Диктор сделал паузу, я вклинилась и, лишь чуть-чуть его опережая, чтоб папа мог сравнивать, начала сыпать сведениями про конструкцию ТФ-корабля. Про экипаж. Про направление полета. Про Свертку Пространства. Ну, и про все остальное — за полгода ежедневных передач уж как-нибудь можно было выучить! У папы и глаза на лоб:

— Техник ты мой славный!

Наклонился меня обнять — и Остапка упал с его колен на пол. Дернул разок-другой ручками-ножками — и замолк.

Я в слезы. Папа вскочил, затоптался на месте. Мама сама не своя прибежала из кухни. Туня слетела с дивана, антенны на себе обрывает с горя. Как же! Ее ребенок плачет! А узнала причину, успокоилась Подняла Остапку, отерла мне слезы:

— Не переживай, у этих кукол просто схемка слабенькая, вечно волосок стряхивается Сейчас будет порядок. Мелкий ремонт…

Сдернула с Остапки рубашонку, раскрыла ему живот, вытащила электронные потроха. И тут по видео началось…

Вышел на экран Председатель Всемирного Совета Антон Николаевич и, рубанув ладонью воздух, обратился ко всему человечеству:

«Друзья! Братья! Земляне! Я не буду тратить много слов.

Каждый из вас понимает значение сегодняшнего эксперимента.

Только трансфокальные корабли могут приблизить к нам звезды. Вы, кому нынче от пяти до пятидесяти! Вы достигнете на них любой точки Галактики Вашими глазами увидим мы иные миры. Да здравствует Знание! Слава Человеку!»

Я встала, смотрю ему в глаза через экран, не шелохнусь.

От пяти до пятидесяти — значит, он и ко мне обращается!

Антон Николаевич вышел из кадра, и на экране обрисовалось огромное кольцо корабля, повисшее за орбитой Плутона.

Накануне разведчики буквально проутюжили «Муравьями» стартовый куб Потом, когда «Гало» наберет импульс, ему уже ничто не страшно. А пока вакуум должен быть исключительно чистым…

Мне дядя Исмаил подробно о «Гало» рассказывал, и теперь я кое-что понимаю. Корабли класса ТФ возмущают и искривляют Пространство так, что точка вылета смыкается на миг с точкой цели. Это и называется Сверткой. А когда свернутое Пространство пружиной распрямляется обратно, корабль остается в месте назначения, будто кто-то взял и волшебным образом перенес его через миллиарды световых лет… Чего там говорить, здорово!

Пока я все это вспоминала, зрителям представили каждого из двухсот сорока космонавтов на фоне «Гало», в отдельной рамочке из звезд, со специальным стихотворением. Потом корабль отодвинулся, показались нацеленные на него косячки «Муравьев». Они и впрямь были как муравьи рядом со слоном.

Где-то среди них вместо Валеры Чикояни мой дядя. Жаль, связаться с ним невозможно: он бы в сто раз интереснее старт прокомментировал! Я украдкой помахала рукой: пусть ему солнышко блеснет, если он тоже сейчас про хорошее подумал!

Загремел гимн Земли.

Когда он отзвучал, наступила жуткая тишина. Мне показалось, она длилась целый час…

«Внимание! — раздался голос Главного ТФ-конструктора Антуана-Хозе Читтамахьи. — Даю команду».

«Включаю отсчет, — подхватили на Плутоне, в Центре Полета. Тридцать. Двадцать восемь. Двадцать шесть»

Мама со страху совсем зажмурилась. Папа, наоборот, широко раскрыв глаза, теребил галстук — как на хоккейном матче А Туня держала Остапку вниз головой, и мне сейчас было ни капельки его не жалко. Не до кукол.

«Четыре! — вели отсчет на Плутоне — Три. Два. Один… Пуск!»

Раньше ракеты после старта окутывались огненным облаком и поднимали рев А «Гало» нет. Он четыре с чем-то минуты будет импульс вбирать. И видеооператоры, не тратя времени зря, начали толчками кадры менять-кто как ждет и переживает. «Муравьи» гусиными клинышками выстроились.

Диспетчеры за пультом в Центре Полета безмолвно губами шевелят.

Антон Николаевич подался вперед, замер.

Читтамахья почти и не смотрит в сторону «Гало», раскуривает трубку со своим знаменитым чубуком.

В Москве на Красной площади, приостановясь возле экрана-гиганта, аплодируют прохожие.

Пассажиры в поездах гравистрелы повернулись в одну сторону — к изображению.

Альпинисты, посвятившие свое восхождение на Джомолунгму новой победе человека в космосе, закрывают варежками от ветра портативные видео.

Свободные от вахты космонавты «Гало» наблюдают самих себя на экранах.

Почетный караул у памятника Всем Погибшим в столице Марса Ареополе.

И по-прежнему на весь мир, на весь эфир — неслыханная тишина. Ни радиоголосов Ни музыки. Ни шорохов помех.

«Витя! Легкого тебе вакуума!» — вдруг тихо-тихо сказал Главный конструктор командиру «Гало» Горбачеву. Это он думал, что тихо. А на самом деле — на всю Солнечную систему.

Крупно — лицо Горбачева. Его «нетающий, припорошенный Звездами» взгляд…

И сейчас же кто-то из диспетчеров Центра:

«Свертка!»

Кольцо ТФ-корабля сплющилось, стало едва видимо.

А сквозь него Юпитер со спутниками проглянул. Малые планеты Церера и Ганимед — я их по телемаякам узнала. А ещё потом — сумасшедшее месиво Пояса Астероидов.

«Тан! Сбрось резерв! — закричал Читтамахья. — Введите нулевые. Режьте камеры, гасите канал!»

Я слышала эту артиллерийскую скороговорку, но смысл слов до меня не доходил. Впрочем, по тому, как засуетились диспетчеры, можно было без труда определить: что-то неладно.

В центре кольца возникло черное пятнышко. И через него, будто клецки в суп из тюбика, стали выдавливаться неровные серебряные обломки.

— Астероиды! — ахнула Туня.

На все ушли, наверное, доли секунды, даже меньше, потому что «Гало» сохранял полупрозрачность, а астероидов выдавилось всего три.

«Да заслоните же кто-нибудь его от Солнца, Санта-Сатурно!» — взревел Читтамахья.

Тотчас строй «Муравьев» сломался. Кто-то бросил свой неизмеримо крошечный кораблик в центр «Гало». Воронка в Пространстве всосала его наполовину. Кольцо мгновенно округлилось, дрогнуло, словно размытое маревом. И исчезло, оставив голый стартовый куб и распустившийся бутон «Муравья».

Я знала, как катапультируются разведчики, и сперва не обеспокоилась. Но потом поняла, что яркой, мерцающей огнями капсулы пилота нигде не видно. Оболочка корабля плавала пустая внутри, как яичная скорлупа. Экран скачком приблизил раскрывшийся кораблик. И я вскрикнула, узнав бортовой номер дяди Исмаила.

«Внимание! — резко скомандовал Председатель Всемирного Совета. Я и не подозревала, что у него может быть такой громовой голос. — Тревога номер один! Всем кораблям выйти в поиск. Грузовые и беспилотные вернуть в ближайшие порты.

Отменить регулярные рейсы, экскурсии, исследовательские дрейфы. Все средства обнаружения немедленно поднять!»

Тревога номер один. Она объявляется, когда пропадает человек.

«Антон Николаевич! Разреши мне лично участвовать в поиске!» На экране показалось изломанное болью лицо Читтамахьи. Зубами он стиснул обломок чубука.

«Нет, Антуан. Ты отвечаешь за «Гало». Там двести сорок…»

«Но ведь это по моей вине…»

«Перестань. Я сам руковожу поиском».

Папа взял маму за руку и попытался усадить в кресло.

Я думала, она будет плакать. Но мама лишь отмахнулась, не отрывая глаз от экрана, и неожиданно твердо приказала:

— Туня, уведи девочку спать.

Я чуть не потеряла дар речи.

— Прости, мамочка, я отсюда никуда не уйду.

— Ляля, что ты говоришь? — изумился папа.

— Да прекратите же, как вы можете! Ведь там дядя Исмаил!

Они примолкли и глядели на меня как-то по-новому, странно-странно. Я забралась с ногами на диван. И решила, не уйду до тех пор, пока дядю Исмаила не найдут, даже если на это потребуется целый месяц. Или целый год. В конце концов, не мог же он испариться бесследно на глазах у миллиардов телезрителей.

Тут у меня затеплился сигнал оун-вызова. И заодно зачирикал видеобраслет. Кому, интересно, я понадобилась? Татьяна, что ли, с сочувствиями? Ну и времечко выбрала!

Сосредоточилась я, настраиваюсь на связь. Включила изображение. Ой, дядя Исмаил! Дышит тяжело, как после бега. Но улыбается под шлемом широко, во весь рот.