен сражаться, получают еду в первую очередь. Для остальных пропитания нет. Поэтому сегодня вечером городская беднота – сорок тысяч женщин, детей, стариков, инвалидов – должны покинуть город в надежде на милость осаждающих. А если англичане не позволят им уйти из осады? Тогда остаётся только умереть.

Тихо, покорно, без единого слова упрёка собирались измождённые, исхудавшие люди перед городскими воротами – за последней надеждой. Городские стражники не смели смотреть им в глаза. Старшины города не вышли к ним – зачем, что бы это изменило?

С унылым скрипом открылись ворота. Застонал опускаемый подъёмный мост через ров. Обречённые люди стояли безмолвно и неподвижно, никто не решался сделать первый шаг навстречу гибели, которая неизбежно сменит зыбкую надежду. Со стены раздался крик часового. Что это – англичане атакуют? О, только не это… Хотя – какая разница…

Часовой на стене закричал снова. В его голосе вовсе не было тревоги. Напротив – радость. То, чего жители не знали уже девять месяцев.

Снаружи послышался звон железа. Ржание лошадей. Взволнованные голоса. Штурмующие, годоны?

Те, кто стоял ближе к выходу, не без труда нашли в себе силы, чтобы расступиться. Спустя мгновение они едва не упали от радости. К городским воротам приближалось несколько десятков французских солдат, следовавших за девушкой в серебристых доспехах, ехавшей на белом коне. И – телеги. Множество телег. Телеги, от которых прямо-таки исходил запах – муки, мяса, рыбы. Запах спасения и жизни. А значит, беднякам незачем уходить из города. Десятки, сотни тысяч орлеанцев не погибнут от голода. Они останутся жить.

Какой-то священник невдалеке завопил: «Слава Богу, к нам пришла помощь! Спасение! Да здравствует король!» В ответ люди, только что получившие помилование от смертного приговора, из последних сил закричали: «Слава Деве Жанне! Да здравствует Орлеанская Дева!». Никто не славословил Бога и короля. Все понимали, кому на самом деле город обязан спасением от голодной смерти.

– Видите ли… мадмуазель… если мы поведём армию к Орлеану мимо позиций годонов, они нападут на нас!

Капитан Дюнуа, батард Орлеана, снисходительно, как и полагается при обращении к несмышлёному ребёнку, пытался объяснить Жанне, почему нельзя вести армию в осаждённый город по правому берегу Луары. Однако на левом берегу армия уже побывала несколько дней назад и ушла оттуда ни с чем, даже не попытавшись атаковать Турель. Жанна не могла скрыть своё раздражение:

– Я вас не понимаю, Дюнуа! Ведь мы здесь именно для того, чтобы сражаться с англичанами! Они нападут на нас – отлично, дадим им бой на открытом месте, не придётся штурмовать их бастионы! Вы сами говорили, что на этом берегу их вдвое меньше, чем наших воинов, а ведь к нам ещё придёт ополчение из Орлеана!